Это помогает объяснить весьма оригинальную и кажущуюся парадоксальной характерную особенность нынешнего кризиса: несмотря на нарастающее перепроизводство и избыток производственных мощностей, нарастающее падение прибылей и все признаки застоя, уровень инвестирования остается чрезвычайно высоким, а цены продолжают расти. Традиционные экономические модели не способны объяснить этот парадокс, осознать истинный смысл которого можно лишь в том случае, если понять материальные причины, лежащие в его основе.

В сложившихся условиях капитал будет неизбежно испытывать серьезные трудности в финансировании дальнейших инвестиций, то есть, другими словами, окажется неспособным обеспечить собственное воспроизводство. Восполнение индустриального капитала (этого, так сказать, grosso modo, материальной составляющей производства) не может более осуществляться посредством перемещения капитала: получается, что воспроизводство системы просто-напросто обходится дороже, чем она стоит. Другими словами, промышленность тратит больше средств на свои собственные нужды: она поставляет конечному потребителю значительно меньше товаров, чем прежде. Ее эффективность снижается, а материальные затраты растут. Так обстоит дело сегодня.

Цепь событий, приведших к возникновению нынешней ситуации, может быть разделена на две ключевых фазы.

На первом этапе производство становится все более вредным и бесполезным, то есть разрушительным, стремясь избежать кризиса перенакопления. Оно ускоренными темпами ведет к уничтожению невозобновляемых сырьевых ресурсов, от которых зависит само, а также наращивает потребление в принципе возобновляемых ресурсов (воздуха, воды, лесов, почвы и т.д.) такими темпами, что быстро вызывает их оскудение.

На втором этапе, столкнувшись с истощением сырьевых ресурсов, промышленность предпринимает безумную попытку преодолеть дефицит тех или иных товаров, наращивая их производство ради производства. Но продукты этого дополнительного «взрыва» производства никак не сказываются на конечном потреблении; они бесследно поглощаются самой промышленностью.

С точки зрения конечного потребителя, возникает впечатление, словно промышленность стремится производить больше и, следовательно, больше потреблять всевозможных видов сырья и ресурсов, чтобы любой ценой поддержать уровень потребления населения на прежнем уровне. Баланс между производством и потреблением смещается и нарушается за счет последнего. Общая эффективность системы идет на спад. Попытки изменения системы отношений в сфере собственности (например, путем национализации) не способны преодолеть это падение эффективности. Самое большое, на что они способны (да и то на весьма непродолжительное время) — это обеспечить перевод ресурсов из сферы потребления в сферу инвестиций. Однако национализация сама по себе не способна положить начало новой фазе устойчивого роста материального потребления. Дело в том, что препятствия, возникающие при этом, становятся слишком серьезными.

Короче говоря, мы имеет дело с классическим примером кризиса перенакопления, усугубляемого кризисом воспроизводства, который, как показывают последние анализы, вызван нарастающим оскудением природных ресурсов. Решение этого кризиса можно найти не путем насильственного восстановления прежних темпов экономического роста, а только в радикальном изменении логики самого капитализма. Существующая логика неустанно требует достижения максимальных показателей: создания максимально большого числа всевозможных потребностей и поиска путей удовлетворения их за счет производства как можно более широкого спектра потребительских товаров и услуг, с тем чтобы извлечь максимальную прибыль из всего этого потока энергии и ресурсов. Однако непосредственная зависимость между «больше» и «лучше» в наши дни нарушена. «Лучше» сегодня может означать «меньше»: мы имеем в виду создание минимального числа потребностей и удовлетворение их за счет минимального расхода материалов, энергии и труда, чтобы свести к минимуму бремя негативного воздействия человека на окружающую среду.

И это вполне может быть достигнуто без обнищания широких слоев или социальной несправедливости, а также без ущерба для качества жизни при условии, что мы действительно готовы начать борьбу с подлинным источником бедности. Подлинным ее источником является не недостаток товаров как таковых, а сама природа этих товаров, та модель потребления и распределения, которую пропагандируют капитализм и неравенство, лежащее в ее основе. В последующих двух разделах я хотел бы более подробно остановиться на этих темах.

Богатая жизнь не только вполне совместима с производством меньшего числа потребительских товаров, а напротив, требует этого. Не существует никаких аргументов, кроме, разумеется, логики капитализма, не позволяющих нам производить и делать доступными для всех одинаковое адекватное жилье, одежду, домашнюю обстановку и транспортные средства, которые являются энергосберегающими, долговечными и простыми в эксплуатации и ремонте, при одновременном увеличении количества свободного времени и расширении выпуска по-настоящему полезных товаров, доступных для населения.

Прямая связь между формулами «жить лучше» и «производить меньше», по всей видимости, стала понятной для огромной части населения. Так, во Франции, согласно данным одного из последних опросов, 53% населения готовы смириться со снижением роста производства и материального потребления при условии, что это будет сопровождаться адекватными изменения образа жизни; 68% согласны отдать предпочтение более классической долговечной одежде, чем модному тряпью, рассчитанному на один сезон; 75% опрошенных считают выбрасывание оберток и упаковочных контейнеров непозволительной роскошью и тратой полезных ресурсов; 78% респондентов готовы один вечер в неделю вообще не включать телевизор, если им будет предоставлена возможность полноценного общения с друзьями и близкими.

В промышленно развитых обществах люди ничуть не обеднеют от прекращения выпуска огромного количества ненужных потребительских товаров, что объясняется самой природой таких товаров и способами их производства. Чтобы бороться с бедностью, нам совершенно незачем продолжать выпуск массы совершенно одинаковых товаров, отличающихся только упаковкой или формой выпуска.

Упорное сохранение бедности в развитых промышленных странах нельзя объяснить теми же факторами, которыми принято объяснять существование бедности в так называемых слаборазвитых странах. В то время как последняя, согласно данным недавних анализов, может быть отнесена на счет материальных факторов, которые действительно можно преодолеть благодаря развитию (при наличии специфических условий) производственных сил, упорное сохранение бедности в богатых странах следует считать результатом самой социальной системы, порождающей бедность, точно так же, как она порождает безудержное обогащение богатых. Бедность создается и поддерживается, то есть, другими словами, производится и воспроизводится теми же темпами, которыми растет уровень совокупного потребления.

Прежде чем объяснить механизмы, лежащие в основе такого воспроизводства, важно помнить о том, что скудность природных ресурсов выражена не столь явно, как неравномерность и непропорциональность их распределения. Маршал Салинз убедительно продемонстрировал, что бедность и неравенство являются взаимоисключающими факторами: физическая бедность, имеющая место, например, в так называемых примитивных обществах, способна повлечь за собой особую бережливость или крайнюю нищету, однако она не может явиться причиной «бедности», как только ресурсы, лежащие в ее основе, появятся в достаточном количестве и будут доступны каждому. Бедность по определению обозначает нечто иное: лишение человека неких товаров или ценностей, доступных для других, а именно — для богатых. Подобно тому, как если в мире не будет богатых, то не будет и бедных, так и если в нем не будет бедных, то не будет и богатых. Если же «богатыми» станут все, то это будет означать, что все станут и бедными. В отличие от нищеты, которая может рассматриваться как отсутствие самого необходимого для жизни, бедность по природе своей — явление относительное.