— А, чтоб тебя! — выругался он, поднимая фонарь и потирая левой рукой ушибленную ногу.

— Где уверенность, что ты снова меня не обманешь? — прошептала Сьюзен.

Разговор происходил в спальне Мэтью, в постели. Дождь хлестал по окнам и барабанил по крыше. Она уткнулась в его плечо. Они только что занимались любовью. Постель была теплой, теплым было и его тело — ей всегда нравилось в нем то, что в постели он был горячим, как печка. Когда-то в прошлом, когда они только что поженились, она всегда в холодные ночи прижималась к нему и согревала стынущие ноги, а он никогда не отодвигался от нее, всегда позволяя ей поджариваться на огне своего тела.

— Потому что, если это случится, Мэтью…

Она глубоко вздохнула, теснее прижавшись к этому человеку, которого знала очень давно, или ей так казалось до той самой ночи, когда она обнаружила, что у него есть другая женщина. Узнала ли она его сейчас? Она заметила, что он ей не ответил.

— Ну, что? — еле слышно спросила она. — Снова меня обманешь?

— Нет, — ответил он, — никогда.

Вот подходящий ответ. Нужно быть дураком, чтобы ответить иначе. Некоторое время она молчала, прислушиваясь к шуму дождя. Затем спросила:

— Как ты думаешь, у Леоны кто-то есть?

— Что? — не понял он.

— У Леоны. Я думаю, что у нее кто-то есть.

— Нет.

— Или она ищет себе кого-то.

— Нет, я так не думаю.

— Она одевается как женщина, подающая сигнал.

— Она всегда так одевалась.

— У нее, по-моему, хорошая фигура.

— Да, конечно.

— Ах, ты заметил?

— Заметил.

Сьюзен снова некоторое время молчала. Дождь барабанил по крыше. Гром и молнии прекратились, звуки дождя создавали в спальне атмосферу уюта и безопасности.

— Ты мог бы переспать с Леоной? — спросила она. — Если бы подвернулась такая возможность?

— Конечно нет.

— Я имею в виду, если бы она в один прекрасный вечер пришла к тебе и сказала: «Мэтью, я всегда тебя хочу…»

— Она меня не хочет.

— Я сказала «если бы». Ты бы переспал с ней?

— Нет.

— А почему? Только потому, что Фрэнк — твой партнер?

— Да. И еще потому… В общем, просто — нет.

— Мне кажется, она ищет, с кем бы переспать.

— Только не со мной, — сказал Мэтью.

— Ну, с кем-нибудь.

— Надеюсь, это не так. Это убило бы Фрэнка.

— Меня тоже, — сказала Сьюзен, — если бы ты с ней переспал.

Она с трудом различала его в темноте.

Она сидела съежившись в углу комнаты. Комната была сырой и холодной, пропахшей ее испражнениями. Клоки рыжих волос разной длины торчали во все стороны на ее голове. Он побрил ее и снизу. Она сидела — замерзшая, голая и остриженная, со связанными руками и ногами. Он так и не снял путы. Скомкав тряпку, он засунул ее ей в рот, плотно заклеив липкой лентой. Последний раз он покормил ее два дня назад, с тех пор она ничего не ела. Она подумала, что он собирается уморить ее голодом.

— У тебя есть ответ? — спросил он. — Насчет того, смогу ли я когда-нибудь снова стать в тебе уверен?

Она кивнула.

— Значит, есть?

Она снова кивнула.

— Ты хочешь сказать мне об этом? Потому что мне кажется, у меня есть собственный ответ, но приятней услышать твои соображения.

Он подошел, обогнув генератор, и встал над ней. Она старалась не показывать, что испугана, хотя ей действительно было страшно. Она пыталась не забиваться в угол, но непроизвольно сделала это.

— Я не хочу делать тебе больно, отклеивая ленту, — сказал он, — ведь это больно, правда? — Он улыбнулся и полез в задний карман своих джинсов. Что-то мелькнуло в его правой руке, она уставилась в темноту, пытаясь разглядеть, что это…

Садовые ножницы.

Он подсунул один конец ножниц под ленту. Она почувствовала холод лезвий на затылке. Он щелкнул ножницами. Лента треснула. Он оторвал ее от лица и губ.

— Выплюнь. — Он подставил руку.

Она выплюнула тряпку.

— Хорошая девочка, — сказал он.

Во рту у нее пересохло, в нем стоял вкус тряпки.

— Теперь ты хочешь сказать мне, — спросил он, — как я смогу быть в тебе уверен?

— Ты можешь быть уверен во мне, — ответила она. Во рту появилась наконец слюна. Она облизнула губы.

— Ну, как, Кошечка? Я ведь и раньше думал, что могу быть в тебе уверен, ты же знаешь.

— Да, но теперь все будет по-другому.

— Потому что у тебя больше нет волос, ты хочешь сказать? Потому что мужики теперь больше не будут считать тебя красавицей?

— Но мои волосы…

— Твои волосы снова отрастут, да?

— Если только ты… если не…

— Значит, ты не хочешь остаток жизни проходить без волос, так?

— Нет, но…

— Тогда как я могу доверять тебе, если снова позволю отрастить волосы?

— Ты можешь доверять мне.

— Каким образом, Кошечка?

— Пожалуйста, не называй меня так.

— Ах, тебе не нравится это имя? Я думал, ты любишь, когда тебя так называют. Тебе, кажется, это имя нравилось?

— Нет, никогда.

— А по-моему, нравилось.

— Нет, неправда.

— Да брось ты, я тебе не верю, Кошечка.

— Послушай…

— Да?

— Если ты… если ты только позволишь мне…

— Да?

— Если ты выпустишь меня отсюда…

— Да?

— Я обещаю тебе, что ты об этом никогда не пожалеешь.

— Я все равно не верю тебе, Кошечка.

— Я обещаю.

— Нет, я все равно тебе не верю.

— Пожалуйста, поверь мне. Я никогда…

— Нет, я думаю, что моя идея лучше, Кошечка.

— К-к-какая идея?

— Как сделаться уверенным в том, что ты меня больше не проведешь.

— Я не сделаю этого, обещаю.

— Да, я знаю, что ты этого не сделаешь никогда.

— Честное слово, я не…

— Да?

— Я усвоила урок, честно!

— Да ну? Ты хочешь сказать, что отныне будешь хорошей девочкой?

— Да.

— Скажи это. Скажи, что будешь хорошей девочкой.

— Я буду хорошей девочкой.

— Отныне и во веки веков.

— Отныне и во веки веков. Навсегда, Я обещаю.

— Я знаю, — сказал он, — ты хочешь быть хорошей девочкой навсегда, Кошечка. И я хочу быть в этом уверен.

Он снова улыбнулся и подошел ближе.

— Хочешь, чтобы я разрезал твои веревки?

— Да, — ответила она. Ее сердце громко колотилось. Может быть, может быть…

— Вот этими самыми ножницами?

— Да, пожалуйста, разрежь мои веревки!

— Они достаточно острые, чтобы разрезать веревки, это уж точно.

— Тогда сделай это!

— Не беспокойся, я это сделаю, — сказал он, раскрывая ножницы.

Вельма увидела свет на втором этаже дома Маркхэмов.

Наверху были две спальни. Когда Прю была жива, она использовала меньшую под кабинет. У Карлтона внизу была своя небольшая комнатка, где он возился с часами. Часы были на всех стенах. Он нянчился с ними, оставляя у себя, и только убедившись в том, что они показывают точное время, относил в свой магазин.

У него, должно быть, фонарик, судя по тому, как прыгает лучик света.

Она сначала подумала, что это полиция. Полиция уже давно сюда не заглядывала. Может, им что-то понадобилось? Тогда почему бы им не включить свет? Зачем бродить в потемках?

Лучик света замер.

В той комнате, которую Прю использовала в качестве кабинета.

Снова двинулся. Снова остановился.

Это не мог быть Карлтон, снова забравшийся в свой собственный дом, потому что он находится в тюрьме, где ему и место. Возможно, это полиция. А быть может, она ошиблась в тот вечер, когда решила, что увидела Карлтона, разбивающего стекло в кухонной двери. Вдруг это был кто-то другой, кто явился снова, чтобы найти то, что не нашел в прошлый раз? Дело легче легкого — дом пустой, жена убита, муж в тюрьме…

Нет, она в тот вечер не могла ошибиться. Это точно был Карлтон.

Тогда кто же там сейчас?

Решив немедленно вызвать полицию, она набрала 9–11. Но к этому моменту Генри Карделла уже нашел то, что искал, и спускался по лестнице к парадной двери.