В понедельник ко мне после работы заехали коллеги. Регина круглыми глазами смотрела на капельницы и провода, торчащие из аппарата, контролирующего мое сердцебиение, а Илона, как истинный волонтер, стала суетиться, желая что-нибудь для меня сделать. Всех шокировал несчастный случай, произошедший со мной. Почему-то никогда не ждешь плохого, если человек молод и здоров.

Палата заполнилась огромными букетами цветов. Такие мне никогда не дарили по хорошем поводу. И прикроватная тумбочка ломилась от фруктов, пакетов сока, даже конфет, переданных в виде контрабанды.

Через три дня я закапризничала и сказала, что хочу домой, потому что капельницы мне больше не назначали, состояние признали удовлетворительным, а доктор каждый раз отмечал, что дела мои идут на поправку.

Сергей сдался. Сказал, что отвезет меня домой только при условии, что останется там со мной, пока я окончательно не буду признана здоровой.

Свежий воздух после запаха больничных палат и мерзкого аромата лекарств приятно наполняет легкие, дает силу, от которой тут же пьянеешь и ощущаешь тяжесть. Я с трудом дохожу до машины, слегка задыхаясь. Все еще слабая, закутанная в свою толстовку, еду, откинув голову на спинку сиденья. Вронский очень спокоен, лицо почти бесстрастное, но каждый раз, когда его рука отпускает коробку передач, она ложится на мое колено.

Я знаю, что он собрал свои вещи и выехал из гостиницы, в которой остановился, перед тем, как в последний раз ехал ко мне в больницу. Его чемодан лежит в багажнике вместе с моей сумкой. И чувство дежавю бередит мне душу. Хотя в прошлый раз он не переезжал ко мне, тем не менее, мы были вместе, спали и ели вместе, делили дни поровну.

Мой дом выглядит так же, но у меня почему-то неприятно колет в груди, когда мы останавливаемся перед калиткой.

Не могу сказать, что боюсь здесь находиться, ведь я не испытываю страха, но теперь это место лишилось ауры безопасности, я больше не ощущаю его своей крепостью.

Не переживай, колонку заменили, я попросил проверить также и котел, плиту на кухне, все краники и вентили.

Спасибо.

Если хочешь, давай поедем в гостиницу.

Нет. Ты будешь со мной, это меня уже успокаивает.

Он целует меня в макушку, открывает ключом двери и заносит наши вещи в дом.

Я неуверенно останавливаюсь на пороге. Замечаю на крыльце растоптанные белые тюльпаны, уже засохшие и практически утратившие цвет, и вопросительно смотрю на Сергея.

Это я привез тебе в то утро.

Зачем ты уехал?

Переодеться. Я же говорил.

Но это скорее был риторический вопрос.

В доме грязно. Я вижу, что по полу ходили в ботинках, оставивших следы на линолеуме и плитке в подсобке. На мебели образовался тонкий слой пыли. Скомканное одеяло, в которое, очевидно, меня завернул Сергей, лежит в углу на кухне.

Здесь нужно прибраться, - озвучивает мои мысли Сергей.

Да. Сейчас достану пылесос.

Иди приляг. Скажи мне только, где у тебя ведро и тряпка, я все сделаю сам.

Я с удивлением на него смотрю. Никогда бы не подумала, что Вронский сам моет пол.

А ты что думала, я не знаю, как держать дом в чистоте?

Даже не представляла, что знаешь, как это делается. К тебе же всегда уборщица приходила, - я удивлена и мой голос выдает, насколько.

Он смеется.

Ну так где у тебя ведро и тряпка?

Там, где и газовая колонка. В углу.

Присядь, - он бросает на меня озабоченный взгляд, когда засучивает рукава своей дорогой рубашки.

Ты бы лучше переоделся во что-то более подходящее.

Наверное, ты права.

Он ищет вещи в своей сумке, а я наливаю стакан воды и присаживаюсь на табуретку. Слабость дает о себе знать шумом в ушах.

Сергей появляется в черной футболке и довольно потертых голубых джинсах. Достает ведро, набирает в него воду и со знанием дела начинает мыть кухню.

Не томи, я сейчас умру от любопытства. Когда ты научился прибираться?

Ну, мы с отцом жили вдвоем. Какое-то время у нас был женщина, которая и готовила, и убирала. Но потом она ушла. Мне было лет десять. Отец посчитал, что взрослые парни в няньках больше не нуждаются, и не стал искать замену.

И как же вы жили?

Тяжело, - Сергей хмыкнул откуда-то из-под стола.

Возьми швабру.

Отец всегда говорил, что шваброй моют пол лентяи. И как нужно не получится.

А как же достать под кроватью?

У нас все кровати были на высоких ножках. Распластался по полу и вперед. А диваны и кресла я передвигал. Отец вообще считал, что мне нужна была дисциплина. Поэтому, я думаю, и отказался от уборщицы. В армию он меня отдавать не планировал. Но что-то, что повлияло бы на мой характер и привычки, ввести требовалось.

Он не посчитал, что уборка – не мужское занятие?

Нет. Он и сам когда-то помогал своей матери. У нее не было дочерей.

И как ты справлялся?

Как, - я слышу, что он ухмыляется. – Сначала переделывал все по десять раз. То там не домыл, то там пропустил. То от лени не захотел протереть сервант. То плохо заправил постель.

Не кажется ли тебе, что для мальчика десяти лет это достаточно тяжело?

Нет. Мой отец начал подрабатывать в двенадцать. Я же просто убирал дом.

А школа? Ты успевал?

А что такого в том, чтобы учиться по будням и убирать по субботам? Ученью это никак не мешало. А вот моим личным планам – да.

Небось, хотел с друзьями поиграть, на улицу смыться.

Еще как. В конце концов я понял, чего хотел добиться отец. Все имеют определенные обязанности и должны безукоризненно выполнять их – вот чему он учил меня

Вообще, уборка действительно дело полезное.

Это умозаключение взрослой женщины, а мне, сопляку, тогда это казалось наказанием, причем незаслуженным. Лет в двенадцать, когда гормоны начали играть, я взбрыкнул. Сказал, что денег у него много, пусть опять наймет женщину, а у меня есть дела поважнее, чем бабскую работу выполнять.

И что произошло?

Хм, мы начали выяснять, какие это у меня важные мужские занятия. Он спросил меня, зарабатываю ли я на жизнь? Я ответил, что нет, я еще слишком мал. Тогда он ухмыльнулся, не упомянув о том, что сам уже работал в этом возрасте, и спросил, занимаюсь ли я учебой, используя все свое время на какие-то внеклассные исследования, - он смеется, полоща тряпку, - но вряд ли мои попытки сделать взрывчатку из селитры можно было назвать научным трудом. В итоге я не смог привести ни одного убедительного довода, что трачу свое время на полезные вещи. Только разозлился из-за разговора и сказал, что это абсолютно нелепое и бесполезное занятие. Полы я тогда вымыл. Но он пришел с работы, и, не разуваясь, направился к себе в кабинет. Как же меня взбесило это! Я весь день натирал паркет, как сейчас помню, пальцы болели от этого занятия, а он вот так, в своих ботинках, с налипшей после дождя мягкой грязью… Но когда я ворвался к нему за объяснениями, он спокойно заметил, что если я не ценю свой труд, то почему он должен это делать? Если чистота в доме не настолько важная вещь, чтобы следить за нею, если я бездарно трачу свое время, как я ему заметил накануне, то чем, собственно, я оскорблен?

У тебя очень интересный и мудрый отец, - я смеюсь.

Я тебя с ним познакомлю. И тогда скажешь, не изменилось ли твое мнение.

А что с ним не так?

Он вполне хороший человек. Только жесткий. С возрастом это проявилось еще сильнее. Он как-то выгнал меня из дома, когда мне опять вздумалось выбросить фортель.

Да, ты рассказывал.

Я благодарен ему за эти уроки, но все же мне кажется, что чисто мужская компания- не лучшая среда для ребенка.

А почему он не женился снова?

Не знаю. Наверное, мать разбила ему сердце.

Я вспоминаю о Наире. Я ведь так и не поговорила о ней. Все шутливое настроение испаряется.

Я встаю со стула и иду в спальню.

Эй, не ходи по мытому.

Я осторожно.

Комната выглядит ужасно. Сгребаю с кровати испачканные простыни, машинально кладу их в ванную и, набрав немного воды, наливаю пятновыводитель.