Снова наталкиваюсь на ледяной взгляд Эрика.

— А у сеньора Циммермана были еще дети?

— Да. Но жив только Айсмен.

— Айсмен?!

Мигель смеется и, придвинувшись ко мне, шепчет:

— Айсмен — это Эрик Циммерман! Ледяной человек. Ты разве не заметила, что он постоянно не в духе? — Я хохочу, а Мигель добавляет: — Судя по тому, что мне сказала начальница, это крепкий орешек. Покрепче, чем его отец.

Меня это вовсе не удивляет. Говорят, что лицо — это зеркало души, а выражение лица Эрика постоянно угрюмое. А вот прозвище меня позабавило.

— А почему ты говоришь, что он единственный живой ребенок?

— У него была сестра, но пару лет назад она умерла.

— А что случилось?

— Не знаю, Джудит… Сеньор Циммерман никогда об этом не распространялся. Я узнал, что она умерла, только когда он сказал, что ему нужно срочно уехать в Германию на похороны дочери.

Печально. Две смерти за такой короткий период — это очень больно.

— Сеньор Циммерман разведен, — продолжает Мигель. — Он не очень-то ладил с отцом, поэтому никогда не приезжал в Испанию.

Это немного тревожит. Мне хочется узнать больше.

— А почему они не ладили?

— Не знаю, дорогая. — Мигель заправляет прядь моих волос за ухо. — Сеньор Циммерман был достаточно замкнутым, особенно, если это касалось его личной жизни. Кстати, когда мы с тобой выпьем чего-нибудь?

Я улыбаюсь и кладу голову на руки:

— Думаю, что никогда. Не люблю смешивать работу с удовольствием.

Меня забавляет этот разговор. Мигель придвигается ко мне еще ближе и мурлычет:

— Какое удовольствие ты имеешь в виду?

— Послушай, красавчик. Ты конфетка, которой хочет полакомиться бо́льшая часть девушек в нашем офисе, а я очень ревнива. Поэтому… поищи кого-нибудь другого, потому что со мной ничего не выйдет.

— Ммммм… Я люблю трудности!

Я хохочу, и Мигель вместе со мной. Эрик встает и выходит из кафетерия. Я с облегчением вздыхаю, потому что мне тяжело, когда он рядом. Через десять минут мы возвращаемся в офис.

Дверь в его кабинет открыта. Вот черт! Я не хочу его видеть. Сажусь, и вдруг на мобильный приходит сообщение: «Наконец-то пришло время работать?»

Мне неловко, но я улыбаюсь.

По правде говоря, мне нравится юмор Эрика. Я и не думаю отвечать и, как всегда, начинаю нервничать и чесать шею. Опять звонит мобильный. «Не чешись, а то пятна станут еще больше».

Он наблюдает за мной.

Я смотрю в сторону кабинета и вижу его сидящим за столом отца. Он чувствует себя всесильным. Он провоцирует меня, но я не собираюсь попадаться на его удочку. В ярости прищуриваю глаза, пытаясь выразить все, что о нем думаю, а он приподнимает уголки губ и расплывается в улыбке.

Вдруг появляется начальница и, став между нами, говорит:

— Джудит, если мне кто-то позвонит, переведи звонок в кабинет сеньора Циммермана.

Я молча киваю, а Моника, покачивая бедрами, входит в кабинет Эрика и закрывает за собой дверь. Я приступаю к работе. Около десяти дверь открывается. Начальница выходит с папкой в руках.

— Джудит, меня не будет в офисе около часа. Если сеньору Циммерману что-нибудь понадобится, реши это. — И, повернувшись к Мигелю, добавляет: — Вы поедете со мной.

Он улыбается, и я тоже. Вот парочка!

Ах, если бы они знали, о чем я знаю!..

Когда они исчезают, звонит внутренний телефон. Я проклинаю его, потому что знаю, кто звонит. Наконец беру трубку.

— Сеньорита Флорес, вы могли бы зайти ко мне в кабинет?

Мне так хочется сказать «нет», но это непрофессионально, а я, прежде всего, профессионал.

— Сейчас, сеньор Циммерман.

Вхожу в кабинет и спрашиваю:

— Чего желаете, сеньор Циммерман?

Он сидит, откинув голову на подголовник высокого кожаного кресла.

— Закройте, пожалуйста, дверь, — отвечает, всматриваясь в меня.

Глубоко вздыхаю и чувствую, как начинает гореть кожа. Проклятая шея сейчас меня выдаст, и это раздражает. Но я повинуюсь и закрываю дверь.

— Мои поздравления. Вы выиграли Еврокубок.

— Спасибо.

Пауза становится невыносимой.

— Ты хорошо провела вчерашний вечер?

Я не отвечаю.

— Что это был за тип, с которым ты целовалась и пробыла семнадцать минут в мужском туалете?

От удивления я открываю рот.

— Я спрашиваю, — настаивает он. — Кто это?

Я взбешена. Хочется бросить ему в голову ручкой так, чтобы она пронзила его череп, но я крепко ее сжимаю, подавляя порыв.

— Это не ваше дело, сеньор Циммерман.

Невероятно. Он шпионил за мной? Это уже слишком.

— А что у тебя с дружком твоей начальницы? — продолжает он.

Ах, вот куда мы уже дошли! Моргаю.

— Послушайте, сеньор Циммерман, не хочу быть невежливой, но ответы на такие вопросы не входят в мои обязанности. Так что, если вам больше ничего не нужно, я возвращаюсь на рабочее место.

Не дожидаясь ответа, выхожу, хлопнув дверью. Да кем он себя возомнил?

Как только сажусь в кресло, звонит внутренний телефон. Ругаюсь про себя, но отвечаю.

— Сеньорита Флорес, зайдите ко мне в кабинет. Сейчас же!

В его голосе звучит ярость, но я тоже на грани. Кладу трубку и, взбешенная, снова вхожу в кабинет, готовая послать его к черту.

— Принесите мне кофе, черный.

Отправляюсь в кафетерий и, вернувшись, ставлю кофе ему на стол.

— Я не пью кофе с сахаром. Принесите мне сахарин.

Я проделываю тот же путь, вспоминая всех его предков, и вручаю ему баночку сахарина.

— Насыпьте пол-ложки и перемешайте.

Что?!

Меня возмущает такое обращение. От одного только высокомерного взгляда у меня внутри все переворачивается.

Да этот немец просто идиот! Я хочу выплеснуть ему кофе в лицо, послать его куда подальше, но беспрекословно делаю то, что он просит. Ставлю перед ним кофе, разворачиваюсь и иду к выходу.

— Останьтесь, сеньорита Флорес.

Услышав, что он встает, я поворачиваюсь к нему. Его брови нахмурены. Мои тоже. Он рассержен. Я тоже.

Он обходит стол, садится на край, скрестив руки и расставив ноги. У него устрашающая поза. Расстояние между нами уменьшилось. Это заставляет меня еще больше нервничать.

— Джуд…

— Для вас я — сеньорита Флорес, если вы забыли.

Он смотрит на меня с присущим ему мрачным выражением, и воздух становится таким густым, что его можно разрезать ножом. Ну и напряжение!

— Подойдите, сеньорита Флорес.

— Нет.

— Подойдите.

— Чего вы хотите? — спрашиваю я.

Не меняя строгого выражение лица, он цедит сквозь зубы:

— Подойдите, пожалуйста.

Я фыркаю, показывая ему, таким образом, свое настроение, и делаю шаг вперед.

Его жесткий взгляд требует, чтобы я подошла ближе, но я не поддаюсь.

— Сеньор Циммерман, ближе я не подойду. Вы можете уволить меня, если это позволит вам чувствовать себя королем Вселенной. Но я не намерена приближаться к вам, и вам не советую это делать.

Он встает со стола, делает два шага ко мне, а я отступаю на шаг назад. Он фыркает, берет меня за руку, притягивает к себе и открывает двери в архив. Заталкивает меня туда и, когда мы оказываемся вдвоем в таком узком пространстве, захватывает мое лицо руками, приближает к себе и властно целует. На этот раз он не касается моей верхней губы языком, не спрашивает моего разрешения. Просто прижимает к себе и целует. Толкает меня к стеллажам и, когда чувствует, что мне больше некуда отступать, отрывается от моих губ.

— Я едва мог спать, думая о тебе и о том, что ты делала с этим типом вчера вечером.

Его слова затуманивают мне рассудок, и я еле слышно отвечаю:

— Я ничего не делала.

Эрик прижимается ко мне бедрами, и я чувствую его возбуждение.

— Он обнимал тебя за талию. Его взгляд гулял по всему твоему телу. Ты разрешала ему себя целовать и пошла с ним в мужской туалет. Как ты можешь говорить, что ты ничего не делала?

Я теряюсь от его слов и близости.

— Я делаю все, что хочу, со своей жизнью и со своим телом, сеньор Циммерман.