Доверив князю Воротынскому защиту государства от крымского хана Девлет-Гирея, царь Иван оставшиеся войска, стрельцов и государев полк отправил в Великий Новгород для подготовки города к возможной осаде. Не очень-то он верил в победу князя Воротынского над татарами. Воеводами на Москве царь посадил Юрия Токмакова и Тимофея Долгорукова.

В самом начале июня, как только наладилась проезжая дорога, Иван Васильевич с молодой царицей Анной Колтовской, захватив своих сыновей Ивана и Федора, Малюту Скуратова и ближайших вельмож и сановников, тоже отбыл в Великий Новгород.

А немного раньше, еще по зимней дороге, он отправил туда для сохранения четыреста пятьдесят крытых возов с богатой казной, уложенной в лубяные короба.

Над Русской землей снова нависла грозовая туча. Крымский хан Девлет-Гирей, подстрекаемый турецким султаном и королем Сигизмундом, готовился к новому походу.

Глава тридцать пятая. «ЧТИ БОГА НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО ЭТО НЕ ОБИЖАЕТ ДЬЯВОЛА»

За пятьдесят верст до Киева казаки отобрали лошадей у крымских беглецов, тепло распрощались с ними и повернули обратно в Запорожье.

В воскресный день Петр Овчина вместе с товарищами подходил к замку Малый Каменец на реке Змеевке. Когда им оставалось не больше версты, в местечке ударили колокола православных церквей. Давно не приходилось слышать полонянам такого дружного и многоголосого звона.

Из замковых ворот показалась голова крестного хода. Кудластый поп Сергий из соборной церкви нес икону. Другие попы шли с крестами. За крестами несли хоругви, двигалась празднично разодетая толпа. На крестный ход собрались, наверное, все жители местечка. Шли и старые и малые.

Беглецы свернули с дороги и стали дожидаться у обочины. Анфиса с завистью смотрела на женщин со связками бус на шее, наряженных в пестрые плахтыnote 94.

Протопоп Сергий торжественно вступил на дубовые доски моста, прижимая к груди икону. И в то самое время из ворот замка вырвалась бешено мчавшаяся карета с гербами, запряженная шестериком разъевшихся жеребцов. Карета мчалась на мост. Послышались испуганные возгласы, крики людей, попавших под колеса кареты. Многие свалились в реку и стали тонуть. Ездовые, размахивая плетками, стегали обезумевших, перепуганных людей. Оскорбленные горожане остановили княжеских лошадей, сбросили в реку ездовых. И худо пришлось бы княгине-вдове, сидевшей в карете, если бы из замка не прибежали вооруженные слуги.

Горожане выдернули из заборов колья. Драка на мосту разгорелась с новой силой. Много было раненых. Досталось и иезуиту отцу Марку, сидевшему с княгиней. Кто-то открыл дверку кареты и ударил иезуита палкой по шее.

— Папежник, душехват, — кричали горожане, — католический недоверок!

Много разных разговоров наслушались крымские беглецы в тот день. Больше всего люди говорили о княгине Каменецкой. Отец ее, князь Александр Каменецкий, из древнего русского рода, до самой смерти был предан православной вере. И муж княгини был потомком славных киевских князей. Три года назад в расцвете сил он погиб в битве с татарами у Белогородской крепости.

И княгиня Ольга была благочестивой женщиной, чтившей русские обычаи. На второй год по смерти мужа, в год подписания Люблинской унии, она поехала в Вильню к своей подруге, недавно принявшей католичество. А там с ней произошли глубокие перемены. Виленский епископ Протасевич, узнав о богатстве молодой княгини, решил, что ее земли и деньги пригодятся католической церкви. По его совету подруга познакомила княгиню Ольгу с иезуитом, отцом Марком, мужчиной приятным, средних лет. Орден поручил ему вовлечение в католичество состоятельных молодых вдов.

Через год княгиня вернулась в свои владения. Ее сопровождали два иезуита и некий пан Казимир, обучавший ее польским манерам и польскому языку. Перекрещенная в латинскую веру, Ольга называлась теперь Мариной. Говорила она на странном языке, где половина слов была польских, и одевалась только так, как одевались знатные пани в Кракове. В Малом Каменце пошел слух, что иезуиты уговаривают ее написать завещание. После смерти княгини все земли, принадлежавшие ее предкам, должны стать собственностью католической церкви.

Чтобы пани Марина не попала под влияние своего прежнего православного духовника, один из иезуитов обязательно находился при ней и покидал, когда она отходила ко сну. По указке иезуитов княгиня заставляла своих слуг принимать католическую веру и говорить по-польски. Тех, кто не соглашался, она посылала на тяжелую работу и отбирала имущество. А некоторых, особенно упорных, велела заточить в подземелье замка. Многие слуги не соглашались изменить русской вере и бежали куда глаза глядят. Все это узнал Петр Овчина, и все же он был крепко уверен, что княгиня поможет своим, как-никак русская.

Раньше, до своего плена, он был ловчим, часто бывал в замке, и княгиня его хорошо знала.

Петр решил попытать счастья. На следующий день он с утра отправился в замок. Княгиня оказалась в церкви.

Войдя под низкие своды храма, Петр увидел бледного, перепуганного попа Сергия. Церковный склеп был открыт, и двое княжеских стремянных вынимали оттуда серебряный гроб с останками старого князя Александра, отца хозяйки. Княгиня приказала попу вскрыть гроб, но Сергий, дрожа от негодования и страха, отказался. Тогда иезуиты, находившиеся в церкви, сами сняли крышку, все перерыли внутри и нашли одни кости. Гроб поставили посередине церкви. Отец Марк сел за гробом на низенькой скамеечке, укрылся скатертью, а другой стал задавать вопросы княжеским костям.

— Александре, зачем же ты пришел?

— Избавления от мук ищу, — отвечал за покойника отец Марк.

— А почему раньше не искал?

— Не знал, что римская вера лучше.

Услышав разговор с покойником, Петр Овчина ударил зуб в зуб от страха.

После загробной беседы княгиня собственными руками перемыла кости своего отца водой, освященной иезуитами, пересыпала пахучими снадобьями.

А потом иезуиты запели по-латыни молитвы и стали перекрещивать останки старого князя в католическую веру и назвали его Станиславом… Гроб снова закрыли и поставили в склеп.

Выходя из церкви, княгиня увидела Петра Овчину и узнала его.

— Петро, неужто ты, откуда?

— Из плена татарского, пани Ольга, из самого Бахчисарая.

— Я не Ольга, — поправила княгиня и посуровела, — я Марина.

Петр, стараясь скрыть смущение, поклонился.

— Важное дело к вам, пани княгиня.

— Говори. — Лицо княгини было холодно и строго.

Оба иезуита подошли поближе и стали прислушиваться.

— В плену я слышал от самого мурзы Дивея, что крымский царь собирает большое войско и первого августа будет в Москве. Крымский царь хочет покорить Московское царство, уничтожить русскую веру, а православного царя Ивана Васильевича привести на веревке в Крым. А если победит ханский выродок Москву, то будет со всеми русскими так, как бывало прежде.

Петр Овчина снова рассказал все, что он рассказывал сечевым казакам.

— Что надо сделать? — Лицо княгини оживилось. Она ненавидела ордынцев, убивших ее любимого мужа, и хотела им отомстить.

— Надо упредить московского царя.

И Овчина хотел было попросить у пани Марины лошадей для себя и для своих друзей. Но в это время отец Марк подошел к хозяйке.

— То хорошее дело, что крымский царь победит московского, — сказал он. Его нежные пухленькие ручки сжались. — Того бог давно хочет. Московский — наш главный враг. Надо, пани Марина, мессу отслужить за дарование татарам победы. Его величество король Сигизмунд-Август в давней дружбе с турецким султаном и крымским царем.

— Ты слышишь, что сказал святой отец? — Лицо княгини снова стало строгим.

Петр Овчина с испугом посмотрел на нее.

— Упреждать москаля не стану. Пусть татары его воюют… А тебя завтра в латинскую веру перекрестим… Имя себе придумай католическое, слышишь?

И княгиня, шелестя длинной юбкой, вышла из церкви. За ней, как две черные тени, следовали иезуиты.