Здесь же заметили мы на некоторых межах высокие бамбуковые шесты о небольшими флагами красного цвета, или красного с белым и т. п. Нам объяснили, что это межевые знаки для передела земли, или для разграничения владений одной сельской общины от другой.
Дорога все время идет по шоссе, которое хотя и узко, так что на нем только-только в состоянии разъехаться две дженерикши, но за то содержится великолепно, и катишься по нем без малейших толчков и колебаний, словно бы по паркету. Время от времени приходится переезжать плоские каменные мостики, переброшенные через оросительные канавы, — и эта часть оказывается тоже в величайшем порядке, какому могла бы позавидовать любая страна Европы. Все канавы заботливо вычищены и обложены камнем и дерном, так что незамученная вода струится по ним с прозрачною чистотою горного потока. Чистота, аккуратность и даже изящество отделки — это, как видно, отличительные качества всякой японской работы, будет ли то драгоценная лаковая вещица, или огородная грядка. На дороге прохожих встречается не много, но на прилегающих полях, и вблизи, и вдали, — повсюду видны группы работающих поселян обоего пола. Вглядываясь в лица всех этих встречных людей, я заметил в них одну наиболее характерную особенность, — это именно, общее их выражение спокойного довольства и веселости. А "ясное спокойствие духа", — это, по выражению народной японской мудрости, — есть идеал земного счастия. Часто ли найдете вы что-либо подобное в Европе!..
Наконец, мы прибыли к цели нашей поездки. На самом берегу озера стоит древняя корявая сосна, широко раскинув во все стороны могучие суковатые ветви. Она покрывает собою площадку шагов около семидесяти в поперечнике, а некоторые ветви ее даже выступают за пределы площадки, простираясь над водою. Чтобы дерево не рухнуло от старости и непогоды, его со всех сторож поддерживает целая система деревянных подпорок, косых, прямых и поперечных, высоких и низких, снабженных скрепами и деревянными подушками, так что одни эти подпорки образуют под деревом, около главного ствола и вдоль всех ветвей, внутри и снаружи, довольно густую чащу лесин и балок. Площадка со стороны озера ограждена высоким гранитным цоколем циклопической кладки, чтобы предохранить почву от подмыва; с сухого же пути она обнесена деревянной оградой, в центре которой поставлено священное тори с двумя фонарями по сторонам, ведущее к маленькой синтоской миа, где встретил нас почтенный кануси (синтоский жрец) с двумя своими коскеисами (прислужниками) и сам пошел показывать нам знаменитую Карасаки, объясняя великое значение этого исторического дерева для всего государства. Оно вверено правительством заботливости и попечениям этого почтенного человека, который обязан со своими помощниками ежедневно осматривать всю Карасаки с полным вниманием, принимая немедленные меры к исправлению малейшей не исправности и к удалению всего, что могло бы так или иначе повредить ее благополучию и долгоденствию. О состоянии дерева и всех переменах в оном, органических и искусственных, канусси периодически доносит местному губернатору.
Надо заметить, что местность, прилегающая к Биве и ее ближайшей окрестности, — это колыбель японской национальности. Здесь произошло первое зарождение Японии, как государства, и с тех пор вся эта местность полна великих и священных для каждого Японца исторических воспоминаний. Предание, относящееся к Карасаки, говорит, что посадил ее собственноручно сам великий Цинму (Санно), первый исторический микадо, основатель Японского государства, в день провозглашения себя императором всей страны Восходящаго Солнца, в 667 году до Рождества Христова. Стало быть, Карасаки — ровесница самой Японии, как государства, и если считать предание достоверным, то в настоящее время этой современнице Навуходоносора и Тулла Гостилия должно быть 2,548 лет, и старше ее из исторических деревьев остается разве один Мамврийский дуб. Торжественно сажая в землю молоденький росток сосны, Цинму изрек пророчество, что пока стоит и цветет эта сосна, будет стоять и процветать Империя Восьми Великих Островов [75].— Вот почему с тех пор и до сего дня так рачительно оберегают и поддерживают Японцы существование этого дерева. Почтенный канусси предложил нам на память сосновую шишку от этой самой Карасаки, а также ее портрет, отпечатанный на тонком листе японской бумаги, и листок с одним старинным стихотворением, где воспеваются, или, вернее сказать, перечисляются все восемь достопримечательностей озера и прилегающей к нему страны Ооми [76]. Привожу это стихотворение в подлиннике и в переводе:
Наниши Ооми но
Хаккей ва:
Цуки каге кийёки
Иси-яма я.
Касу мизо к
о
меши
Миидера но
Ири-ае цутуру
Кане но кое.
Ватару хуна бито
Махо хиките
Ябасе ни каеру
Момо чи буне.
Нами но Авазу но
Кумо харете
Хая иухи сасу
Ура-ура но
Кешики мицуцу
Ватару ни ва
Сета но Наг
а
хаши
Нага ка разу.
Хира но так
а
не ва
Шира юки ни.
Мада х
а
да с
а
муки
Ура кадзе ни,
Оцуру Кататано
Кари г
а
не я,
Кае мо харукани
Саийо хкете
Саби пшса масару
Карасаки но
М
а
цу косо
а
ме но
Ото су наре.
"Вот перечень восьми достопримечательностей в Ооми:
"Чистый свет луны на горн Иси,
"Среди вечернего тумана гудящий звон колокола во храме Миидера возвещает о наступлении сумерек.
"Тогда, плывя по озеру, в глазах у тебя множество лодок, возвращающихся под всеми парусами в пристани Ябасе.
"Уже созерцая ясное небо на стороне Авазу и любуясь отражением лучей заката на берегах озера, "Длинный мост" в Сета кажется не длинным.
"На вершине горы Хира еще белеют остатки снегов, — оттого и береговой ветер ощутительно прохладен.
"Вот, длинная вереница диких гусей спешит на ночлег к колокольне Катата, откуда издаваемые ими крики сливаются в полночь с шумом дождя под исполинскою сосною Карасаки".
В этих стихах не трудно заметить тонкое чувство изящного понимания природы и умения схватывать ее наиболее красивые стороны и характерные моменты. В общем они производят впечатление очень хорошо написанной местной картинки.
В этот день, с первым отходящим поездом, мы возвратились в Кообе, не заезжая более ни в Киото, ни в Осаку. Надо было спешить к ожидавшей нас на Кообийском рейде "Европе".
ПРИМЕЧАНИЯ
14)
15)