6

Печет солнце — дышать нечем. Смолистый запах сосновых бревен горчит. Ветерок едва ощутим. Можно, конечно, спуститься на дно вагона, прислониться к прохладной, отпотевшей от бревен стене. Но Кузьмин упрямо сидит на высоте, на солнцепеке. Думать совсем не хочется. Только не получается — то одно вспомнит, то другое. Почему долго нет Федора? Одному начать, что ли? Может, легче будет забыться?

Кузьмин вытягивает шею — не возвращается ли со стороны конторы Федор Мельник. Отсюда контора хорошо видна. Возле нее он замечает кучку людей. Еще минуту назад там никого не было, а вот — сбежались, как на пожар. Может, действительно что-нибудь случилось? Потому и Федора нет. Да, определенно что-то случилось. Вот уже доносятся до него приглушенные расстоянием голоса.

Кузьмин соскальзывает по доске вниз, на землю. Да, видать, поторопился — ударился коленом о камень. Прихрамывая, поспешил к конторе. Приостановился, прислушался и хотел назад повернуть, да заметил его Федор Мельник, рукой замахал:

— Ты чего, Ванюша? Иди сюда! Скорее!

Пришлось Кузьмину к остальным рабочим подсоединиться, вместе с ними ближе к крыльцу конторы подступить.

На крыльце двое — Коротков и Першин, секретарь партийной организации шахты. Да, долгонько его поджидали.

Говорил Першин негромко, плавно, а в толпе — сплошной шепоток. Не разберешь, что к чему. Кузьмин протиснулся вперед, на всякий случай, чтоб яснее уловить мысль секретаря, поинтересовался у Петрякова:

— О чем он?

— Все о том же, как лучше работать.

Впрочем, зря спросил, мог сам догадаться. Слева от себя увидел Нургалеева, хотел к нему подвинуться, но раздумал: все равно сейчас не закуришь.

Кто-то сзади вдруг решительно крикнул:

— Хватит рассусоливать! К делу ближе!

Першин поднял руку, не повышая голоса, проговорил:

— Как улучшить производительность труда, как ликвидировать простои, разве это не дело? Разве вам это не важно?

— Каждый день слышим! Надоело!

— Максимов, смотри у меня!

Это сказал Коротков — начальник склада. Ему с крыльца каждый виден. Разве только маленького Петрякова не заметит.

И тут встречается Кузьмин с цепким взглядом Короткова. Глаза бы отвести, спрятаться за широкой спиной Федора, так нет же — ближе к крыльцу шагнул, будто Коротков притягивал к себе, неожиданно выкрикнул:

— С машиной как — дадут? — и прислушался, словно другой сказал, а не он, Иван Кузьмин.

Смешался Першин, что-то на ухо зашептал Короткову. А шум среди рабочих все нарастал, нарастал — и прорвался:

— Верно, чего там!

— Хватит тянуть. Будет или не будет?

— В письме ясно сказано.

— Решать — и точка!

— Тише! — крикнул начальник склада. — Тише! — ударил кулаком по шатким перильцам. — Александр Петрович еще не все сказал.

Стихли голоса, под ногой Кузьмина хрустнула сухая ветка. Он подался назад, наткнулся на Максимова. Тот легонько надавил на плечи: не суетись.

Першин покашлял в ладонь, вытащил из кармана знакомое всем письмо.

— Ну, что ж, — спокойно заговорил. — Раз торопите — начнем с письма. Все здесь изложено правильно. В этом я убедился сегодня сам. По этому поводу я уже говорил с директором шахты. В принципе он не возражает. Но есть небольшое «но». Мало на шахте своих машин... не хватает их... Да вы это сами понимаете лучше, чем я... Так что, дорогие товарищи, придется до осени потерпеть...

Кузьмину бы отойти за спину Федора, так нет же, натолкнувшись на взгляд Короткова, шагнул навстречу и опять крикнул:

— Нам машина сейчас нужна!

Першин замолчал, и в наступившей тишине кто-то отчетливо сказал:

— Что это с ним, вроде как чокнутый.

Вспыхнул смешок, не успел погаснуть, как посыпалось со всех сторон:

— Видать, через жену перелазил да зацепился...

— Очнись, Ванюша... Не в ресторане «Север»...

— А может, Коротков по дороге с мотоцикла уронил?..

— Все! — крикнул начальник склада. — По местам, живо!

Он увел Першина в контору. Рабочие начали расходиться.

Назад подался Кузьмин и тут у крыльца увидел Шарова. Стоял Шаров и посмеивался, смотрел на растерянного Кузьмина близко сдвинутыми к переносице глазами. Кузьмин подошел, сковырнул носком ботинка гальку, загнал ее под крыльцо, потом хрипло, не поднимая головы, сказал:

— Скажи, пусть с тобой посылают.

Шаров молча разглядывал Кузьмина, не сгоняя с лица насмешливой улыбки.

— Ну, иди, — поторопил Кузьмин.

— Можно.

Не спеша повернулся, взошел на ступеньки и так же не спеша, будто еще раздумывая, скрылся за дверью. Кузьмин потянулся в карман за сигаретой.

— Ну пойдем, Ванюша, — весело позвал его подбежавший Федор. — Заболтался я со знакомым шофером, о тебе забыл... Вот и спички у него взял. Бери... Ну, чего ты?.. Разморило? Устал?.. Ничего, после обеда легче будет...

Он протянул коробок.

— Не надо.

— Сам достал?.. Или ждешь кого?..

Не успел расспросить — сбежал с крыльца Шаров.

— Все решено. Согласен. Пошли.

— Куда? — удивился Федор.

Шаров радостно заулыбался, дружески хлопнул Мельника по плечу:

— Не огорчайся, парень. Сейчас я тебе своего напарника подошлю.

— А Иван?

— Он со мной.

— Как с тобой? Кто решил?

— Он, — ткнул пальцем в Кузьмина, значительно добавил: — Сам.

— Ты что, Ванюша? — опешил Федор. — Как же так?.. Ты же не хотел.

— Не хотел, а теперь — захотел, — раздраженно проворчал Шаров. — Иди, работай. Не мешай.

— Понятно... Оно теперь все понятно, — тихо проговорил Федор, отступая.

— Не понял ты, — глухо проговорил Кузьмин и медленно направился в сторону от конторы.

— Вот еще — амплуа, — задумчиво протянул Федор.

— Сам ты — амплуа! — хихикнул Шаров и побежал догонять Кузьмина.

7

За лесопильней в несколько ровных рядов идут штабеля. Остановились у самых крайних, дальше — высокий плотный забор.

— Эй, Дергачев! — окликнул Шаров напарника. Из-за штабеля высунулась голова Дергачева. Сквозь редкие белесые волосы просвечивалась лысина.

— Сюда, быстрей!

Дергачев скрылся, потом вышел к ним, стряхивая с колен крошки хлеба и прожевывая то, что было еще во рту.

— Собирай манатки — и айда к Мельнику на вагон! Найдешь? Или объяснить?

— Чего так?

— Нужно. Коротков велел.

— А чего он сам не пришел?

— Ты не чевокай, — рассердился Шаров. — Сказано — иди.

— А если не пойду?

Дергачев сел на бревно, положил руки крест-накрест на худые колени.

— Ты что, глухой? Или слепой? Не видишь, он со мной будет, — и Шаров кивнул на стоявшего рядом Кузьмина.

— А чего он утром не согласился? — допытывался неугомонный Дергачев. — Ну, чего?

— Это не твоего ума дело. Сказано — иди. Значит, иди.

— Нет, ты не гони! — взвизгнул Дергачев и вскочил с бревна, будто его ужалили. — Значит, я здесь, потом — там, а получать что буду — шиши! А у меня пять ртов, все есть хотят. Мне интересу нет с места на место перебегать. Ему-то что, — мотнул головой Дергачев на Кузьмина. — Он дурит, а ему потакают...

— Ну, хватит, развел агитацию! — вскипел Шаров и наскочил на Дергачева, дернул за рукав. — Мотай отсюда, а то худо будет.

— У-у, выжиги! — прохрипел Дергачев.

Круто повернулся, добежал до бревна, на котором лежал подкладкой вверх потертый пиджак, бережно стряхнул с него пыль, надел. Вбежал на бугорок, крикнул:

— Еще доберутся до вас, самоуправщики липовые!

— Мотай, мотай! — махнул Шаров и, оборачиваясь к Кузьмину, процедил сквозь зубы: — Ехидна какая! Ну, погоди, он у меня еще попляшет.

Кузьмин, глядя вслед Дергачеву, глухо сказал:

— Не трожь его. Не надо.

Шаров скривил губы, пожал плечами.

— Черт с ним... Давай начнем.

Кузьмин послушно потянулся к ручной электропиле.

— Не надо, — остановил его Шаров. — Это потом, успеется. Бревна будем отбирать, лучшие... Не забыл?