Закончив геологию и астрономию, переключился сейчас на чертежную работу. Вычертил крупномасштабную карту нашей базы и сейчас принялся за составление карт Северной Земли.
После долгого, более, чем месячного перерыва, у дома вновь появились медведи. Ночью, около 5 часов, поднялся собачий галдеж, что, впрочем, бывало и раньше, так как наши молодые суки начали уже погуливать. В данном случае шум был, видимо, не свадебного характера. Журавлев вышел проверить, вскоре бегом вернулся, схватил винтовку и выскочил снова наружу.
Пока мы натягивали валенки и полушубки, загремели выстрелы, и, когда выскочили на улицу, дело было кончено. Медведь, оказывается, подошел к метеорологической будке и после выстрелов успел отбежать за 100 метров на лед пролива, где и упал мертвым. Это был крупный самец с пустым желудком.
Перед восходом солнца снова начались пурги, как и прошлый год. Поэтому мы думали, что, по прошлогоднему, не увидим первого появления солнца, но 21 февраля утром ветер стих, прояснилось, и разорванные облака на юге окрасились в восхитительные пурпурные тона, которые становились все ярче и ярче по мере того, как светило поднималось ближе к горизонту. Потом брызнули снопами лучи, показался верхний край, а в полдень солнце взошло уже полностью. Его багрово-красный, холодный диск висел в морозном туманном воздухе минут пять, после чего начался закат, и вскоре все опять погрузилось во мрак, впрочем, на этот раз, лишь до завтра.
У Голомянного открытой воды попрежнему много. Наднях ездившие туда Ушаков и Журавлев добыли там трех нерп. У одной в брюхе оказался вполне сформировавшийся, покрытый белой шерстью жизнеспособный плод, длиною около 40 сантиметров. До родов, по мнению охотников; оставалось не более двух недель.
По пути к дому Ушаков в темноте свалился с обрыва острова на морской лед. К счастью, обрыв оказался невысоким, метра три и «летчик» отделался лишь ушибами. Сейчас ходит по комнате, потирая бока и спину. Собаки тоже все целы, только бедного Анату стукнуло, должно быть, передком саней, он еле ходит, волоча задние ноги.
Наши намереваются уже забрасывать первую партию пеммикана к мысу Кржижановского или несколько дальше, примерно километров на сто от дома. Пока выезд тормозится пургами, которые после восхода солнца дуют почти непрерывно. Особенно сильный шторм разразился 29 февраля ночью. При морозе до —35° скорость северного ветра далеко превышала 20 м/сек., так что против него итти было совершенно невозможно. Моментально захватывало дыхание, лицо покрывалось ледяной корой. Такая вакханалия продолжалась трое суток. Это, пожалуй, самая свирепая пурга за все наше пребывание на Северной Земле.
После пурги, надеясь на вероятную полосу затишья, наши уехали на двух упряжках, использовав всех собак, какие только могут везти. Взяли 110 банок пеммикана, кроме расходного продовольствия. Через день после их отъезда пурга возобновилась снова. И опять с севера, и опять при тридцатиградусном морозе. Как-то нашим путникам приходится в палатке, тяжеленько должно быть. Впрочем по опыту известно, что со стороны все кажется труднее и страшнее.
На вторые сутки стало, наконец, тихо. Установилась ясная морозная погода при температуре около — 40°.
Ушаков с Журавлевым вернулись только на шестой день. Груз с трудом довезли лишь до мыса Кржижановского, где и сложили 78 банок пеммикана для собак. Почти все время дула поземка, забивавшая собакам глаза и тем страшно мешавшая продвижению. Сильная пурга с севера захватила путников на морском льду несколько южнее наших островов. От нее они отсиживались в палатке трое суток, все время опасаясь, что льды оторвет, так как ветер дул отжимный, а в море нынче льды непрочные и много открытой воды. Из собак на вчерашнем стане бросили Козла, у которого разбились ноги. Они у него были сильно повреждены еще в последний весенний маршрут, а теперь раны открылись вновь. Очевидно на дальний маршрут он будет не годен. Жаль, это очень усердная, сильная собака. С трудом дошли, так как плохи ногами и слабы, Архисилай, Корнаухий и Мазепа, тоже из поврежденных весною. Еле добрались и Аната со Штурманом из числа Ушаковских летчиков. Особенно плох первый. После дороги у него почти парализовались задние ноги, и он с трудом может ходить.
Март начался пургами. Дуют они преимущественно с севера и северо-востока при жестоких морозах до —30° и ниже. Условия для заброски баз нынешний год исключительно тяжелы, тем более что собак недостаточно. Решили сделать поэтому еще только одну поездку, чтобы завезти, сколько удастся, собачьего пеммикана к мысу Неупокоева. В остальном будем надеяться на охоту, которая в южной части земли должна быть лучше, чем прошлый год в северной.
Путники собираются выехать на-днях, однако почти непрерывные пурги не позволяют этого сделать. Пользуясь редкими затишьями, Журавлев осматривает капканы. Вчера привез одного песца, а сегодня целых трех. Из них один невероятно жирен. Очевидно откормился на нашем даровом корме на Голомянном острове.
10 марта полоса пург, как будто, кончилась. Повидимому можно рассчитывать на наступление некоторой передышки. По этому случаю наши отправились в последнюю поездку к мысу Неупокоева. Берут 110 банок пеммикана для базы и текущего запаса на дорогу себе и собакам на 20 дней. В запряжках по 12 собак, в том числе и все семимесячные щенки осеннего помета Сучки. Дома остались лишь инвалиды вроде Мазепы, Анаты, Корнаухого и уцелевшие Милькины щенки, совершенно негодные к упряжке. Решили их, по настоянию Ушакова, оставить до весеннего маршрута, если и тогда не станут работать, — ликвидируем как «паразитов», по выражению Журавлева.
Наши уехали, и мы с Ходовым остались одни. Я черчу карты Северной Земли, одну в стереографической, другую в меркаторской проекциях в масштабе 7,5 км в 1 сантиметре. Работа очень кропотливая и мелкая, так как приходится контуры и ситуацию переносить по квадратам с первичных съемочных планшетов, сделанных в масштабе 1 км в 1 сантиметре.
Кроме того, предварительно все маршрутные ходы нужно увязать между вычисленными и теперь нанесенными на карту астрономическими пунктами. Черчу в доме, где просторнее и где сейчас никто не мешает. Василий Васильевич человек очень спокойный, молчаливый, почти флегматичный, несмотря на свои молодые годы. Поэтому работать можно спокойно.
Сейчас, с наступлением светлого времени, мы с ним начали вести шаро-пилотные наблюдения, пользуясь каждым благоприятным ясным днем. Постепенно ставим все более и более высокие рекорды. Сначала шар удавалось наблюдать лишь до высоты 7–8 км, теперь эта цифра поднялась до 10–15. Но нас это не удовлетворяет, хочется добиться еще больших показателей.
Вечером 13-го тревожно загалдели собаки. Выскочив с Ходовым на улицу, увидели удирающих от дома двух небольших медведей, повидимому самку с лончаком. Наши инвалиды их преследовать, конечно, не в состоянии, а нам самим бежать бессмысленно, все равно не догонишь. Стрелять в сумерках, когда почти не видно мушки, в цель на 250–300 м тоже нецелесообразно. Лучше не пугать зверей, может быть осмелеют и подойдут еще раз. Хотя, впрочем, мало вероятно, так как медведи мелки, молоды и потому робки. Смело идут, да и то не всегда, лишь крупные самцы. Те ничего не боятся, чувствуя себя властелинами.
Из Ленинграда от Арктического института получена информационная телеграмма, что нам на смену едут 4 человека. Кто они и каких специальностей, не указано. А нас это весьма интересует, так как работы по детализации съемки и изучению Северной Земли остается еще много. Дополнительных построек здесь возводиться не будет, как и новой станции в проливе Шокальского, о чем мы с Ушаковым поднимали вопрос. Будут строиться лишь станции на мысе Челюскина, на острове Рудольфа в северной части Земли Франца-Иосифа и на ледниковом куполе Новой Земли в районе Русской Гавани.
Штилевая морозная погода стоит попрежнему. Пришлось для зарядки аккумуляторов пустить давно не работавший моторный аггрегат. Стоял он в сенях, и слабым юго-восточным ветром отработанные газы вгонялись обратно в дверь, попадая отчасти и в дом. Я это заметил сразу и ушел на улицу, предупредив Ходова, но последний не обратил внимания и отравился газами настолько, что, делая метеорологические наблюдения, упал. К счастью, я находился недалеко, поддержал и взбодрил нашатырным спиртом. В результате весь день у нас обоих головная боль, сердцебиение и отчаянная слабость. Если бы Ходов оказался один, как иногда бывало в периоды наших маршрутов, дело могло кончиться плохо. Мотор, следовательно, при работе обязательно нужно выставлять на улицу.