— Но, благородные господа… — начал Гирей.

— И тебе никогда не хотелось, чтобы у этих надутых иерархов поубавилось спеси? Йешт, конечно, великий бог, но служат ему такие же люди, как мы, разве не так?

— Так, наверное…

— И разве ты не обещал помочь мне, когда я об этом попрошу?

Переговоры продолжались еще некоторое время, но мало кто — будь то кришнаит или землянин — был способен устоять перед аргументами Феллона, когда тот действительно вкладывал в них душу.

В конце концов, когда Феллон поднял ставку до четверти причитавшейся ему суммы, сбитый с толку Гирей сдался и сказал:

— Сейчас конец четырнадцатого часа, господа. Возвращайтесь не поздней конца пятнадцатого, ибо сменюсь я после этого. Когда ж не явитесь, придется вам до завтра ждать, когда я вновь на пост вступлю после полудня.

— И часто ты выстаиваешь десятичасовые вахты? — спросил Феллон, сочувственно приподнимая бровь. Поскольку кришнаиты делили свой день на двадцать часов, первый из которых начинался с рассветом (точнее, посередине между полуночью и полуднем), десятичасовая кришнаитская вахта продолжалась более двенадцати земных часов.

— Нет, лишь ночные столь длинны, — сказал Гирей. — Бывают же они через четыре дня на пятый, а завтра я стою с шестого по десятый час.

— Ладно, мы не забудем, — сказал Феллон.

Кришнаит прислонил алебарду к стене, чтобы отпереть дверь. Эта дверь, как и многие другие на Кришне, была снабжена примитивным замковым механизмом, состоявшим из скользящих засовов, имевшихся с обеих сторон, и больших замочных скважин над ними. Ключ, просунутый с одной стороны, мог открывать засов на противоположной. Сейчас ближний засов был задвинут, а дальний отперт, но из замочной скважины торчал большой ключ, которым его можно было сдвигать.

Гирей взялся за щеколду ближнего засова и выдернул ее из гнезда в дверной раме, потом потянул за бронзовую ручку. Дверь открылась, слегка скрипнув.

Феллон и Фредро проскользнули внутрь. Дверь с лязгом закрылась за ними.

Феллон заметил, что загадочные звуки были тут намного громче, как будто их источник находился где-то совсем рядом. Теперь уже можно было определить, что это шум кузнечной или слесарной мастерской. Феллон повел своего подопечного вниз по полутемной лестнице, которая вела в подвал. Шагая по ступенькам, он гадал, удастся ли им выбраться отсюда.

Фредро шепотом спросил:

— Что, если он выдаст нас жрецам?

— Меня тоже очень интересует ответ на этот вопрос, — сказал Феллон. — Но до сих пор счастье нам улыбалось.

— Может быть, мне не стоило настаивать на том, чтобы идти сюда. Плохое место.

— Ну и время ты выбрал, чтобы передумывать! Выпрямись-ка лучше и иди так, будто ты тут хозяин — может, еще и выкрутимся, — Феллон закашлялся, набрав в легкие задымленного воздуха.

У подножия лестницы начинался коридор с низким потолком и стенами, сложенными из грубо отесанных камней. С обеих сторон в него выходили многочисленные комнаты и ходы, из которых и доносились металлические звуки. Помимо желтого света от масляных светильников на стенах, лабиринт был освещен кроваво-красными отблесками, вырывавшимися из кузнечных и литейных печей, и сетка скрещивающихся алых лучей придавала ему жуткий вид, делая похожим на предместье Ада.

В дымном полумраке двигались кришнаиты — в основном хвостатые колофтяне обоих полов. Все они были почти голые, если не считать кожаных фартуков, и перетаскивали различные инструменты, ведра с водой и прочие тяжести, или же были заняты еще какой-то работой. Между ними прохаживались надсмотрщики.

Тут и там можно было видеть вооруженных кришнаитов в форме королевской гвардии Кира. Гражданские гвардейцы, как видно, заменили королевских лишь на менее ответственных постах. Стражи подозрительно поглядывали на проходивших мимо Феллона и Фредро, но не пытались их остановить.

По мере того, как земляне углублялись в лабиринт, в царившем вокруг них хаосе стал проступать какой-то порядок. По правую руку располагались комнаты, в которых отливали в чушки железо. Эти чушки перевозили в тачках в другие помещения, где их снова плавили и переливали в бруски поменьше, которые потом поступали к кузнецам. Кузнецы плющили бруски и выковывали из них длинные полосы, а затем отбивали и гнули их на круглых железных наковальнях и, в конце концов, заваривали получавшиеся трубы.

Проходя мимо все новых комнат, земляне постепенно начали понимать, в чем дело. Феллон угадал, какой конечный продукт здесь производят, еще до того, как они дошли до зала, который служил сборочным цехом.

— Мушкеты! — пробормотал он. — Гладкоствольные мушкеты!

Он задержался у стойки, к которой было приставлено с дюжину готовых ружей, и снял одно.

— А как стрелять? — спросил Фредро. — Я не вижу ни курка, ни замка.

— Вот это — лопатка для пороха. Его можно поджигать — наверное, зажигалкой — а через вот это отверстие воспламеняется заряд внутри. Я знал, что это рано или поздно произойдет! Это должно было случиться, еще когда я пытался провезти сюда пулеметы контрабандой. Ну, теперь МС не засунуть кота обратно в мешок!

Фредро сказал:

— Вы думаете, это сделал какой-то землянин, сумевший — э-е — обойти псевдо-гипнотическую блокаду, или же сами кришнаиты изобрели их независимо?

Феллон пожал плечами и поставил мушкет на место.

— Чертовски тяжелая штука. Я, конечно, не могу сказать наверное, но… Погоди-ка, сейчас я, по-моему, все узнаю.

Они стояли в сборочном цехе, где неподалеку от них двое работников прилаживали к стволам деревянные приклады. В другом конце зала три кришнаита обсуждали какую-то производственную проблему, двое на вид были надсмотрщиками, третий небольшого роста и в годах. Его длинные волосы успели приобрести бледно-нефритовый оттенок, и он был одет в длинную тунику иностранного фасона.

Феллон неспешно направился в сторону совещавшихся, рассчитав время подхода так, что к его моменту обсуждение закончилось, и надсмотрщики отправились по своим делам. Феллон дотронулся до рукава длинноволосого и сказал:

— Привет, мастер Саиньян. Каким образом ты замешался в это дело?

Пожилой кришнаит повернулся к Феллону.

— Да, господин? Вы что-то спросили?

Феллон вспомнил, что Саиньян был немного туговат на ухо, кричать же о своих делах на публике Феллону совсем не хотелось.

— Давай пройдем в твой личный кабинет, если ты не против.

— О, да. Сюда, пожалуйста, господа.

Саиньян провел их по подземному лабиринту в комплекс помещений, предназначенных для сна и отдыха персонала. Мебель тут была представлена охапками соломы, на которых валялись, храпя и воняя, колофтяне, не занятые на этот момент. Тут же находились и апартаменты для чиновников и руководителей работ.

В одну из таких квартирок Саиньян и привел землян. Она была обставлена без излишеств, но прилично. И хотя комната — келья? — не была украшена какими-либо произведениями искусства, здесь стояли удобные кровать и кресло, лежала на столе стопка книг. В наличии также имелся богатый запас сигар и фалатское вино.

Феллон представил ученых мужей друг другу, каждого на понятном ему языке. Потом обратился к Фредро:

— Слушай, ты все равно почти ничего не поймешь, пока мы будем разговаривать — так что, если не возражаешь, постой снаружи у двери, ладно? Предупреди нас, если кто-то будет пытаться войти.

Фредро заворчал, но вышел. Феллон закрыл за ним дверь, снял капюшон и сказал:

— Ну, узнаешь меня?

— Нет, господин, не узнаю… Постойте-ка! А вы действительно кришнаит, или же землянин? Сдается мне, последнее верней…

— Уже лучше. Вспомни Эршид четыре года назад.

— Клянусь сверхдушой вселенной! — воскликнул Саиньян.

— Ты же тот землянин, Антане бад-Фалн, который был доуром Замбы!

— Ну-ну, не так громко! — попросил Феллон. Саиньян, будучи глуховат, разговаривая, имел обыкновение орать во всю глотку.

— Но что, ради всех несуществующих демонов, ты тут делаешь? — спросил он понижая голос. — Ты действительно стал жрецом Йешта? Не производил ты раньше впечатления человека, готового поддаться дурману любой религии.