И они дошли! Дошли, несмотря на завалы, несмотря на неприступные подъёмы и скользкие обледенелые спуски, по которым приходилось скатываться, обдирая кожу, рискуя каждый миг сломать шею. Даже метель, разыгравшаяся на второй день похода, не остановила их. Совершив трудный переход, братья нашли в себе силы взять Триверо.

Вождь апостолов остановился перед молодым воином из отряда Федерико ди Новара. Обращённое к огню лицо юноши казалось преждевременно состарившимся. На худых щеках у губ под едва пробившимся пушком обозначились глубокие морщины. Они говорили о многом.

Не лёгкой дорогой шёл он сюда из далёкой Франции. Не стремление к наживе, не погоня за славой побудили его забыть родину и поспешить к ним на помощь. Лишь жажда свободы и ненависть к её врагам могли дать силы выдержать такой путь.

Теперь община вырвалась из тисков голодной смерти и вновь обрела способность драться. Тщетно пытается папская армия запереть их в горах, оторвать от тех, ради кого они взялись за оружие. Ни жестокие преследования, ни угрозы отлучения не преградят путь правде.

Пусть временно сеньорам удалось подавить восстание. Но разве можно победить мечту о справедливости.

Достаточно вспомнить, что рассказывал Федерико ди Новара. А триверские бедняки, распахнувшие для них ворота города? Дольчино вдруг ясно увидел перед собой глаза старой женщины из толпы, провожавшей их при отступлении. До сих пор звучал в ушах её голос: «Возвращайтесь скорей! Дай бог вам силы разбить солдат!»

Гора Цебелло

Неожиданный переход патаренов через Альпы ди Мера вызвал среди крестоносцев панику. Войска, осаждавшие Лысую Стену, опасаясь удара в спину, покинули занятые деревни и отступили в Варалло. Епископ счёл благоразумным перебраться в Верчелли. Вскоре вся Верхняя Сезия и значительная часть долины Сессеры, где находился Триверо, оказались в руках апостоликов.

Первые весенние дожди щедро оросили проснувшуюся после зимнего сна землю. Голые ветви каштанов незаметно оделись в молодую листву. Пригретые солнцем, зазеленели поля и рощи, запестрели цветами альпийские луга.

Под белым стволом берёзы, росшей на склоне горы, стоял шишаком вниз стальной шлем. В него из надреза по коре стекал сок. Неподалёку возле родника, пробивавшегося меж камней, Дольчино и Маргарита прислушивались к пению невидимого жаворонка.

— Вот и снова вместе. — Дольчино поднял выпавший из её волос цветок.

— Прошло три недели, Дольчи, а кажется, будто мы не виделись целую вечность… У твоих глаз новые морщинки.

— Иной день подобен году, Марго…

Несмотря на отход папского войска, Дольчино видел, что дальше развивать наступление бессмысленно. Немногие уже осмеливались открыто помогать патаренам. Жестокая политика, настойчиво проводимая епископом Райнерием, приносила свои плоды. Страх перед отлучением, воспоминания о кровавых расправах и пожарах всё сильнее действовали на людей.

Крестьяне охотно меняли продукты на золото, доставляли нужные сведения, иногда даже принимали участие в нападениях на имения местных феодалов, но покидать надолго свои деревни и присоединяться к восставшим не решались. Выходить в таких условиях на равнину было опасно. Понимая, что крестоносцы не заставят себя долго ждать, Дольчино стал энергично готовиться к обороне.

Оставив долину Верхней Сезии, братья принялись укреплять лагерь Слизи Триверо. Пока небольшие подвижные отряды собирали продовольствие, захватывали и опустошали соседние замки и монастыри, основная часть общины не покладая рук трудилась, копая глубокие рвы, делая насыпи, укладывая из камней и деревьев прочные стены.

На вершине Цебелло росла грозная крепость. Не очень крутые скалистые склоны были освобождены от кустов и деревьев, могущих помешать стрелкам. Многочисленные редуты, вспомогательные башни и бастионы с умело расположенными бойницами и большими запасами камней для метания превращали гору в неприступную цитадель.

Перенесённая на Лысой Стене осада многому научила повстанцев. Одновременно с возведением защитных сооружений они строили теперь тёплые жилые помещения, просторные крытые стойла для скота, надёжные склады под зерно. В центре лагеря были вырыты бассейны для хранения летом и осенью питьевой воды.

Чтобы иметь возможность незаметно для противника пополнять запасы воды, Дольчино велел прорыть тайный ход от одного из редутов к роднику, сочившемуся на склоне горы. Сам родник был углублён наподобие колодца и завален снаружи большими каменными глыбами.

Кроме того, на западном скате, выходившем в долину, была расширена естественная подземная галерея, проложенная бурными водными потоками во время таяния снегов. Получившаяся невидимая дорога длиной почти в милю могла быть использована для обходных манёвров и отступления.

Вождь апостолов выступал с проповедями по деревням, укреплял веру и будил мужество в сердцах своих многочисленных сторонников. Он хорошо знал: как бы ни были высоки возводимые стены, как бы ни были храбры и умелы защитники, без поддержки и помощи местного населения долго не продержаться.

Не зря епископ старался любыми средствами запугать крестьян. По его приказу то и дело устраивали публичные казни и сжигали целые селения.

Дольчино решил ответить на террор террором. Он распространил апостольское послание, предписывая всем верующим, в том числе монахам и прелатам, отказаться от владения землёй и имуществом. В случае неповиновения он грозил как посланец неба вечным проклятием и как мирской капитан — самыми суровыми наказаниями.

Феодалы, купцы, владельцы лавок и мастерских, оказавшие сопротивление, были обезглавлены. Это укрепило в народе авторитет повстанцев. Монахи и священники не осмеливались уже приближаться к местам, где появлялись апостолы. Слухи о жестокости ересиарха и его последователей всё сильнее действовали на солдат. Нередко крестоносцы бросали оружие и обращались в бегство, едва завидев патаренов.

Семейный совет

На краю Верчелли, прямо за стенами аббатства Сан Андреа, раскинулся большой военный лагерь. Сотни рыцарских шатров, солдатских палаток и крытых повозок тянулись рядами до самой Сезии. Новая армия крестоносцев, собранная со всех концов Европы, спешно готовилась к походу.

Во дворце епископа шёл семейный совет.

— Слава богу, Авиньон зашевелился. Климент пятый берёт на себя расходы.

Верчельский епископ Райнерий де Пессано торжественно развернул пергаментный свиток.

Томазо Авогадро принялся внимательно изучать бумагу.

— Наконец-то! Теперь можно быть спокойным. Всё как следует — подпись и печать.

— Не очень-то я верю папским грамотам, — скептически заметил Симоне Колоббьяно. — Золото было бы надёжней.

— В данном случае твои сомнения напрасны, — снисходительно улыбнулся Райнерий. — Его святейшеству невыгодно нас обманывать. Недаром он вновь подтвердил мои полномочия.

— Мы и так рискуем. Чтобы купить швейцарских копейщиков, мне пришлось заложить земли и фамильные ценности, — проворчал Джакомо из Кваренья.

— Зато вы с братом избраны консулами. В вашей власти вернуть потраченное с лихвой.

— Для этого стоит лишь добить апостоликов и покончить с ересиархом, — не без иронии напомнил Симоне Колоббьяно.

— С таким союзником, как папская казна, глупо сомневаться в исходе борьбы, — возразил епископ. — К тому же большая часть дела сделана. Чернь в городах запугана, мужичьё повсюду поджало хвост.

— Тем не менее патарены продолжают громить наши армии, — негромко заметил Пьетро Авогадро, старший из верчельских консулов.

— От нас зависит — не допускать этого впредь! В последний раз мы немного не рассчитали силы.

— Если дело обстоит так просто, почему бы вашему преосвященству самому не возглавить войско?

— А разве я этого не делаю? Однако согласись, мой сан и возраст не совсем подходят, чтобы водить в бой солдат.