Наш переход по Африке длился 48 дней. Когда мы ехали по Ближнему Востоку, войска США напали на Ирак и начали бомбить Багдад. Пока мы ехали по Египту, узнали, что Ирак побеждён, а в Сирии тоже стало неспокойно. В Африке картина ещё хлеще. Уганда не ладила с Суданом, Эфиопия только прекратила войну с Эритреей, в демократичном Конго идёт много лет гражданская война, в Анголе гражданская война не стихает уже 28 лет, в Зимбабве — бывшей Южной Родезии — развит чёрный расизм и там тоже неспокойно.
Сейчас, когда я пишу эти строки, узнаю, что в Кот-д-Ивуаре (Западная Африка) и на Мадагаскаре началась война. Война! Война! Война! Хочется на этот счёт процитировать слова из песни Виктора Цоя, так ярко и правильно отображающие сущность человечества: «Война — дело молодых, лекарство против морщин!» Неужели, это — нормально, может так и должно быть?
Так что ждать, пока в Африке, да и во всём мире, настанет «мир и покой», можно до седых волос. И не дождаться — что вернее.
Облик природы постоянно менялся, мы то виляли на серпантинах высоко в горах, то мчались по плоскогорью, где нас с двух сторон окружали баобабы. Иногда дорога шла через сумрачные чащобы леса, и большие деревья в темноте казались сказочными великанами с искривлёнными руками-щупальцами, которыми они норовят зацепить ночных путников. На обочинах дорог валялись раздавленные грузовиками огромные зелёные удавы, наверное, питоны.
Вообще асфальтированное покрытие экваториальной Африки — часто «мясо» и кровь. Множество животных находят смерть на дороге. Поначалу видеть такое непривычно, потом привыкаешь.
На пути следования нам посчастливилось проезжать национальный парк Микуму. Дорога шла по его территории 50 км. Я не верил своим глазам: вот они, наконец-то, я их вижу, я созерцаю животных Африки живущих на лоне природы своей естественной жизнью. Стада антилоп и газелей, жирафы, щипающие листочки высоких акаций. Мы пытались подкрасться в высокой траве к этим грациозным созданиям, но они задолго чуяли наше приближение и пускались галопом вскачь, далеко в саванну, а нам оставалось разочарованно возвращаться на дорогу. Павианы — представители обезьяньего царства, важно Разгуливали по проезжей части, вовсе не желая нам уступать её. Дорогу чинно переходили взрослые слоны, оберегавшие маленьких слонят. Вот он — африканский слон, он смотрит на нас, и со всей заботой и осторожностью прикрывает своё дитя. Слон — самое большое млекопитающее, кто с ним сравнится на суше? Нет равных ему! Слон на суше — это как кит в океане. Африканцы называют тут слона — элифантом, по-французски, это название несколько созвучно с «левиафаном». Левиафан — животное из легенд, такое огромное чудище, якобы бороздившее океанские просторы. Между китообразными и слонами есть что-то общее: благородство, царственное превосходство. С давних времён эти гиганты — мастодонты были объектом всеобщего внимания, страха, распространённых преувеличений и всяческих сопоставлений. Слон по праву мог бы требовать к себе уважительного и почтенного отношения, но некоторые африканские племена видят в нём больше вредителя сельскохозяйственных угодий, а иные — своего собрата, выбрав его в тотемы, утверждая и передавая табу из поколения в поколение. Но в подавляющем большинстве районов красивый слон стал объектом охоты, и даже более чем охоты, он стал объектом тотального истребления. Природа, наделив его крепкими белыми бивнями, как средством защиты, в то же время обрекла его на несчастье. Впрочем, от человеческого оружия не посчастливилось и многим другим животным.
Возможно, от человека, за всю историю его давления на живой мир, менее всего пострадали вороны или блохи. Но это обстоятельство и ставит слона несравненно выше, делая его ещё более ценным и легендарным. По отношению к слону — этому великолепному гиганту сухопутья планеты — можно сказать множество торжественных эпитетов, и все эти высокопарные слова только лишний раз подтвердят, что нет никакого оправдания вероломству человека, что ничем не смыть с рук человечества грязного пятна уничтожения слонов ради, якобы, так «необходимых» людям слоновьих бивней. Интересно было бы увидеть, как в древнейшие времена первый человек в райском саду жил в близкой дружбе, в тесном соседстве со всеми дикими животными.
Представляю: первый человек кормит слона из рук, такое чудо несомненно требует кисти какого-нибудь знаменитого живописца — анималиста. Но вот человек изгнан Богом из рая и баланс с природой нарушается. Представляю другую картину: слон гонится за человеком, пытаясь растоптать его своими мощными подошвами. К этим сюжетам в дополнение напрашивается следующий: человек в страхе, злости и ненасытности изобретает страшное оружие, делает довушки для слонов, чтобы съесть его! Напрашивается вопрос: «Это после ослушания Бога человек почувствовал потребность в плоти меньших братьев своих, то есть, зверей?»
Природа Африки порождает в моей душе новые ощущения и чувства, которые очень сложно выразить, передать словами. Но если я даже попытаюсь это сделать, взяв на себя такую смелость, то всё равно они не смогут отобразить полностью мои мысли. И последующая «писанина» будет выглядеть туманно и бессвязно…
Дело в том, что я очень часто бываю противоречив, но это оттого, наверное, что окружающий мир противоречив не менее меня. А если я всего лишь песчинка во Вселенной, образно говоря, то мои противоречия могут считаться надуманными.
Вот с горы открывается головокружительный вид, внизу всё обозримое пространство занимает саванна. Среди этой равнины, будто бы островки, темнеют невысокие скалы, между которыми поблёскивают, там и там, ручьи. Перед нами предстала самая большая область распространения однородной растительности, так называемая, Миомбо.
Миомбо — это та же саванна, только с небольшой разницей в растительном покрове. Этот огромный пояс саванн протянулся почти на 3000 км, от Южной Танзании по всей Замбии, Зимбабве, Малави, на территорию Анголы до берега Атлантического океана, неизменным однообразным ландшафтом.
Мы попали в Миомбо в засушливый период, продолжительность которого почти полгода, с апреля по октябрь. В южном полушарии начиналась осень, вода уходит глубоко в песчаный грунт, в редколесье меняется цвет листвы, и зелёные листья постепенно превращаются в жёлто-рыжие.
Скотоводы передвигаются со своими стадами в более пригодные для сохранения стад места. В этом краю вообще неплодородные почвы, непригодные для земледелия. Несмотря на лесистый ландшафт, внешне благополучный, в то же время, он весьма суровый и безводный. Почти по всей территории распространена муха-цеце — переносчик страшной неизлечимой сонной болезни у домашнего скота. Тем самым этих районы делаются ещё более непривлекательными для хозяйствования.
Саванна постепенно переходит в пустыню. Когда-то в тропической Африке преобладали дождевые леса, но с течением времени произошли серьёзные изменения. Климат стал суше. Леса исчезли, уступив место пустым пространствам, состоящим из травы и редких деревьев. Если бы количество осадков в саваннах увеличилось, то на их месте появился бы густой дождевой лес. Такие чередования глобального изменения климата происходят по своим законам, и человек тут бессилен что-либо изменить, может, лет через 500, здесь, в этих пустынных местах, где мы сейчас едем, будет буйствовать зелень! Но пока, пока — однообразная сухость.
За два неполных световых дня от Дар-эс-Салама мы доехали до границы Замбии. Приближение к границам всегда сильно снижает настроение. В паутине таможенной бюрократии всегда есть что-то неприятное, противоестественное, есть риск быть затянутым надолго в эту волокиту, потерять время, а у нас цель — осуществить максимально быстрое пересечение Африки на мотоциклах. Жаль, что эти границы, таможни, никак не обойдёшь, не объедешь — такова уж современная нам Африка.