— А где этот осел Фредро?

— О, он на седьмом небе от счастья, щелкает камерой как пулеметом и перерисовывает в Сафке все подряд. Я договорился с Чиндором, чтобы он дал Фредро порезвиться там, после того как Лийара-медеплавильщик — по причинам, о которых ты должен догадываться — убедил Лорда-протектора запретить культ Йешта. Фредро совсем очумел и болтает без удержу, утверждая, кстати, что Майанд Отвратительный не только был историческим лицом, но сам и построил Сафк в память о своем отце — которым, правда, был не Кхарадж, а какой-то другой тип. Кхарадж же, вроде бы, жил несколькими веками раньше, но в мифах все перепуталось. А Майанда прозвали Отвратительным не за то, что он сделал со своим папой, а потому что он довел королевство до нищеты и измучил своих подданных, строя эту дурацкую улитку… Но если тебе интересно, Фредро тебе сам все расскажет.

Феллон вздохнул.

— Перси, ты будто подрядился всем все устраивать, вот только с моим королевством осечка вышла, — он повернулся к Дали: — А ты знаешь, эти ваши танки и медного арцу не стоили бы против кого-нибудь, кто знал бы о них заранее. Их можно остановить элементарным рвом, или перевернуть, или поджечь.

— Я-то знаю, но балхибцы не знали, — сказал Дали.

Феллон снова обратился к Мджипе:

— А что с Гази и Вагнером? И с моим другом Кордак’ом?

Мджипа нахмурился.

— Насколько мне известно, капитан Кордак’ пропал без вести после битвы при Хосе — так что, либо он убит, либо попал в рабство к кваатцам. Гази же живет с Фредро.

Феллон криво ухмыльнулся.

— Ах он старый…

— Я знаю. Он снял дом и собирается прожить тут не меньше года, так что… А Унылый Дэн Вагнер, как тебе, наверное, будет приятно услышать, попытался ночью спуститься с занидской стены и был застрелен кваатским лучником.

— Насмерть?

— Да. Похоже, он хотел попасть в Маджбур, чтобы получить по векселю, выписанному Квейсом на банк Кастамбанга, не зная, по-видимому, что балхибское правительство успело с последним караваном отослать в Маджбур приказ заморозить счета Кастамбанга как государственного преступника.

— Угм, — сказал Феллон.

Появился доктор Нунг. Он сказал:

— Вам пора уходить, джентльмены. Моему пациенту необходим покой.

— Хорошо, — сказал Мджипа. — О, еще одно. Как только ты будешь транспортабелен, тебя придется как-то потихоньку вывезти из города. Занидцы знают, что ты шпионил в пользу гуура. Они не могут арестовать и судить тебя открыто, но куча народа поклялась убить тебя при первой же возможности.

— Спасибо, — кисло поблагодарил Феллон.

Кришнаитский год спустя по улицам Майша, столицы Майкарданда, шел неопрятного вида землянин. У него были налитые кровью глаза и небритое лицо, и он нетвердо держался на ногах.

Он только что перепродал несколько сплетен майшской газете, самой старой на Кришне. Половину полученных денег он пропил и сейчас возвращался с остатками в тесную обветшалую комнатенку, в которой жил с майкардандской женщиной. Пошатываясь и выписывая зигзаги, он бормотал себе под нос. Проходивший мимо рыцарь ордена Кварара остановился и посмотрел ему вслед, ничего из его слов, впрочем, не поняв, поскольку не знал английского.

— Если б я токо провернул одно дельце — одну ха-а-арошую опрацию — я б собрал б армью, и перправил б эту чертову армью на Замбу, и снова стал б королем… Да, крлем!

Да не опустится тьма!

ГЛАВА 1

Танкреди вновь снял руки с руля и экспансивно взмахнул ими в воздухе.

— …завидую, доктор Пэдуэй! Вся наша работа в Риме так, ерунда. Ничего масштабного, ничего нового. В лучшем случае — реставрация. Тьфу!

— Увы, профессор Танкреди, — терпеливо произнес Мартин Пэдуэй, — я пока не доктор, хотя, надеюсь, и получу степень, если напишу путную статью о ливанских раскопках.

Будучи по натуре водителем крайне осторожным, он судорожно сжимал кулаки, а его правая нога уже давно затекла от постоянного напряжения и попыток проломить пол маленького «фиата».

Танкреди схватился за руль как раз вовремя, чтобы на волосок разминуться с величественной «изоттой».

— Какая разница? У нас здесь каждый «доктор», а доктор он или нет… Вы меня понимаете? С вашими способностями и умом… Так о чем я говорил?

— Трудно сказать. — Мартин закрыл глаза, чтобы не стать свидетелем неминуемой гибели пешехода. — Вы говорили о письменах этрусков, затем о природе времени, затем о римской археоло…

— Ах да, природа времени! Есть у меня одна маленькая идея, понимаете? Все те люди, которые исчезли, они просто-напросто сделали саквояж.

— Что сделали?

— Ну, вояж, совершили путешествие! Во времени. И с той точки в прошлом, где они возникли, история пошла другим путем.

— Получается парадокс, — заметил Пэдуэй.

— Не-е, ствол древа времени сохранился, просто появились новые ветви. Понимаете, доктор? Таким образом, существует, возможно, много вариантов хода истории. Они могут и не очень отличаться от нашего. К примеру, занесло пропавшего на дно океана. Ну, съели его рыбы — и все! Или тамошние жители сочли его сумасшедшим; или попросту убили. Ничего не изменится, правда? Но, допустим, он стал королем. Что тогда? Presto, новый ход истории!.. История — это сеть из четырех измерений, сеть прочная, но и у нее есть свои слабые места. Узловые моменты, я бы даже сказал, фекальные точки — в них-то и происходят провалы.

— Какие фокальные точки? — спросил Пэдуэй, привычно не обращая внимания на оговорки итальянского коллеги.

— О, например, Рим, где пересекаются мировые линии многих знаменитых событий. Или Стамбул. Или Вавилон. Помните того археолога, Скржетузски, исчезнувшего в Вавилоне в 1936 году?

— Я думал, его убили арабы-террористы.

— Ха, тела-то не нашли!.. Рим, похоже, вскоре вновь станет средоточием великих событий. Следовательно, сеть здесь ослабнет.

— Лишь бы Форум не бомбили, — произнес Пэдуэй.

— Какие бомбы?! Серьезных войн больше не будет — все знают, что это чересчур опасно. Но оставим политику. Сеть времени, как я сказал, прочна. Если человек и проваливается в нее, то на это требуется масса энергии. Вот мухе, по-вашему, легко вырваться из паутины? — Танкреди, широко улыбаясь, повернулся к молодому археологу. В следующие несколько секунд он успел резко затормозить, высунуть голову в окно, осыпать потоком ругательств несчастного пешехода и вновь повернуться к Пэдуэю. — Вы не откажетесь завтра прийти ко мне на ужин?

— Что?.. Да, с удовольствием. Я отплываю…

— Si, si. Я покажу вам свои уравнения. Но прошу — ни слова моим коллегам, понимаете? — Профессор снял руки с руля и патетически воздел их к небу. — Безвредное чудачество, однако может пострадать моя профессиональная репутация.

— Ох! — вырвалось у Пэдуэя. Танкреди ударил по тормозам, и «фиат», визжа покрышками, замер перед выползшим на перекресток грузовиком.

— Так о чем я говорил?

— О безвредных чудачествах, — ответил Пэдуэй. Ему хотелось добавить, что уж манеру вождения Танкреди к ним причислить нельзя. Но профессор был так добр к нему…

— Ах да! Стоит, знаете ли, только пойти слухам… Вы женаты?

— Что?.. — Пора бы уже привыкнуть, подумал Пэдуэй. — Э-э… женат.

— Чудесно. Приходите с супругой. Отведаете настоящей итальянской кухни, а не эти набившие оскомину спагетти с мясными шариками.

— Моя жена в Чикаго.

Пэдуэй не стал объяснять, что вот уже больше года они живут порознь. И разве в этом виновата только Бетти? Конечно, женщине такого происхождения и таких вкусов он кажется просто невыносимым: плохо танцует, не желает играть в бридж… А что для него развлечение? Просидеть весь вечер в компании себе подобных за разговорами о будущем капитализма или об интимной жизни американских лягушек?!. Сперва Бетти увлеклась экзотическими экспедициями, однако, вкусив прелестей походного существования и насмотревшись на мужа, бормочущего над черепками, быстро остыла.