Он нарочно замолчал, давая Перуну понять, что иного выхода у него нет. Зверь очень удивился, когда Сварожич согласился с ним. Но на самом деле у Ящера была своя тайная мысль — за два-три дня не только устанет и падет жеребец Велеса, сам Перун к концу погони станет иным, и тогда посмотрим, кто кого.

Словно связанные одной веревкой, два коня мчались к северо-западу, прочь от Пекленских гор. Расстояние между ними то сокращалось, то увеличивалось. Но погоня ни разу не потеряла следа своей жертвы.

Весна в тот год наступила необычно рано. Наутро после ночного пожара зарядил проливной дождь, продолжавшийся целых три дня, а едва он закончился, с южных полей и от низин потек туман. Он съел остатки снега, не уничтоженные дождем, и выглянула бурая, истомленная долгой зимой земля. Вскоре после этого опять зарядили дожди, но уже несколько дней, как прекратились и они. Земля успела подсохнуть под ласковым теплом солнца, и везде, где только можно, сквозь бурые комья прошлогодней травы и перепрелой листвы полезла молодая травка, и вскоре уже весело сверкали глазки первых весенних цветов. На деревьях набухали почки, с треском ломался на реках лед, кое-где начиналось половодье. С каждым днем становилось все теплее и теплее, и солнце все дольше задерживалось на небе, словно радуясь началу нового года. Мир старался поскорее уничтожить любые напоминания о зиме и той трагедии, что случилась в последние ее дни в замке патриарха Сварга.

Но Диву не радовало это великолепие природы. Не находя себе места, металась она по своим покоям. В день родов Диву перенесли в милые ее сердцу комнаты, где она жила до встречи с Перуном — в Девичью башню. Ни у кого не поднялась рука снова запереть женщину с новорожденным ребенком в темнице. Теперь вся башня от чердака до подвала принадлежала ей — как вскоре узнала Дива, Жива уехала отсюда несколько дней назад и не спешила возвращаться. Это огорчило женщину — Жива, пожалуй, сейчас была единственной, кого она хотела видеть.

Жена Перуна не считалась больше узницей — она могла выходить из комнат, и. никто при этом не следил, куда и зачем она отправилась. К ней то и дело заходили гости — чем-то помочь, рассказать о последних событиях в замке или просто посмотреть, как она постепенно приходит в себя. Стривер и Мера забегали каждый день и просиживали подолгу. Несколько раз приходили леди Лада и патриарх Сварг. Примчался как-то раз Смаргл — несколько минут молча оглядывал комнату, в которой жила жена его брата и, так и не сказав ничего серьезного, повернулся и ушел.

Диву сейчас все это только раздражало и беспричинно злило. Каждый новый день она встречала чуть ли не со слезами на глазах, а провожала с радостной мыслью, что он ушел и больше никогда не вернется. Ей все меньше хотелось жить, особенно когда она думала о будущем.

Боль от потери сыновей не утихала, а с каждым днем становилась все невыносимее. Ночами она подолгу лежала без сна, пряча лицо в мокрую от слез подушку, и, затаив дыхание, прислушивалась к шорохам ночи. Ей все казалось, что души умерших мальчиков летают над ней и окликают мать. В самый первый день, как только Дива набралась достаточно сил, чтобы выйти, она пришла на пепелище. Там уже убрали остатки кузни и собирались делать пристройку к Девичьей башне. Некоторое время Дива бродила среди куч строительного мусора в тщетной надежде найти что-то, принадлежавшее ее сыновьям, и только соединенные усилия Меры и Стривера заставили ее наконец-то покинуть пепелище.

Единственной ниточкой, удерживающей ее на свете, стал последний ребенок — девочка, родившаяся раньше срока в страшные часы смерти ее старших братьев. Малышка росла на удивление слабой и болезненной. Она даже не плакала, как все нормальные дети, а попискивала тихо и тонко, словно потерявшийся щенок. Глядя на ее сморщенное розовое личико, Дива всякий раз замирала от ужаса, представляя, что будет с ребенком, когда вернется Перун и узнает, кого на сей раз родила жена. У него, несомненно, не дрогнет рука умертвить и дочку, особенно такую, единственного оставшегося в живых ребенка. Малышка, как назло, родилась с черными волосами, и это пугало Диву, поскольку грива Велеса была черной. Перун ни за что не поверит словам жены, уже запятнавшей свою честь. Даже если не захочет, ему придется покарать ее еще раз, а большего, кажется, она не вынесет. Дива знала, что Перуна нет в замке — он уехал давно, в ту страшную ночь, когда еще не до конца догорела кузня, и не собирался говорить, когда вернется. Каждый день Дива с тревогой ждала его возвращения и радовалась, что он до сих пор еще не появляется. Она была готова молиться всем богам. Чтобы с ним случилось несчастье в дальней, земле и он остался бы там навсегда, убитый или сломленный чарами злого колдуна, превращенный в послушного раба, не смеющего даже подумать о севере и ожидающей его там жене. Как бы спокойно она жила без него одна, предаваясь горю.

Однако жизнь не стояла на месте. Мысли о возвращении мужа и той каре, которая, несомненно, ее ожидает, сводили Диву с ума. Она боялась доверить кому бы то ни было, даже самой себе, все те тайные мысли, что сжирали ее, и лишь одно становилось понятным — она должна что-то делать. И поскорее, пока еще есть время, пока она свободна и Перун, представлявшийся ей теперь чудовищем, не вернулся в замок.

Решение пришло совершенно неожиданно. Отдыхая в лучах весеннего солнца, Дива внезапно заметила в небе над башнями два силуэта. Приглядевшись, она узнала Стривера и Меру, кружащих в вышине. Супруги парили в теплых потоках воздуха, наслаждаясь полетом и обществом друг друга. При виде этой счастливой пары слезы навернулись на глаза Дивы, и она, заломив руки, с завистью и болью смотрела на них. Ей казалось, что она слышит их голоса и веселый смех, и неожиданно Диву, словно молния в ночи, озарила мысль о том, что она должна делать, чтобы навсегда избавиться от ужаса, не оставлявшего ее все эти дни. Женщина бросилась в свои покои.

С тех пор как она вышла замуж за Перуна, белые лебединые крылья, подарок Стривера, так и валялись в одной из ее комнат, забытые всеми, но целые и невредимые. Дива не знала, что произошло с ними за эти годы, и сейчас она с трепетом, осторожно, боясь сделать лишний шаг, открыла дверь в заветную комнату.

Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что крылья совершенно целы и хоть сейчас готовы выдержать любой перелет. Уверенность в этом придала Диве решительности и сил. Теперь оставалось только одно — чтобы никто не мог ей помешать.

Дива начала собираться. Все, что ей нужно было, это небольшой запас пищи и ее ребенок. Она была готова в считанные минуты, надо только дождаться заката. Но день и так клонился к вечеру, и ожидание, занятое мыслями о том, все ли собрано и куда ей отправиться, оказалось коротким.

В те минуты, когда солнце коснулось краем горизонта и замок понемногу стал отходить ко сну, Дива осторожно выбралась на парапет, покинув башню. Спрятавшись за уступ стены, где ее не могла увидеть стража, она теплым платком привязала к груди корзинку, в которой мирно спала девочка. Потом надела крылья, проверив, крепко ли они держатся на плечах. Она плохо представляла, куда полетит, и знала лишь, что это будет достаточно уединенное место, где ее не смогут обнаружить в течение нескольких лет, чтобы девочка могла подрасти и потом постоять за себя. Может быть, там, куда приведет ее судьба, она сможет найти нового мужа, который с пониманием отнесется к ее прошлому и поможет забыть и Перуна, и Велеса, и погибших детей, позволит начать жить заново. Она знала точно — что бы ни случилось, в замок она больше не вернется. Лучше уж погибнуть, бросившись в море.

Белое оперение лебединых крыльев ярко выделялось в вечернем полумраке и Дива долго не решалась броситься с уступа, опасаясь, как бы стража ее не заметила и не подняла тревоги раньше времени. Кроме того, она так долго не поднималась в воздух, что успела забыть все уроки Стривера.

Набрав полную грудь воздуха и доверившись судьбе, Дива распахнула крылья и бросилась вниз.