Она сидела спиной к открытой двери. Солнечные лучи, падавшие из высокого окна, превращали ее светлые кудряшки, выбившиеся из прически, в подобие нимба. Перчатки она сняла, пальцы были запятнаны чернилами. Итак, вопреки ее внешнему лоску на публике, писала она неаккуратно. Эмили склонила голову, занеся руку с пером над бумагой. Ее медлительность показалась ему меланхоличной, что, как он подозревал, обычно не было ей свойственно.

Малкольм постучал по двери.

— Леди Эмили, могу ли я поговорить с вами?

Она вскинула голову. И долгим взглядом уставилась за окно, на горы вдалеке, словно собираясь с силами. Она промедлила всего минуту, но Малкольму хватило и этого, чтобы подтвердить свои подозрения.

Эмили явно не собиралась легко сдаться будущему, на которое их обрек поцелуй.

Девушка повернулась к нему.

— Какая неожиданная встреча.

Это не было приглашением. Он вошел и закрыл за собой дверь.

— Со мной нет нужды притворяться. И мое появление не было неожиданным.

Она вскинула брови, когда он запер за собой дверь.

— Разве нам стоит оставаться вместе без присмотра, милорд?

— А что они сделают? Заставят нас жениться?

Она улыбнулась, на миг ослабив защиту.

— Мы все окончательно испортили, так ведь?

Малкольм не был уверен. Глядя на ее улыбку и искры в ее голубых глазах, он никак не мог поверить, что случившееся что-то «испортило».

— Это не входило в наши планы.

— Вы можете прекратить это. С Алексом. Просто скажите ему, что не станете на мне жениться. — Она снова повернулась к бумаге, игнорируя его.

Малкольм обошел стол и встал перед ней, закрывая свет так, чтобы тень его легла на бумагу. Эмили демонстративно собрала листки, постучала ими по столу, чтобы выровнять стопку, все так же не глядя на него, словно он был крестьянином, ожидающим милости.

Раздражение усилилось на порядок, и в этот раз он позволил себе отпустить поводья. Когда Эмили подняла взгляд, Малкольм надменно и оценивающе всмотрелся в ее лицо, затем демонстративно уставился на ее пышную грудь.

— Что ж, моим рукам вы подходите. Губам тоже, если быть до конца честным.

Глаза Эмили расширились от шока. Она смотрела на него, задохнувшись на миг, и Малкольм позволил себе улыбнуться.

— Так с чего бы мне говорить Солфорду, что я не хочу жениться на такой красивой девице?

Он редко использовал шотландские обороты в речи, его мать была англичанкой, как и бабушка и все предки по женской линии, и язык не вызывал в нем той же преданности, что и земли. Но Эмили этого не знала, и на шотландский оборот о «девице» широко распахнула глаза.

— Вашей жене требуется быть не просто «красивой девицей», — с сарказмом ответила она.

— Только не говорите, что предпочитаете быть любовницей. Вы будете искусны, я уверен.

Ее голос превратился в лед.

— Я не из того типа женщин. И вы не делаете себе чести, говоря подобное.

Она была права. Но внутренний голос говорил ему, что он должен дать ей шанс вырваться из ситуации, даже если он сам не собирается ее отпускать.

Малкольм пожал плечами.

— У нас впереди десятки лет, чтобы ближе друг друга узнать. Я собираюсь начать так, как намерен продолжить.

Что-то блеснуло в ее глазах.

— Я получила тот же совет.

— Однако, если вы считаете, что мы не подойдем друг другу…

Он ждал, чтобы она закончила фразу. Эмили отвела взгляд от его лица, но прежде, чем Малкольм решил, что это проявление скромности, он понял, что она рассматривает его с той же пристальностью, что и он ее. Ее взгляд прошелся по линии его подбородка, по горлу, огладил плечи, затем оценивающе опустился к паху. Он напрягся и сместил вес на одну ногу. Эмили улыбнулась — так же надменно, как он до нее.

Она поистине была дьяволом. И никогда раньше он не возбуждался от одного лишь взгляда.

— Нет, мы не сойдемся, милорд, — сказала она спокойно и возвышенно, словно зачитывая Библию. — Мне недостаточно «красивого парня», как вы могли бы выразиться.

— Я едва ли «парень». — Она захихикала, и он понял, что проигрывает, отвечая на ее слова как на оскорбление, а не комплимент.

— К тому же, — продолжил он, — если вы уверены, что мы не сойдемся, вам стоит сказать об этом Солфорду. Если вы готовы уничтожить свою репутацию ради того, чтобы избавиться от меня, ухаживания закончены.

— Если это ухаживания, то мне страшно представить свадьбу, — пробормотала Эмили. Он изогнул бровь, и Эмили залилась румянцем, прежде чем вернулась к теме. — Так что, вы хотите, чтобы я сбежала и позволила вам остаться с репутацией человека, который сделал со своей стороны все возможное для исполнения долга?

— Не я хочу избежать алтаря.

Она опустила перо в чернильницу и поставила на листе ленивый росчерк.

— А если я не попрошу у Алекса разрешения вас оставить?

Ее рука продолжала чертить завитушки, и Малкольм подумал о том, какая часть ее приданого уйдет на бумагу.

— Вы знаете, что сам я просить не буду. Солфорд меня уничтожит. Без усилий с его стороны мужчина, опорочивший девушку, получает черную метку. Мне от нее не отмыться.

— Так вы решили обвенчаться ради моей репутации? Или потому, что не хотите скандала?

Эмили подняла взгляд, и почва чуть не ушла у него из-под ног.

— Я женюсь на вас ради сохранения обеих наших репутаций.

Она поджала губы.

— Не ошибитесь, — быстро добавил он. — Меня устраивает положение дел. Но я готов был жениться хоть на вас, хоть на другой.

— Как романтично.

— А что мне остается делать? Так или иначе, мы с Солфордом подписали все бумаги этим утром.

Это ее действительно разозлило.

— Алекс все решил без меня? Вы даже не спросили меня, согласна ли я стать вашей женой.

— Вы хотите услышать формальное предложение?

Она яростно зачеркнула свои завитушки.

— Не глупите, лорд Карнэч.

Он наклонился над столом, оперся на руки и посмотрел ей в глаза.

— Только вы можете положить этому конец. Если вы этого не сделаете, свадьба состоится вне зависимости от ваших желаний.

Она не отвела взгляд.

— Вы не можете силой вызвать во мне симпатию.

— А разве я что-то говорил о взаимной симпатии?

Эмили выпрямилась на стуле и скрестила руки на груди.

— Если мы вынуждены жить вместе, было бы неплохо хоть немного радоваться обществу друг друга.

Что-то в ее защите подтолкнуло его к искреннему предупреждению, несмотря на безвыходность ситуации.

— Я не ищу женщину, обществом которой могу наслаждаться, — сказал он. — Мне нужна жена, которая будет мне подчиняться, устраивать правильные приемы и сможет родить наследника. Если вы предпочитаете удовольствие, то предложения стать моей любовницей я не отменял.

Ее рука дрогнула, словно Эмили с трудом удержалась от пощечины. Вместо этого она резко встала, накрыла ладонями его руки и наклонилась вперед, копируя его позу.

— Если я и стану любовницей, то не вашей. Но я не могу отказаться от сделки, поскольку хочу остаться в обществе.

Бесконечно долгую минуту они смотрели друг другу в глаза. Ее губы были так близко, что мужское достоинство Малкольма стало болезненно твердым и он почти подался вперед, чтобы поцеловать ее.

И, помоги ему Боже, она выглядела готовой к поцелую.

Но стук в дверь заставил их отшатнуться друг от друга, хотя его руки едва не потянулись за теплом ее ладоней, когда Эмили отпрянула.

— Я не готова к покорности, и вам лучше лично поговорить с Алексом, — прошипела она очень четко и яростно в наступившей тишине.

А затем пригласила стучавшего войти, оставив за собой последнее слово. Он отвернулся к окну. Слуги были лояльны, потому что почти все они приходились Малкольму дальними родственниками, но все же не стоило попадаться им на глаза с явной эрекцией в компании незамужней девушки, неважно, обручена она с ним или нет.

Однако это оказались не слуги. Вошла Пруденс.

— Леди Эмили, мы с матерью уезжаем сегодня, — сообщила она, не тратя времени на приветствия.