Изменить стиль страницы

— Зачем? — не понял Павленко.

— Олег Михайлович не дурак. Он только пытался казаться таким, — произнёс Фефилов и тут же осёкся. В его словах Павленко мог почувствовать упрёк в свой адрес в отсутствии бдительности и прозорливости, а этого Иван Никифорович уж никак не хотел, он лишь излагал шефу свои планы на ближайшее будущее, и то только потому что тот потребовал этого. Если бы речь шла не о Хмельницком, а о ком-нибудь пониже, типа водителя Валерия Осипова, об этом бы речь не заходила. Просто выполнялось и докладывалось. А руководство одобряло. И вознаграждало.

— Полагаешь, он его подозревает?

— Полагаю, да.

Иван Никифорович был в курсе шашней Конышева с женой Хмельницкого, но об этом предпочёл не докладывать шефу. Он не обязан был этого знать, пока не обязан, ведь Хмельницкий до этой минуты должен был быть вне подозрений, а значит, и не обязан Фефилов докладывать об этом Павленко. Он подержит эту карту в запасе. Конышев этот жук ещё тот, глазёнки хитренькие… И очень было бы неплохо его подставить, когда надо будет. Ведь Иван Никифорович прекрасно понял задание шефа, а все, что говорилось обоими вслух, это была лишь оболочка, за которой таилась главная цель. Хмельницкий знает то, чего не должен знать. Значит, все, Павленко этими словами подписал Хмельницкому смертный приговор, дал команду на его физическое уничтожение. А уж какими средствами это сделать, это дело Ивана Никифоровича, его работа. И он сделает все, как надо. Он никогда не подводил. А сделав это дело, надо, очевидно, будет разыграть карту Конышева. Хотя его жалко — незаменимый в некоторых вопросах человек. Как он все сделал с Осиповым, просто высший пилотаж, да и только! Но всему своё время… Человеком надо вовремя воспользоваться, а потом так же вовремя его убрать. Свидетели никому не нужны.

— Ладно, так и поступим, — согласился Павленко. Он вглядывался в суровое лицо Фефилова, словно желая уловить на нем хоть какие-то эмоции. Но лицо было совершенно непроницаемо. Он только ждал дальнейших указаний. — Тогда у меня все, Иван Никифорович. Вопросов нет?

— Нет, Вадим Филиппович.

У него никогда не было вопросов. Только одни ответы. На все, что угодно.

И горе было тому, за кого брался Иван Никифорович Фефилов, потомственный чекист.

13

На встречу с Аллой в Сокольники Олег Хмельницкий решил поехать на метро. Он отпустил своего нового водителя Романа и в восемь часов вечера вышел из здания банка.

В том, что за ним уже следят, у него сомнений не было. Серьёзность ситуации постепенно стала доходить до него, хотя он постоянно тешил себя надеждой, что это лишь недоразумение и вскоре все образуется и встанет на свои места. Умом же понимал, что надо быть предельно осторожным.

Олег прошёл пешком переулками до станции «Лубянка» и вошёл в метро. Шёл девятый час вечера, народу было уже довольно мало, час пик закончился. Олегу, помимо всего прочего, было просто интересно увидеть человека, который за ним следит. Это продолжало казаться ему чем-то вроде игры, хоть и опасной, но все же игры. А ведь кто-то следил непременно. Следил от самого здания банка, находящегося в одном из уютных тихих московских переулков. Но пока Олег не мог обнаружить поблизости никого подозрительного. Но ведь он и откровенно оглядываться не мог, ни в коем случае не нужно было раскрывать того, что он чувствует за собой слежку. Считали же его в банке долгое время за лоха, пусть считают и теперь, так оно будет лучше и спокойнее.

На перроне он стал расхаживать туда-сюда, пытаясь понять, кто из стоящих здесь людей следит за ним. Вспомнил своё школьное прозвище профессора Плейшнера и невольно стал подражать герою фильма, то размахивая руками, то закладывая их за спину. На губах у Олега играла наивная улыбка, большие голубые глаза с добротой и доверчивостью глядели на окружающих.

На платформе стояло немало красивых девушек, и Олег непроизвольно стал их рассматривать. Но о предполагаемом «хвосте» он не забывал ни на секунду. Хотя понять, кто именно за ним следит, он пока не мог. Обычные пассажиры. Совершенно никого вызывающего подозрение.

Подошёл поезд. Олег зашёл в вагон, сел на сиденье. Если за ним кто-то следит, то он обязательно должен быть здесь. Хотя, может быть, и в соседнем вагоне, только в поле зрения. Не этот ли, суровый, в плаще? Нет, этот слишком пристально и строго на него смотрит, «хвост» так смотреть не станет. А может быть, вот эта женщина могучего сложения лет сорока? Кто сказал, что следить за ним обязательно должен мужчина? Нет, тоже не похоже… Она, наоборот, с таким вниманием читает книжку в пёстрой обложке и даже не бросает взгляд в его сторону. А вот сидит невзрачно одетый мужчина в стоптанных ботинках и неглаженных брюках. Он мутными глазами поглядывает на Олега, похоже, выпивший. Не этот ли? Нет, тоже вряд ли. Слишком уж у него затрапезный вид…

Времени в запасе было ещё немало, и Олег решил на всякий случай не выходить на станции «Сокольники» и проехать одну остановку. Мужчина в плаще и могучая женщина вышли на «Преображенской». Олег вышел на «Черкизовской». Мужчина в стоптанных ботинках, пошатываясь и не глядя в его сторону, вышел тоже.

Поезд умчался в тоннель, мужчина стоял и глядел куда-то поверх его головы с блуждающей улыбкой на губах. Похоже, что именно он!

В это время с противоположной стороны, со станции «Улица Подбельского», прибыл поезд. И тут Олег, словно спохватившись, сделал отчаянный рывок в сторону этого поезда. Когда двери закрывались, он успел вскочить в вагон. «Пьяный» тоже рванулся вслед ему, но сесть в поезд не успел. Он, точно он!

А получилось-то как здорово, просто блеск! Такой прыти от толстого и внешне неповоротливого Олега «хвост» ожидать не мог. Олег даже улыбался от гордости за самого себя…

На встречу с Аллой у парка Сокольники он приехал вовремя. Около метро купил пять красивых чайных роз.

А вот и она, уже ждёт его. В кремовом брючном костюме, с распущенными темно-каштановыми волосами. Нервничает, волнуется.

Красивая женщина, на неё обращают внимание мужчины.

— Добрый вечер, — подходя к ней, произнёс Олег.

— Привет, — улыбнулась Алла.

— Хорошо доехала?

— Нормально, пробки уже рассосались.

— А я вот вообще без пробок, на метро.

Алла промолчала, внимательно поглядела на него своими карими глазами.

— Что-то случилось, Олег? — наконец произнесла она.

— Пойдём в парк, там и поговорим.

Они вошли в парк «Сокольники», медленно зашагали по его цветущим аллеям.

— Аллочка, дело серьёзное, очень серьёзное, — произнёс Олег. — И пожалуй, ты можешь мне помочь в одном вопросе. Только учти… Это небезопасно.

— Я все сделаю для тебя, — тихо сказала она, и у него в этот момент дрогнуло сердце.

— Спасибо.

— Пока не за что. Что я должна сделать?

— Понимаешь… Я знаю, за мной уже следят, я только что это видел. В метро. Возможно, следят и за тобой.

— Даже так?

— Запросто. Я встречался с очень хорошими людьми, с высокими профессионалами своего дела. И они помогут мне. А пока вот что. Я только не знаю, имею ли я право просить тебя об этом. Но мне больше некого…

— Имеешь, — совсем тихо произнесла Алла. — Имеешь. Я недавно кое-что узнала. Таня Осипова нашла дома ещё одно письмо от Валерия. Он не хотел ей ничего рассказывать при жизни, не хотел её волновать, ей и так досталось. А перед смертью написал.

— И что же было в том письме?

— Я помню его дословно. «Танечка, я не могу не сказать тебе перед уходом одну вещь. Незадолго до той аварии меня вызывал к себе Иван Никифорович Фефилов. Он требовал, чтобы я следил за своим шефом, за Олегом Михайловичем, чтобы я о каждом его шаге докладывал ему. Я отказался. Через два дня произошла авария. Это не могло быть случайностью. Олег Михайлович очень хороший человек, добрый и наивный. Мне кажется, что его жизнь тоже может подвергаться опасности. Он белая ворона в этом гадючнике. Пусть бережётся Фефилова. Да и Конышеву доверять опасно, не зря именно его определили водителем к Хмельницкому. В банке „Роскапиталинвест“ просто так ничего не делается. Ещё раз прости, я понимаю, что своим уходом из жизни я фактически предал тебя, оставил в одиночестве. Но я не мог так жить. Пойми меня тоже. Я люблю тебя. Валера».