Президент Буш и его окружение непреклонны в своем стремлении дезавуировать попытки международного сообщества снизить риски для окружающей среды, представляющие все большую опасность. При этом используются предлоги, которые скрывают внутреннее желание правительства США ограничить влияние частного сектора. По словам редактора американского журнала «Наука» Дональда Кеннеди, правительственная Программа научного изучения климатических изменений является не более чем пародией на серьезную деятельность.
«Программа не предлагает никаких рекомендаций по сокращению вредных выбросов в атмосферу или уменьшению негативного воздействия на окружающую среду». Ее разработчики довольствуются «произвольным определением темпа снижения вредных выбросов, при котором, впрочем, суммарный объем выбросов США будет продолжать увеличиваться примерно на 14 процентов в течение десяти лет», — считает Дональд Кеннеди. «Отказываясь принимать во внимание ряд все более очевидных свидетельств надвигающейся угрозы», специалисты, работающие над программой, даже не потрудились проанализировать вероятность «внезапного стихийного процесса», который может возникнуть в результате краткосрочного потепления. Его следствием станет существенное колебание температуры, что чревато серьезной угрозой для США, Европы и других стран, находящихся в зоне умеренного климата. «Пренебрежение Администрации Буша возможностью многостороннего участия в решении проблем глобального потепления, — продолжает Кеннеди, — свидетельствует о позиции, ставшей отправной точкой в длительном процессе размывания дружеских отношений с Европой, который привел к „тлеющему взаимному разочарованию“»{2}.
К октябрю 2002 года стало очевидно, что мир больше волнует неудержимое стремление США применить военную силу, нежели угроза, исходящая от Саддама Хусейна. В сложившейся обстановке международное сообщество оказалось заинтересовано и в «обуздании США как мирового гиганта», и «в лишении деспота Саддама его оружия»{3}. Опасения мирового сообщества усиливались в течение месяцев, последовавших за решением «гиганта» осуществить вторжение в Ирак. Принятие такого решения не зависело от того, смогут международные инспекторы ООН обнаружить наличие в стране оружия массового поражения, столь необходимого для обоснования целесообразности американской затеи, или нет. К декабрю, согласно международным опросам общественного мнения, лишь 10 процентов опрошенных за пределами США поддерживали такие действия. По прошествии двух месяцев, в течение которых были проведены широкомасштабные акции протеста, в прессе было опубликовано следующее высказывание: «На планете осталось всего две сверхдержавы — США и международное общественное мнение» («США» в данном случае выражает государственную власть, а не мнение общества или элиты){4}.
К началу 2003 года в некоторых исследованиях отмечалось значительное усиление чувства страха перед этой страной и недоверия к ее политическому руководству. Политики США под видом служения и искренней приверженности правам человека, соблюдению демократических принципов на практике выказали полное, не имеющее исторических аналогий по степени своего цинизма, пренебрежение как к первому, так и ко второму. В связи с этим те, кто всерьез задумывается о судьбе последующих поколений, вероятно, ощутили сильнейшую озабоченность по поводу нового порядка вещей.
Несмотря на то что разработчики нового курса политики Джорджа Буша-младшего принадлежат к крайне традиционалистскому крылу американского политико-идеологического спектра, их программы и доктрины основаны на идеях, уходящих своими корнями в историю США и отсылающих к опыту претендентов на мировое господство. Наибольшие в этой связи опасения вызывает то обстоятельство, что действия экспертов из окружения американского президента согласуются с доминирующей в США идеологической линией и выражающими ее общественными институтами. История изобилует примерами стремления политических лидеров использовать силу или устрашение перед лицом серьезной опасности и катастрофы. Однако в современном мире ставки в политической игре стали несоизмеримо более высокими. Проблема выбора между мировым господством и выживанием стоит остро, как никогда прежде.
Попробуем понять некоторые закономерности столь мозаичной картины современного мира, рассматривая конкретное государство, стремящееся стать гегемоном. Действия и совокупность принципов, которыми данная держава руководствуется, должны стать предметом пристального изучения для каждого человека, в особенности для представителей американской нации. Многие обладают особыми преимуществами и свободами, что дает возможность определять ход нашей жизни, — не стоит забывать об обязанностях, непосредственно проистекающих из привилегии обладания правами.
Тем, кто стремится привести свои обязательства в соответствие с принципами демократии, следует осознать потенциальные препятствия на этом пути. В тоталитарных государствах такие препятствия очевидны, в демократических обществах они нивелированы. Несмотря на различия в подходах (методах), тоталитарный и демократический режимы преследуют одну цель, которая состоит в обуздании «великого чудовища», — именно так называл народ Александр Гамильтон.
Установление контроля над массой населения всегда представляло важнейшую задачу для власти и аристократии, в особенности после первой демократической революции в Англии в XVII веке. Аристократы, которые сами называли себя «благородными мужами», пришли в ужас, когда «кучка легкомысленных тварей в человеческом обличье» отвергла всю систему основополагающих принципов гражданского конфликта, развернувшегося между королем и парламентом в Англии. Она выступила за формирование правительства «из числа своих соотечественников, которые понимают их нужды», а не из круга «аристократов и джентльменов, устанавливающих им законы. Их власть дана под страхом, и страхом же они управляют народом, чьих горестей не ведают». Благородные мужи обнаружили, что если народ настолько «испорчен и коррумпирован», что дарует власть слабым недостойным людям, то они скорее откажутся от власти в пользу меньшинства порядочных людей. Почти три века спустя данная позиция нашла свое отражение в общественных идеалистических взглядах В. Вильсона. Выходит, за пределами США Вашингтон стремится внедрить принцип правления «достойного меньшинства». Во внутренней политике необходимо поддерживать систему принятия политических решений элитой при одобрении общества. Данную систему можно скорее назвать «полиархией» — в терминологии политической науки — чем демократией{5}.
Будучи президентом, Вудро Вильсон зачастую прибегал к использованию репрессивных мер даже во внутренней политике США. Однако в обществах, достигших высокой степени свободы и прав в ходе длительного гражданского противоборства, такая тактика обычно не применима. К моменту избрания Вильсона президентом политические элиты США и Великобритании глубоко осознали, что принуждение в их обществах мало эффективно и что лучше разработать способ приручения «чудовища», воздействуя на общественное мнение и изменяя ценностные установки граждан. Воплощением в жизнь этих целей занимаются целые индустрии.
По мнению самого Вильсона, для поддержания «стабильности и правопорядка» власть должна быть отдана в руки представителей аристократической элиты, несущей в мир «возвышенные идеалы»{6}. Эту мысль разделяли ведущие общественно-политические мыслители. Уолтер Липман в своих передовых работах о демократии однажды высказал тезис о том, что «народ нужно поставить на место». Частично этого можно добиться через «систему выработки общественного консенсуса», «осознанную практику и постоянную организационную форму управления массами». Такой революционный подход к применению демократических принципов дает возможность «классу специалистов» удовлетворять «общественные потребности», которые «зачастую совершенно не совпадают с общественным мнением». По сути, это ленинский идеал. Липман изучал динамику революционных изменений общественной демократической практики непосредственно в качестве члена Комитета Вильсона по общественной информации. Данный Комитет был создан для координации проведения военной пропаганды и в своей деятельности достиг значительных успехов, стимулируя милитаристские устремления.