Арестованных сажали в грузовики и отвозили в Лихтерфельде, где запихивали в угольный подвал здания кадетского корпуса.
Тем временем начался розыск группенфюрера Карла Эрнста. Вдоль дороги в Бремен, на перехват его «мерседеса», были посланы небольшие самолеты. В конце концов его отыскали, затолкнули в самолет и привезли в Берлин, а оттуда в Лихтерфельде. Он просто не мог поверить, что все это происходит с ним, и был убежден, что произошел антигитлеровский мятеж, поднятый герром Реакцией и его друзьями. Он был уверен, что фюрер скоро соберет штурмовиков и освободит его. Ближе к развязке он даже решил, что Геринг сумел арестовать и Гитлера, и, когда его поставили у стены, вызвал кривые усмешки у расстреливавших его эсэсовцев, крикнув перед смертью: «Хайль Гитлер!»
Затем — все это происходило 30 июня — состоялись массовые расстрелы. Коричневорубашечников выводили группами из подвала, эсэсовцы разрывали им на груди рубашки, рисовали углем вокруг левого соска круги, чтобы было легче целиться, и ставили вдоль стены, в пяти метрах от расстрельной команды из восьми эсэсовцев. Эти последние были лучшими стрелками, но их поставили совсем близко для полной гарантии, что они не промахнутся, и их жертвам не потребуется coup de gräce[9]. Скоро стена позади покрылась ошметками окровавленной плоти, но никому даже в голову не пришло смывать их в перерывах водой из шланга.
Тем временем Геринг вернулся домой в свой дворец на Лейпцигерплатц, где продолжал поддерживать связь с Гитлером и совещаться с Гиммлером и Геббельсом. Иногда схваченных на улице или арестованных дома штурмовиков приводили показать ему, и, сверившись со своим списком, он решал их судьбу. Привели к нему и фон Папена, вице-канцлера, на счастье, последнего. Геринг знал, что и Гиммлер, и Геббельс хотели его смерти. Сам он совершенно не испытывал симпатии к этому прожженному интригану, скорее презирал его, но знал, что фон Папен — близкий друг старого президента и хорошо известен за рубежом. Его смерть могла вызвать там сильный резонанс. Поэтому Геринг оставил фон Папена у себя до тех пор, пока Гиммлер с Геббельсом не покинули его дом, после чего приказал своим людям отвести его домой и держать под домашним арестом.
— Геринг спас мне жизнь, — впоследствии скажет фон Папен.
Однако он не сделал ничего ради спасения генерала фон Шлейхера, так как полагал его присутствие в Германии опасным для режима и не был расстроен, когда услышал, что двое эсэсовцев застрелили фон Шлейхера и его жену, «когда те пытались спастись бегством». Скоро до него дошли известия, что расстрелы в Лихтерфельде не прекращаются, и он понял, что Гиммлер и его главный помощник Рейнхард Гейдрих воспользовались случаем, чтобы свести старые счеты.
Под их пулями падали не только коричневорубашечники, но и политики, правые и центристы, на которых они таили злобу. В их числе оказался Густав фон Кар, изменивший своему слову Гитлеру во время Мюнхенского путча в 1923 году; уже старый человек семидесяти двух лет, он был найден зарубленным в лесу, поблизости от Дахау. Был арестован, а потом застрелен в тюремной камере и Грегор Штрассер. Но угнетающе подействовало на Геринга убийство бывшего лидера «Католического действия» (распущенной Гитлером организации, объединявшей круги католических политиков) Эриха Клаузенера, бывшего руководителя отделом полиции в прусском министерстве внутренних дел. Он входил в число тех людей, за которых вступалась Эмма во время первой нацистской чистки в 1933 году. Клаузенер был честным человеком с опасной привычкой говорить то, что думал, и открыто высказывал свои взгляды членам СС, которые работали в его ведомстве.
Тогда Геринг, выполняя просьбу Эммы, сумел вытащить его из штаб-квартиры партии, куда его доставили, предварительно сильно избив, и перевел Клаузенера в министерство транспорта. Но затаенная злоба быстро не проходит, и теперь он услышал, что Клаузенер арестован эсэсовцами и умерщвлен.
Это окончательно убедило Геринга, что расстрелы пора прекращать. Штурмовики были уже разгромлены. Лишившись верхушки, они утратили потенциальную способность к мятежу и теперь были неопасны. Воскресным утром 1 июля он лично явился к Гитлеру и попросил его дать эсэсовским головорезам отбой.
Все это произошло в течение одного дня. Геринг представил список тридцати двух казненных штурмовиков, а Гитлер получил из Мюнхена и некоторых других городов еще сорок фамилий. Общее число семьдесят два Геринг позднее представил в рейхстаге как количество убитых и казненных. На самом же деле их было намного больше, но на тот момент о них никто ничего не сообщил, и лишь позднее стали поступать сведения о найденных трупах.
Гитлер, который весь день 30 июня находился в состоянии полуистерики, 1 июля начал успокаиваться, а встретившись с президентом Гинденбургом, совсем воспрял духом. Вместо того чтобы устроить ему разнос за учиненное кровопролитие, старик начал бормотать слова поздравления. «Когда того требуют обстоятельства, — примерно так заявил он, — никто не должен уклоняться от решительных действий. Если необходимо пролить кровь, пусть это случится».
Герингу он отправил следующую телеграмму:
«Министр-президенту генералу[10] Герингу, Берлин 088/телег. 4012
Примите мое одобрение и благодарность в связи с вашими успешными действиями по подавлению государственной измены.
С дружественной благодарностью и приветом
(Подпись) Гинденбург».
Схожая телеграмма была направлена и Гитлеру, и, опубликованные в газетах, они произвели на немецкий народ соответствующее впечатление. Как впоследствии написал Альберт Шпеер, «фельдмаршал первой мировой войны был для добропорядочных бюргеров личностью в высшей степени уважаемой… Еще с тех пор, как я был школьником, он служил для меня олицетворением самой власти. И то, что акция Гитлера была одобрена этим верховным арбитром, очень успокаивало».
Однако в качестве героя дня чествовали именно Геринга — как человека, который вдохновлял фюрера и своими умелыми действиями по ликвидации мятежа уберег нацию от кровавой гражданской войны. Теперь, когда он проходил по улице или проезжал в открытом автомобиле, публика приветствовала его одобрительными возгласами и аплодисментами.
«Это не случайно, — пишет дальше Шпеер, — что после путча Рема правые, представляемые рейхспрезидентом, министром внутренних дел и генералами, выстроились за Гитлером. Нет, этим людям не был присущ крайний антисемитизм, который исповедовал Гитлер, они вообще презирали этот выплеск плебейской злобы — их открытое проявление симпатии к Гитлеру после истории с путчем имело иное основание: в кровавой чистке 30 июня 1934 года было ликвидировано сильное левое крыло партии, представленное главным образом членами СА».
2 августа 1934 года, через двадцать лет после объявления мировой войны, которая сделала его знаменитым, генерал-фельдмаршал Пауль Людвиг Ханс фон Бенкендорф унд фон Гинденбург скончался в замке Нойдек. Ему было почти восемьдесят семь лет.
Не прошло и часа после смерти старого рейхспрезидента, как было объявлено, что теперь этот пост будет объединен с должностью рейхсканцлера и что Адольф Гитлер становится главой государства и верховным главнокомандующим вооруженными силами рейха. Против нововведения никто не возразил. Правые и средний класс были удовлетворены недавней чисткой и теперь были уверены, что избавлены от революции. Левые, если этот термин применять к коричневорубашечникам, были раздавлены, СА перестали представлять серьезное политическое течение, и их военно-политическая деятельность начала уступать место военно-спортивной. Рейхсвер был замирен и немедленно принес присягу новому главе государства.
Геринг не смог устоять, чтобы не воспользоваться драматическим моментом. Хотя он в самом деле глубоко переживал смерть старого солдата и, когда он собрал офицеров люфтваффе в министерстве авиации, чтобы сообщить им эту новость, его голос едва не срывался от волнения, целью сбора явилось не оплакивание смерти старого президента, а принесение клятвы верности новому.