Анакина допустили в один из королевских покоев. Тут рк он не смо удержаться — проскользнул мимо стражника и бросился на поиски Падме, но — нос к носу столкнулся с самой Амидалой. Королева стояла одна в центре комнаты.

— Ой, — сказал ей Анакин и смутился. Почти.

Королева отрешенно кивнула. Он не был уверен, что она видит его, хотя взгляд Амидалы не ускользал в сторону. Абсолютно белое лицо королевы было безупречно и безмятежно.

— Я ищу Падме, — он с сомнением огляделся. Они были одни. — Куай-Гон сказал, что сейчас мы пойдем в Храм на Совет. Я хотел попрощаться. Куай-Гон сказал, что мы можем с ней не увидеться…

— Падме здесь нет, — улыбка коснулась алых губ королевы. — Я дала ей одно поручение. Анакин погрустнел.

— Но я передам ей твои слова. Он вновь расцвел.

— Я стану джедаем, — сказал он. — Может быть.

Он должен был поделиться! Он хотел бы сказать это Падме, но раз ее нет, сойдет и королева.

Амидала кивнула:

— Может быть, станешь.

— Я думал, Падме понравится.

— Ей понравится. Я тоже так думаю.

Анакин попятился, вдруг сообразив, что, наверное, он что-то нарушил или говорит как-то не так, как положено. Взрослые либо сердятся, либо радуются.

Королева не делала ни того, ни другого. Она была — никакая. И он не был уверен, что она взрослая. Но не был уверен в обратном. У нее не было возраста. У нее было лицо Падме, но она не была ангелом.

— Я… пошел, — сказал он.

— Удачи тебе, Анакин, — ласково произнесла Амидала. — У тебя все получится.

День тянулся нескончаемо медленно, а закат наступил слишком быстро.

Кварталы внизу уже погрузились в ночную мглу, только здание храма полыхало в вечерней заре, будто охваченное пламенем. Скоро тень затопит и широкий балкон, опоясывающий Башню Совета, и только шпиль, возносящийся выше любого здания на планете, будет виден на фоне фиолетового неба.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Оби-Ван решил думать о постороннем. Но даже праздные размышления упорно приводили его к пророчеству. Он знал его с детства. Как и сотни других легенд и пророчеств, которые так любили дже-даи всех рангов. Особенно падаваны. Это пророчество было не лучше и не хуже всех прочих. Обычно учитель не отличался склонностью верить в них.

Наоборот. Как раз именно он имел привычку выливать холодную воду на особенно разгоряченную очередным пророчеством голову. Почему же сейчас он упрямо цепляется за мальчишку? Оби-Ван сам провел этот тест, потом повторил еще раз, чтобы убедиться, что все сделал правильно. У мальчишки в крови оказалось столько мидихлориан, что зашкалило не только прибор, но и вихрь мыслей в голове падавана. Но ему все время казалось, что рыцарь из пророчества должен выглядеть как-то иначе, ну, значительнее, что ли. На ми представилась гигантская фигура в черном плаще и черных доспехах.

Оби-Ван украдкой взглянул на наставника. Мог бы и не украдкой. Куай-Гон Джинн стоял спиной к нему, упершись широкими ладонями в каменную балюстраду, и не отрываясь смотрел на запад, на недогоревшее пламя солнечного костра. Вот в чем Куай-Гон был действительно последователен, так это в своем таланте заводить самые нелепые знакомства, а потом расплачиваться за них. Учитель всегда ссылается на интуицию. Интуиция хороша, если она рождена Силой, а не эмоциями.

— Больше думай о других, — посоветовал Куай-Гон Джинн, не оборачиваясь. Без укора, скорее, с сочувствием. — Сострадание сложно отнести к числу твоих достоинств.

Интересно, а он чем занимается, по его мнению? Ходит вверх ногами по канату? Думает о других. Точнее о другом. Точнее… так, он запутался.

Совет скажет: да, у мальчика в клетках необычно большое содержание мидихлориан, но это еще не основание учить его. А еще они скажут: правила установлены, и не Куай-Гону менять их, потому что кодекс выверен временем и ни разу еще не подводил их. И еще: никому не удавалось обучить человека владению Силой, если учеба началась позже, чем через год после рождения.

Анакину девять лет. Он слишком старый.

А потом они много еще чего добавят в адрес учителя. Тут и дара предвидения не нужно. Учитель опять раздразнит Совет по самое не хочу, и все пойдет так, как уже было во многих случаях. Куай-Гону откажут, его положение станет еще более шатким, чем раньше, а Оби-Вану придется краснеть за него.

— Мальчик не пройдет испытания Совета, учитель, — сказал Оби-Ван. — И вы это знаете.

— Почему? — быстро поинтересовался Куай-Гон, по прежнему не отводя взгляда от линии горизонта.

— Не тот возраст.

— Анакин станет джедаем. Я дал слово, — сказал рыцарь.

Оби-Ван устало вздохнул.

— Не надо спорить с Советом, учитель. Хватит. Только не сейчас.

Лучше бы он его ударил, наверное.

Куай-Гон долго не отвечал. Даже не оборачивался.

— Я поступлю так, как должен, Оби-Ван, — в конце концов сказал он. — Ты хочешь, чтобы я был другим?

Да, чуть было не сообщил Оби-Ван. И — нет. Не хочу. Если честно, то — нет.

— Если бы вы просто следовали кодексу, давно уже стали бы членом Совета! — выпалил Оби-Ван. — Вы больше, чем кто-либо, заслужили место в Совете! Вы…

Он никак не мог придумать слова, чтобы все объяснить. Разом. Фразы выстраивались длинными цепочками, обрывались, путались, уводили так далеко…

— На этот раз вам не спустят, — прошептал он вместо объяснения.

Куай-Гон повернулся к нему. Оби-Ван тут же сделал вид, что все в порядке, что просто он долго смотрел на солнце по примеру учителя, и ему режет глаза яркий свет, и… он хлюпнул носом. Хотелось стать очень маленьким, чтобы, как раньше, спрятаться от всех бед и напастей, заснуть, положив голову на колени учителю. Куай-Гон положил руку ему на плечо. -.Тебе так много еще нужно узнать, мой юный падаван, — улыбнулся он.

Теперь Анакин Скайуокер стоял перед Советом: так же, как несколько часов назад стоял сам Куай-Гон Джинн. Когда Куай-Гон привел его сюда и поставил перед двенадцатью джедаями, мальчик был сильно взволнован. Страшно и неуютно было стоять в мозаичном круге перед молчащими джедаями.

Выставленный на всеобщее обозрение, Анакин чувствовал себя беззащитным.

Взгляды джедаев были бесстрастными, но мальчик был уверен, что они проникают в его душу. Молчание, как казалось, было невыносимо долгим.

Потом, без всяких предупреждений и объяснений, ему начали задавать вопросы.

Никто не пытался ни ободрить, ни успокоить Анакина. Некоторых он узнал:

Куай-Гон говорил о них, а Анакин достаточно легко составлял портрет по имени и двум-трем словесным штрихам.

Джедаи очень долго терзали Анакина вопросами, проверяли его память, оценивали знания, словно искали в нем нечто… Но что?… Они узнали о его рабстве. О жизни на Татуине, о матери и друзьях, о гонках и Уотто — обо всем, что было в его небольшой и небогатой истории.

А сейчас Мэйс Винду смотрел на экран, невидимый Анакину, и требовал называть объекты, которые появлялись на этом экране. Образы проявлялись в мозгу Анакина с такой скоростью, что он невольно вспомнил ландшафты пустыни и гор, стремительно летевшие мимо кокпита его гоночной машины.

— Банта… генератор гипердрайва… протонный бластер… — Образы мгновенно растворялись, едва он называл слово. — Республиканский крейсер… родианская чашка… ховер хаттов…

Мэйс погасил экран, поднял взгляд и посмотрел на мальчика.

— Хорошо, хорошо, молодой человек. — похвалил невысокий морщинистый и ушастый старичок, которого все называли Йода.

Его глаза, казавшиеся Анакину сонными, зорко смотрели из-под приспущенных век. — Что ты ощущаешь?

— Мне холодно, — сознался Анакин. + Страшно тебе?

Мальчик помотал головой.