А Уэйд Ливингстон, вжимаясь спиной в дверцу машины, смотрел на все это словно загипнотизированный.

— Кто вы? — спросила Леона.

— Я же вам сказала, Тутс Кайли. Отдайте мне эту штуку, ну пожалуйста.

Леона колебалась.

— Ну, давайте же, Леона, — сказала Тутс. — Есть более подходящие способы, поверьте мне.

Леона посмотрела ей в глаза.

— Вы офицер полиции? — спросил доктор. — Если так, то я хочу выдвинуть обвинение против…

— Вы полагаете, вашей жене это понравится? — спросила Тутс, действуя исключительно по наитию. И лицо доктора побледнело.

— А вот я так не думаю, — сказала Тутс.

Туман над водой начинал рассеиваться и рваться, и сквозь него уже проглядывал горизонт. Элиза сидела рядом с матерью, обессиленная своей обличительной речью с признанием в убийстве. Она поставила знак равенства между своей любовью к Джонатану Пэрришу и неким фильмом сомнительной направленности, и вот теперь она сидела, втиснув свои руки в руки матери, словно кадры этого фильма все еще мерцали и мерцали на экране ее сознания.

— Мисс Брэчтмэнн, — сказал Блум, — возвращались ли вы в дом Пэрриша в какое бы то ни было время после дня убийства?

Типичный голос полицейского. Ровный, лишенный эмоций.

— Да.

— И с какой же, простите, целью?

— Найти фотографии.

— Был ли кто-нибудь в доме, когда вы туда пришли?

— Вы же знаете, что был.

— Мисс Брэчтмэнн, не мог бы я теперь получить оружие и фотографии, указанные в ордере на обыск?

— Я покажу вам, где они. — Она, высвободила свои руки из рук матери, встала и сказала: — Все в порядке, мама. Правда.

Потом она повернулась к ним, к Мэтью и Блуму. Солнце теперь уже почти пробилось сквозь туман. Высокие стеклянные окна ожили от этого света.

— Никто даже и не подсчитал, — сказала она и улыбнулась.

Она смотрела на Мэтью. Быть может, потому, что Блум был полицейским, от которого, ей казалось, она не могла ожидать никакого сострадания. А может, потому, что включила и свою мать в число тех, кто не подсчитал. Она смотрела на Мэтью с улыбкой на лице.

— Вы понимаете? — спросила она.

— Нет, извините, я не…

— Ребенок-то родился в августе. — Улыбка все еще не сходила с ее лица. — С Эбботом я была вскоре после Рождества. В самом конце декабря. Теперь вы понимаете?

Мать уставилась на нее. Мэтью уже понял и подсчитал.

— Ребенок был доношенным, — сказала Элиза.

— Элиза, что ты…

— Я забеременела в ноябре, и ребенок родился точно в срок.

— Что?

— Это ребенок Джонатана.

Софи Брэчтмэнн поднесла руку ко рту.

— Он этого и не знал — ну разве не смешно? В ту ночь, когда я пришла рассказать ему… ну понимаете, это была та ночь, когда он решил… ну… объяснить мне, что из этого никогда ничего не выйдет, та самая ночь, когда он сказал… когда распрощался со мной. — Элиза пожала плечами. Она все еще улыбалась. — Вот я и пошла к Эбботу, в его жалкую комнатенку. В гневе и в… в…

— Элиза, — простонала ее мать.

— Какой прекрасный ребенок у нас был, — сказала Элиза. — У меня и у Джонатана.

— Элиза, дорогая…

— Какой прекрасной семьей мы могли бы быть.

— Дорогая, дорогая…

— Ох, мама, — сказала она и разрыдалась. — Мне так жаль, мне ужасно жаль, пожалуйста, прости меня.

— Дорогая моя золотая девочка…

Мэтью смотрел на них. «Вот дом, который построил Джек, — подумал он. — А вот и конец дома, который построил Джек».

Было три часа дня. Тутс и Уоррен сидели в конторе Мэтью. Тутс рассказала им, что Леона с доктором находились в интимной связи. Здесь не было сомнений, и теперь с этой связью покончено.

— И что же в итоге мы должны сказать Фрэнку? — спросил Уоррен.

— Я пока что не знаю. Надо подумать.

— Я имею в виду… с этим ведь покончено, Мэтью. Ну… дашь мне знать, какого рода отчет тебе нужен.

— Ладно, — сказал Мэтью. — Вы оба отлично поработали. Надеюсь, мы еще поработаем вместе, мисс Кайли.

— Тутс, — сказала она.

— Не хочешь ли сходить выпить пивка или еще чего-нибудь? — спросил ее Уоррен.

— С радостью, — сказала она.

— Мы еще поговорим, Мэтью, — Уоррен улыбнулся и вышел следом за Тутс.

Зазвонил телефон. Мэтью снял трубку.

— Звонит Ирен Маккоули по пятому каналу, — сказала Синтия.

Он нажал на кнопку.

— Алло?

Было десять минут четвертого. Ирен звонила, чтобы сообщить ему: ночью в больнице умерла Хэлен Эббот.

— Я пыталась до тебя дозвониться рано утром, — сказала она, — но ты уже уехал. Этот сукин сын с ней такое сделал.

— Кто? — спросил Мэтью.

— Хэрли. Она, умирая, назвала его имя. Полиция его разыскивает.

— Полиция уже его получила, — сказал Мэтью. — Я позвоню им и добавлю еще работенки по тому же направлению.

— Мэтью…

— Да.

— Ребенок тоже умер.

— Очень жаль, — сказал он. И подумал, что это уже полный конец дома, который построил Джек.

В пять часов он снова встретился с Леоной в Марина-Лоу. И первым делом она сказала:

— Я ведь говорила тебе, что у меня нет никакой интрижки, не так ли?

— Это технические подробности, — сказал Мэтью.

— Нет, Мэтью, мы ведь уже покончили с этим.

— Он уже покончил с этим.

Она посмотрела на него.

— Откуда такие подробности?

— У нас есть магнитофонные записи. Это жучок спас тебя от многих неприятностей, Леона. Если бы Тутс не услышала разговора…

— Я бы пристрелила его.

— По всей вероятности.

— Почти наверняка.

Она отхлебнула из своей рюмки. Уже второе мартини.

— Ты слишком много пьешь, — сказал он.

— Я знаю. Так это Фрэнк приставил ко мне хвост?

— Да.

— Стало быть, я должна поблагодарить его.

— За что?

— Если бы мисс Кайли не поставила в моей машине жучок, я бы выстрелила в доктора Уэйда Ливингстона и убила его. А мисс Кайли была нанята Фрэнком, следовательно…

— Строго говоря, ее нанял Уоррен Чамберс, которого нанял я, по просьбе Фрэнка.

— Все равно все возвращается обратно к Фрэнку.

— В самом деле?

— Ну, если именно он нанял…

— Ты знаешь, что я имею в виду, Леона. Должно ли все это вернуться к Фрэнку?

— Ох.

— Что мне ему сказать? Чего бы ты хотела?

Леона пожала плечами, подняла рюмку, осушила ее и знаком попросила официанта принести еще одну.

— Нет, Леона, — сказал Мэтью. — Больше ни одной. — Так что мне сказать Фрэнку?

— Позволь мне сказать ему.

— Хорошо, и что же ты ему скажешь?

— Все.

— И что потом?

— Я не знаю. Надо посмотреть.

— Когда началась эта история с Ливингстоном?

— Пару месяцев назад.

— Это не так плохо.

Она надолго замолчала, потом посмотрела прямо в глаза Мэтью и сказала:

— Я все еще люблю его, Мэтью.

— Тогда либо перестань любить, либо разведись, — сказал Мэтью.

— Ладно.

Мэтью тяжело вздохнул.

— Я очень сожалею, — сказала она.

— Ну да, — сказал он и снова вздохнул.

— В самом деле.

— Фрэнк ведь попросит моего совета, ты же понимаешь. Когда ты расскажешь ему, он захочет узнать мое мнение. Мы ведь с ним партнеры, Леона.

— И что же ты ему скажешь?

— Я скажу ему, что он должен сделать все, что в его силах, чтобы удержать тебя. И не думать о другом варианте, который мог бы подойти, когда ты трахалась с каким-то чужаком. Вот это я и скажу ему, Леона.

— Спасибо, — сказала Леона.

И внезапно разрыдалась.

Пэрриш торопился успеть на девятичасовой рейс до Индианаполиса. Он уже упаковал вещи и собирался уходить, когда Мэтью зашел в гостиницу повидаться с ним в этот ранний вечер. Теперь, когда все обвинения с него были сняты, он хотел как можно скорее убраться из этой чертовой Калузы.

Он пожал Мэтью руку.

— Спасибо, — сказал он. И, понимая, что Мэтью спас ему жизнь, не имея ни малейшего представления о том, что же это за человек, Пэрриш произнес: — Если когда-нибудь будете в Индиане, заезжайте. Я буду счастлив вас видеть.