Убрав массивный контейнер в холодильник, она поставила кувшин на поднос и заторопилась в столовую. Беру инстинктивно понимала, какую роль должна играть сейчас в этом доме. Она вела себя с мужчинами словно графитовый стержень в ядерном реакторе. В ее присутствии Оуэн и Люк все равно будут горячиться, но если ее не будет слишком долго, то грозит скорый взрыв.
Встроенные в дно каждой тарелки термоколь-па не давали еде остыть. Беру вошла в столовую, и мужчины сразу заговорили тише, почти приличным тоном, и явно сменили тему. Беру притворилась, что ничего не заметила.
— Дядя Оуэн, по-моему, тот робот, Р2Д2, — краденый, — заметил Люк, будто беседа касалась нового приобретения.
Его дядя наливал себе в стакан из молочника и отвечал с набитым ртом.
— У йавов привычка такая, тащить все, что плохо лежит. Но запомни, Люк, в массе своей они трусы. Бывает, от собственной тени шарахаются. А почему ты думаешь, что дроид краденый?
— Да он в слишком хорошем состоянии. Таких не выбрасывают. Я его начал чистить, и он показал кусок одной записи… — Люк понял, что ненароком слетело у него с языка, и он поспешил скрыть оговорку, добавив: — Ну, это неважно. А вот по поводу того, что украден — он заявил, что принадлежит какому-то Оби-Вану Кеноби.
Дядя Люка закашлялся — видать, кусок не в то горло попал или молоком поперхнулся. Потом на его лице вновь появилась недовольная мина, которая ясно говорила, какого мнения Оуэн об этой странной личности. Так или иначе, он продолжал есть, не глядя на племянника.
Люк сделал вид, будто не замечает недовольства дяди, и решительно продолжил:
— А это случайно не старик Бен? Имя другое, но фамилия точно такая же.
Поскольку дядя упорно молчал, Люк спросил его напрямик:
— Дядя Оуэн, а ты не знаешь, о ком говорит робот?
Как ни странно, Оуэн не рассердился — вопрос Люка похоже уже не застал его врасплох.
— Ни о ком, — пробормотал он, стараясь не встречаться глазами с Люком. — Имя из другого времени. — Он нервно заерзал на стуле. — От этого имени могут быть одни неприятности.
Люк счел за лучшее пропустить мимо ушей явное предостережение.
— А этот никто никак не связан со старым Беном? Вдруг у него есть родственники, — не отставал он от дяди.
— Держись подальше от старого колдуна! Понял? — взорвался дядя Оуэн.
Но гнев — дурной советчик, а грозный крик — плохой довод.
— Оуэн… — мягко вмешалась тетя Беру, но муж сурово оборвал ее:
— Нет, Беру, это очень важно. — Фермер снова повернулся к племяннику. — Я тебе уже говорил о Кеноби. Этот старик — сумасшедший. Он опасен, от него одни беды. Лучше оставь его в покое. Беру бросила на мужа полный мольбы взгляд, и тот слегка поостыл.
— Этот дроид не имеет к нему ни малейшего отношения. Быть того не может, чтобы имел, — буркнул он вполголоса. — А запись… Ха! Ладно, завтра отправишься в Анкорхад и вычистишь роботу память,
И, громко фыркнув, Оуэн взялся за ложку и склонился над полупустой тарелкой. Потом добавил:
— И хватит глупостей. Меня не волнует, откуда взялся этот робот и что он по этому поводу думает. Я заплатил за него, и немало. Теперь робот — наш.
— Но предположим, что робот чей-то, — заметил Люк. — Если этот Оби-Ван станет искать своего дроида?
На лице Оуэна отразились странно смешанные чувства — - нечто среднее между печалью и презрением.
— Нет, он не станет ничего искать. Такого человека больше нет. Он умер. Умер тогда же, когда и твой отец. — Оуэн отправил в рот полную ложку. — И все, забудь об этом.
— Значит, он все-таки существовал, — пробормотал Люк, опустив взгляд. А потом медленно спросил: — А он знал моего отца?
— Я сказал: хватит об этом, — отрезал Оуэн. — Тебя должно волновать другое: как до завтра подготовить к работе обоих этих роботов. Я вложил в них все наши сбережения. Если бы не близкая жатва, я бы их не покупал. — Он качнул ложкой в сторону племянника. — Завтра утром отвезешь их на южный хребет, пусть займутся ирригационными модулями.
— Знаешь, — с отсутствующим видом произнес Люк, — по-моему, эти два дроида будут прекрасно работать. Вообше-то я… — Он замялся, исподтишка кинул на дядю испытующий взгляд. — Я тут думал о нашей договоренности… Ну, о том, что я останусь тут еше на один сезон.
Дядя никак не отреагировал на его слова, поэтому Люк торопливо заговорил, точно кинувшись в омут головой:
— Если эти новые дроиды будут хорошо работать, тогда… Я хочу отправить заявление в Академию, о поступлении в следующем году.
Оуэн нахмурился, стараясь скрыть свое недовольство.
— То есть ты хочешь поступить на следующий год? До уборки урожая?
— Теперь у тебя хватает дроидов, и все они в хорошем состоянии. Они справятся.
— Дроидов-то хватает, — согласился дядя, — но роботам не заменить человека, Люк. Тебе это известно. Больше всего ты мне нужен на уборке урожая. Еще один сезон. Этот, и еше один.
Оуэн положил ложку на тарелку, но на Люка не смотрел. Гнев его исчез.
Люк повозил ложкой в тарелке, ничего не отвечая.
— Послушай, — сказал ему дядя, — в кои-то веки у нас появился шанс. Мы неплохо заработаем, и в следующий раз наймем рабочих. И людей, а не роботов. Потом отправляйся в Академию. — Он пробормотал, с трудом справляясь с непривычными словами. — Люк, ты мне очень нужен. Нужен, понимаешь?
— Еще один год, — угрюмо возразил тот. — Еще целый год.
Сколько раз он уже слышал это раньше? Сколько раз неизменно повторялся этот фарс, а результат оставался все тот же?
Убежденный, что Люк в очередной раз согласится с ним, Оуэн, коротко махнув ладонью, отмел его возражения.
— Время пролетит, ты и не заметишь. Вдруг Люк резко отодвинул почти нетронутую тарелку и встал.
— То же самое ты говорил и в прошлом году, когда улетел Биггс.
Он повернулся на каблуках и почти выбежал из комнаты.
— Ты куда, Люк? — крикнула ему вслед обеспокоенная тетя.
Ответ Люка был горек и бесцветен.
— А куда мне идти?
Потом он добавил, не желая обижать тетю:
— Нужно дочистить дроидов. Им же завтра работать.
В столовой после ухода Люка повисла гнетущая тишина. Муж с женой продолжали механически есть. В конце концов тетя Беру не выдержала, положила ложку, подняла взор и с серьезным видом заявила:
— Оуэн, ты не сможешь вечно держать ею здесь. Почти все его друзья, те, с кем он вырос, улетели отсюда, Академия для него столько значит.
Ее муж вяло ответил:
— Я договорюсь с ним еще на год. Обещаю. Тогда у нас будут деньги. Или, может, через год.
— Оуэн, Люк — не фермер, — твердо продолжала жена. — И никогда не станет фермером, хоть ты в лепешку разбейся. — Тетя Беру медленно покачала головой. — Он так похож на своего отца.
Впервые за весь вечер Оуэн Ларе выглядел задумчивым. Он с тревогой посмотрел в коридор, куда ушел Люк, и прошептал:
— Этого-то я и боюсь.
Люк взбежал по лестнице и, загребая ногами песок, поднялся на бархан. Он глядел на двойной закат, на то, как за далекие дюны медленно уплывают солнцаблизнецы Татуина. В меркнущем свете песок подернулся золотом, залился горящим ало-оранжевым сиянием, а потом подступившая ночь отправила яркие краски дня спать до утра. Пройдет совсем немного времени, и на этих безжизненных песках впервые взойдут зеленые ростки, и бывшие пустоши взорвутся яркими цветами и буйной зеленью.
При этой мысли Люка должна была бы охватить дрожь нетерпения. Он должен бы трепетать от предвкушения — его дядя не раз рассказывал, какой он испытывает душевный подъем, когда близится жатва. А Люк не ощущал в себе ничего, разве только необъятную равнодушную пустоту. Его даже нисколько не волновала перспектива впервые в жизни заработать кучу денег. Да и что можно сделать в Анкорхаде с деньгами, пусть их даже гора? По большому счету, к чему они на Татуине?
Части его души — и эта часть все росла и росла, охватывая все его «я» — все больше и больше не давало покоя странное чувство: будто чего-то не успел сделать, чего-то не совершил. И это чувство, подчас возникающее в юных сердцах, почему-то — и причин тому Люк не понимал — мучило его намного сильнее, чем его друзей.