…Во дворце забеспокоились еще больше. Телохранители, низкорослые, широкоплечие куджаты, приложив руки к сердцу, к губам и лбу, упали перед Кумачем на ковры.

— О, величайший, гонец из Мерва просит, ждет внимания и вашего снисхождения!..

Брови Кумача медленно поднялись. Теплый и душный туман воспоминаний постепенно отступил от эмира, и широкие плечи, придавленные тяжелым раздумьем, распрямились. Кумач внимательно осмотрел себя, поправил безрукавный халат из толстого зеленого китайского шелка, туже затянул черный пояс с ножом и, приняв гордую осанку, стал медленно спускаться в густую зелень виноградника…

В приемный зал дворца ввели молодого рослого воина, грудь которого украшала шкура барса. Выслушав гонца от султана султанов, Кумач хлопнул в ладоши, приказывая созвать приближенных на совет.

Угощая дворцового гонца заморскими яствами, Кумач спросил, скрывая истинное настроение, отражавшееся в глазах с тяжелыми веками:

— Давно ли в стае орлов султана появились барсы?

— С тех пор, как в свидетели стали приводить покойников, — спокойно ответил Ягмур.

— Я вижу, зубы твои остры, но крепок ли меч в руках? — располагающе спросил Кумач, хватаясь за рукоятку ятагана.

Но оружие Ягмура раньше блеснуло в лучах светильника. Кумач опустил ятаган.

«Нет, — Санджар все еще крепок, если может так точно определить в человеке храброго воина. Такого бы и он, Кумач, взял в свою личную охрану».

Эмир потянулся, взял с подноса фазана, набитого орехами, и бросил Ягмуру, проявив тем самым к султанскому гонцу высшее предрасположение.

Ягмур изловчился и поймал жирного, поджаренного фазана на меч. Кумач вздохнул: чувство ревности захлестнуло грудь. Как бы хотелось опытному полководцу видеть такими же ловкими и сильными своих сыновей.

«Да, — подумал Кумач, такой джигит долго не будет свидетелем в делах лжеца… Красив, как барс!»

Гонец приехал звать могучего полководца Кумача на совет в Мерв и сообщил, что сборщиком налогов назначен любимец атабека Каймаз. Кумач знал настроение во дворце. Находясь в тени раскидистых деревьев Балха, он внимательно следил за событиями и в столице сельджукидов, и его больше всего беспокоил один вопрос: как отнеслись приближенные трона к двум о грядам, посланным на усмирение огузов? Усмирять было некого: Кумач всю эту историю начал для того, чтобы убрать верного султану Санджару сборщика налогов — Омара, заменив его преданным Кай-мазом, и проверить — насколько Мерв еще верит его гонцам. Гороскоп показывал хорошие предзнаменования, и на сердце эмира было спокойно. Особенно он уверился в этом после того, как горбун, один из придворных султана султанов прислал фирман, в котором доносил о заговоре в Самарканде. Теперь хорошо решится вопрос с двумя отрядами, высланными Мервом для подавления возмутителей покоя.

А ведь именно он, Кумач, воспользовавшись отсутствием одного из предводителей воинственных степняков — Чепни, через своих людей вызвал людское недовольство, и он же своими силами подавил волнение. Теперь, владея тайными замыслами Самарканда, Кумач мог трижды заверить султана и приближенных трона в своей преданности: первым долгом он сам расправился с возмутителями спокойствия, во-вторых, — он доносит о смуте в Самарканде, упрекая визирей в плохой осведомленности. Кроме того, он сохранил два отряда для подавления черни Самарканда А дальше? Кумач, раздумывая, протянул руку к винограду Из окна падал свет. Слуги расставляли блюда с яствами, поправляли шелковые подушки.

Уставшие глаза эмира слипались, но в тяжелом, тоскую щем взгляде сверкала жажда власти Взгляд упал на пушистый узорчатый ковер, и хитроумные рисунки неожиданно расправились в длинные ряды полков султана Беркиярука, напротив которых стояли воины Санджара. А в центре — он — Кумач Эмир испуганно тряхнул головой, отгоняя виденье. Оглянулся — не подслушал ли кто его затаенных мыслей?.. Но в зале было тихо. Уставший гонец из Мерва, удобно устроившись на подушках, вгрызался белыми зубами в сразана и запивал жирное жаркое терпким вином.

И вдруг показались… его единомышленники… «Рано, — решил Кумач, — рано обнажать свой тайный замысел. Ласковыми словами и змею из норы вызвать можно. И пусть это сделает Каймаз».

— Каймаз! — громко позвал Кумач.

В зал вошел красивый юноша. Он преданно посмотрел в глаза эмира, который всем присутствующим приказал сейчас же выйти на веранду.

— Запомни сегодняшний день и благослови его, мой мальчик, — прошептал Кумач, обнимая юношу. — Все это время ты и душой и телом служил мне. А теперь аллах через меня посылает тебе новую светлую милость: по воле повелителя вселенной ты назначен сборщиком налогов. И ты должен ценить это. Слава о твоей храбрости дошла до стен столицы мусульман. И если ты будешь вести себя, как я тебе буду подсказывать, путь твой покроется золотом.

Глаза юноши жарко заблестели.

— Мой повелитель, я буду послушен, как и прежде. Приказывайте! — радостно обнял и поцеловал он ноги эмира.

— Ему не устоять перед твоей храбростью и находчивостью. Я знаю его слабость. О, как я знаю эту слабость!. Но помни: у тебя будут враги, и главным из них — визирь Он не потерпит, чтобы золото дворца проскользнуло мимо его рук. Знай, что иногда крепкое сердце одного мужчины может решить в сотни раз больше, чем отряд воинов.

— Да благословит аллах ваше имя, повелитель, — немел от сладостного восторга, стал благодарить Каймаз, целуя ноги своего владыки.

— Иди, собирайся в Мерв, — сказал ласково Кумач и добавил. — За такого слугу он простит мне многое.

ОТРАДА ГЛАЗ МОИХ

…А вот и родной дом! Аджап проворно спрыгнула с коня, бросилась к старику. Растроганный хранитель царской библиотеки со слезами на глазах встретил юную путешественницу.

— Сладок ли был, дочь моя, ручей благополучия? — спросил отец.

— Да благословит тебя небо за добрые наставления, отец.

— Разум и способности, которые ты несешь в себе, — дар аллаха. И пусть твоя слава будет лишь твоей!.. А надо мной Азраил уже расправляет страшные крылья.

— Не говори так, отец, здоровый вид твоего лица меня радует.

— Нет, дочь моя, руки уже плохо держат тростник, глаза у меня не видят строчек, трудно писать и читать. Готовься узнать тайны хранения царских книг.

— Достойна ли я такой чести?

— Будь тверда в своих желаниях, и ты многое в жизни сделаешь.

Слуги пригласили к еде.

У ковра уже хлопотала кормилица. Ее нежное лицо оттенялось черным отливом волос, на плечи спадали тугие косы. Несмотря на возраст, кормилица была розовощека и тонка в талии. Звали ее Зейнаб. Воспитывалась она в семье хранителя царских книг. Молодую рабыню купили в Хорезме. Поначалу она питалась остатками со стола хозяев, а после того, как умерла мать Аджап, Зейнаб перевели в хозяйский дом.

Прошли годы. Кормилица с Аджап были всегда вместе. Соблюдая приличие и скромность за обедом, Зейнаб и воспитанница жарко зашептали, оставшись вдвоем.

— Я очень устала, — говорила Зейнаб, — но радость на твоем лице дает мне утешение. Кроме тебя в этом мире у меня нет никого.

— Милая моя кормилица, я всегда прошу аллаха отблагодарить тебя.

— Твоя чистая молитва, Аджап, видно, дошла до аллаха. — И кормилица со слезами на глазах прижала девушку к груди. — Когда я увидела разбойников, то в молитве просила аллаха: если ему нужна душа женщины, пусть он меня отдает в руки Азраила.

— Вот аллах и послал мне ангела-избавителя.

— О ком ты говоришь?

— О джигите Ягмуре.

Кормилица вытерла глаза, долгим, изучающим взглядом окинула комнату.

— Ах, если бы он мог гордиться своим родом, как храбростью! — сказала женщина.

— Он ведь воин! И самый богатый и славный его родственник — храбрость.

Что-то дрогнуло на лице Зейнаб и она печально посмотрела на свою любимицу.

— Путь к любви, как и дорога к светлому колодцу «Зем-зем», который находится на пути в Мекку, лежит через пустыню. И всякий, кто желает напиться из этого колодца, должен перенести все невзгоды и трудности тяжелого пути. Милая моя Аджап!.. — кормилица коснулась своих грудей.