сказал про них командир роты,

смышленые, послушные. Комсомольцы...Дома я сказала:Непорядок! Собрали молодежь в одном месте. Надо отделение Зияева расформировать по всем взводам – пусть молодежь тормошит своих земляков.Правильно, умница! – поддержал меня командир полка.Жалко разлучать, – улыбнулся комиссар, – они все из одного района. Добровольцы.Александр Васильевич, вы бы чайхану для своих узбеков на передке устроили, что ли, – сказала я, – за полдня отоспятся, а потом? Ведь скучают люди, а собраться вместе негде. Самовар раздобыть можно и чаю хоть фруктового тоже. Вот только сахару...Настоящий узбэк чай пьет без сахару. Я уже думал о чайхане. Но сейчас не стоит затевать, скоро двинемся вперед, а вот как опять встанем в оборону, тогда организуем и тебя чайханщицей назначим.Опять встанем? Мало мы стояли!А ты думала, так и пойдем до самого Берлина? Чувствуешь, что на юге делается? Гитлер в этом году думает нас задушить. К Волге рвется. Так-то, Чижик-политрук. – Комиссар вздохнул. – Тяжелое это будет лето.Как-то я дольше обычного задержалась в третьей роте: учила молодых узбеков русскому языку, а они меня узбекскому. Не знаю, легко ли давалась учеба моим подопечным, но я определенно делала успехи. Сколько же узбекских слов я знаю: яман, якши, акбар, чирок, бар, синглим, уртак, аскер... И еще выучу. Вот будет фокус, если в один прекрасный день заговорю с Александром Васильевичем на его родном языке!Я быстро шла по узенькой тропинке, по сторонам которой во множестве поблескивали озерца грязноватой воды, не просохшие после вчерашнего дождя. Настроение мне испортил старший лейтенант Устименов. Мы столкнулись нос к носу, и он не уступил дорогу. Это единственный человек в полку, который мне неприятен. Антипатия обоюдная – Устименов тоже меня не любит, никогда не здоровается – проходит, как мимо пустого места. Он красив, этот минометчик. Ростом и подбористой фигурой под стать Федоренко, но у него белое, слишком холеное для мужчины лицо, и красные губы всё время кривятся, как две жадные пиявки. Он знаток своего дела и требовательный командир, но в полку Устименова недолюбливают, в особенности Димка Яковлев. Устименов пытался оклеветать товарища, погибшего в честном бою. Было это давно, еще в самом начале войны. Многие забыли неприятную историю, но Димка не забыл и никогда не забудет. Такой уж это непримиримый парень – ученик комиссара Юртаева. И Мишка Чурсин – юртаевской школы. Собирается Устименову “начистить клюв” за грязные разговоры о женщинах. Я заметила, что и комиссар Юртаев не питает симпатии к командиру полковых минометов. Как-то после совещания Антон Петрович проводил Устименова восхищенным взглядом: “Нет, каков орел!”Александр Васильевич многозначительно усмехнулся: “Орел-то орел, да только не дальнего полета...” И вот мы стоим друг против друга, как два упрямых барана. Минометчик кривит толстые губы в презрительной усмешке, но я чувствую, как мое лицо перекосила не менее ядовитая гримаса. Я всегда готова уступить старшему по званию и возрасту, но только не такому! Ты невежа, и в грязь полезешь ты! И дело тут не только в начищенных сапогах – черт с ними, с сапогами! В моем лице ты не уважаешь женщину, а раз так – по-твоему не будет!Не знаю, сколько бы мы так еще стояли, если бы не комбат Пономарев. Он возвращался из штаба полка на оборону и нарушил наш молчаливый поединок. Победа осталась за мной: в грязь ступил Устименов. В овраге на меня налетел Петька Ластовой:Где ты шатаешься? К тебе тут приходили.Кто?Капитан один щербатый, вот кто!Сам ты щербатый, а ему немец зуб в рукопашной выбил... Где же он?Ушел. Ждал, ждал и ушел.- Как жаль, – сказала я упавшим голосом. Петька захихикал:Ну, старший батальонный комиссар ему небось вкрутили! Они ему, поди, показали, как женихаться

Что ты мелешь?! Как он попал к комиссару?А так и попал. У меня не спросился. Свататься приходил.Болтун! Говори дело!Петька криво усмехнулся, поигрывая новеньким автоматом:,- А я и говорю дело. Когда он пришел, у комиссара в аккурат комсорг сидел. А я на ступеньке автомат чистил. Всё слышно было. Вот твой и говорит: “Отдайте Чижика за меня замуж!” Да... Ну комиссар вроде бы ничего сперва. Смеяться стали... А комсорг как саданет кулаком по столу да как заблажит: “Я ей покажу замуж! Она у меня в два счета из полка вылетит!” Тут и комиссар закричали, и твой тоже. Я просунул голову за плащ-палатку, чтобы послушать, что дальше будет, а комсорг иувидел. “Брысь!-говорит, – отсюда. Скройся!” Ну я и ушел.Я глядела на своего приятеля и ничего не понимала. Свататься пришел!.. Замуж? Зачем?.. Прямо к комиссару! Без меня... Тут что-то не так. Но по Петькиным глазам я видела, что он не врет. А сердце мое бухало где-то совсем не на месте...Ну, комиссар с меня шкуру спустит!.. – это я сказала вслух.Пожалуй что да! – согласился Петька. – Он у нас таковский!..С Петькой разговаривать было бесполезно – одно расстройство. Надо идти к комиссару. Но с какими глазами!.. А может быть, подождать, пока вызовет сам?.. Нет уж, чего тут ждать! Семь бед – один ответ.Комиссар был в землянке один. Что-то писал и, не поднимая от бумаг головы, махнул мне рукой, чтобы села. Я сидела не шевелясь и сосредоточенно разглядывала большого рогатого жука, копошащегося в пазу щелястого пола.Но вот комиссар отложил в сторону карандаш, снял очки и, протерев их маленьким кусочком замши, посмотрел на меня долго и пристально. Я заерзала на табуретке, как на раскаленной сковородке. Александр Васильевич, сказал очень спокойно:Приходил капитан Федоренко.Я промолчала.Официально просит твоей руки, – продолжал комиссар.Фу ты, как пышно! – сказала я. – Как в старинном романе. А я еще и замуж-то не хочу.Александр Васильевич усмехнулся:- Так примерно я и сказал жениху. Девчонка, ветер в голове.Это мне не понравилось, но возразить я не осмелилась. – Между прочим, он уезжает. – Комиссар опять поглядел на меня испытующе.У меня пересохло во рту, и еле слышно я спросила:Куда?По всей вероятности, его направят на учебу в академию. И будет это, пожалуй, в первых числах сентября. Вот потому он и делает тебе предложение. Ну, так как же ты к этому относишься?Я осторожно спросила:А вы?А что я? Разрешу или не разрешу – финал известный... Так пусть уж лучше всё будет по закону.Александр Васильевич! – Я схватилась руками за пылавшие щеки.Я сорок лет Александр Васильевич! Сиди и слушай. Ты думаешь мне делать нечего, кроме как сватовством заниматься? Я с Федоренко разговаривал не так, как с тобой, а как мужчина с мужчиной. Все доводы “против” ему привел. Но парень упрям. Он и мысли не допускает уехать без тебя. Видимо, по-настоящему любит. А вот ты – сомневаюсь... Ну что ты вертишься, как сорока на колу? Сиди спокойно.Хорошенькое дело: “сиди спокойно!” Усидишь тут!- Отвечай прямо: хочешь замуж или нет?Ох, не знаю... Александр Васильевич, милый, дорогой, мне очень стыдно, но он умный, красивый, храбрый.” лучше всех... – я заплакала, – и если он уезжает, то я...Хоть сегодня замуж,

добавил за меня комиссар.

Ладно. Так и запишем. И чего, спрашивается, ревет? Ну, закрывай шлюзы. Довольно. Честно говоря, мне эта затея не по душе. Не такое сейчас время, чтобы свадьбы играть. Он мог и один уехать. Разлука любви не помеха. Но раз уж так – пусть будет так. Запишетесь первого сентября. Ну что ж? Сыграем свадьбу – удивим всю дивизию. Так- то, фронтовая невеста.Я вытерла слезы и радостно закричала:- Дост! Рахмат, уртак! [Спасибо, товарищ {узб.).]Комиссар удивленно приподнял брови, и я выпалила весь запас узбекских слов. Александр Васильевич улыбнулся:Я вижу, общественное поручение тебе на пользу. Что ж, молодец. Между прочим, капитан просил отпустить тебя завтра к ним в гости. Он с товарищами хочет это событие немного отметить.А вы отпустите, Александр Васильевич?Казнить – так казнить, миловать-так миловать!- решил комиссар. – Иди. Но... .- он поднял большой палец вверх, – к ночи домой! Он дал мне слово.- И я даю,Я опять справлялась с вечера. Хотелось бы приодеться, но не было ни платья, ни туфель. Всё та же гимнастерка, русские сапоги да на выбор штаны или короткая юбка – вот и весь мой предсвадебный гардероб... Может быть, прическу устроить? Несолидно как-то-невеста с косичками... Стала накручивать волосы на тряпки с бумажками, а они не накручиваются, только путаются – слишком длинные. И как крутить: вверх или вниз? Пошла к Петьке за советом. Петька сердито засопел носом:Еще чего! Что я, парикмахер, что ли? Иди к Лазарю – он научит.Так ведь Лазарь тоже не парикмахер!Он до войны вашего брата чесал.Чесал! Балда.Рыженький Лазарь – телефонист замахал руками, закартавил:Я не пагикмахег!Но ведь Петька мне сказал...Петька-таки наплачется у меня за тгепотню!Ну, Лазарь, миленький, как же быть? Я невеста, и завтра меня будут поздравлять, хотелось бы выглядеть хорошо, а я не умею...Так у тебя помолвка, что ли? Это интегесно! Давай тгяпки!Локоны получились отменные и челка красивой волной. Первый раз в жизни я напудрилась для солидности – совершила преступление: как только Петька куда-то отвернулся, отсыпала зубного порошку в бумажку из... Комиссаровой коробки.Все были дома: и Федоренко, и комиссар Белоусов, и Карпов.Фу ты, какая финтифлюшка! – фыркнул Лешка и обошел вокруг меня. Он даже потрогал волосы пальцем. – Настоящие? А я думал, парик. – И вдруг захохотал: – Мишка! Да она рыжая, как лиса, твоя невеста! Откажись, пока не поздно, ведь рыжие все до одной ведьмы.Сам ты рыжий, а я блондинка! Верно, товарищ комиссар?Блондинка с рыжинкой, – подтвердил Белоусов. – Что он понимает? А зачем ты лицо мукой обсыпала?Ну вот и вы ничего не понимаете в. женской красоте! Ведь это же я напудрилась! Зубного порошку у Комиссарова ординарца украла...Пока остальные смеялись, Федоренко, улыбаясь, вытирал мне лицо носовым платком:- Тебе совсем не надо пудриться.Сговор, помолвку или что-то в этом роде праздновали в Кузином блиндаже. Кузя выставил праздничное угощение: кашу гречневую с тушенкой, грибы на сковородке, масло и печенье – весь свой дополнительный командирский паек, наверное, пожертвовал для такого случая.Выпьем за здоровье жениха и невесты! – сказал комиссар Белоусов и чокнулся своей кружкой со мной и Федоренко. Карпов и Кузя закричали:Горько! Горько!Чего заревели? Что это вам, свадьба? – осадил их комиссар.Будем мы ждать до свадьбы! – захохотал Кузя. – Горько!Где-то очень близко ударил минометный залп. Кузя сказал:- Гляди-ка! Салют в честь жениха и невесты.- С потолка прямо на стол посыпался песок.Комиссар укоризненно покосился на Кузю:Хоть бы палатку над столом догадался прибить! Тоже мне хозяин! Песок скрипит на зубах.Я не замечаю, – буркнул Кузя.Да ты и жареные гвозди съешь.Выпили отдельно за жениха и отдельно за невесту, потом за родителей жениха, а когда очередь дошла до моих родителей, Федоренко встал:-У моей невесты нет родителей. Я предлагаю тост за здоровье старшего батальонного комиссара Юртаева. Выпили и крикнули “ура”. Молодец. Выпить за Александра Васильевича не грех.Вместо сцены я использовала единственную Кузину табуретку. Боясь, что она перевернется, Федоренко всё время стоял рядом, но я чувствовала себя очень ловкой, почти невесомой и, отплясывая “Карамболину”, так вертела воображаемым шлейфом, что даже самой было смешно. А потом мы с Кузей на пару “разделывали под орех” модную в нашей дивизии вологодскую “Махоню” с припевками. Кузя ревел, как дьякон с амвона, но я его перекричала и дробила, не жалея ни каблуков, ни собственных пяток. А мой партнер выдавал такие замысловатые коленца, что Грязнов от смеха путал лады баяна, а зрители держались за животы.Ох, Махонька росточком мала, Ох, Махонечка на горке жила...Кузя, войдя в раж, налетел на раскаленную печку-бочку, и у него задымились новые галифе. Карпов проворно окатил его водой из термоса. Но вместо благодарности Кузя начал ворчать и ругаться, а мы хохотали до слеэ. Грязнов чуть баян не уронил.- Ну вас, ребята, к дьяволу, – сказал комиссар Белоусов, вытирая покрасневшее лицо большим носовым платком.