Из взаимных признаний поэта и Кызыл ата видно, как партия смело и решительно ликвидировала создавшееся положение в ауле, и колхоз, окрепший, очищенный от врагов, организованно и с участием Кызыл ата провел большевистскую весну, положившую начало расцвету колхозной жизни.
Очень несложная, даже несколько примитивная по своей конструкции и художественному решению поэма «Кызыл ат» была в свое время очень острым по постановке вопроса, очень актуальным произведением. Она не только поднимала злободневную в Казахстане тему народно-хозяйственной жизни, но первая смело сказала правду о действительном положении дела в сельском хозяйстве республики 1930–1932 гг. и о роли партии в быстром преодолении извращений.
Большой поэт Сакен Сейфуллин был и крупным прозаиком, внесшим значительный вклад в развитие казахской советской прозы. Сейфуллин понимал, что становление советской казахской литературы немыслимо без создания монументальных прозаических произведений, знаменующих зрелость литературы. И как один из основоположников этой литературы отдал много времени, усилий и вдохновения прозе.
Интересно отметить, что казахский поэт-революционер не только свои революционно-романтические стихи, но и первый прозаический рассказ «Утешение» (1917) написал под влиянием великого основателя литературы социалистического реализма Алексея Максимовича Горького. Интересно также, что тема этого рассказа, как и пьеса «На путь счастья», написанной в том же году, затрагивала волнующий вопрос о судьбе угнетенной казахской девушки. Рассказ «Утешение» — это по сути дела небольшое стихотворение в прозе, лирическое обращение поэта к девушке Муслиме, попавшей в тяжелую беду. Терзаемая несчастьем, она плакала горькими слезами. Оказывается, она насильно продана дряхлому старику, разлучена с любимым человеком. Высказывая глубокое сострадание к положению девушки, поэт утешает ее тем, что вот уже восходит заря свободы и что с ней придет счастье ко всем девушкам и женщинам.
Судьба казахской девушки — тема первой повести писателя «Айша», написанной в 1922 году, а также рассказов «Дети степи», «Две встречи», написанных в 1923 году. Но этим первым прозаическим опытам писателя не хватало еще художественного совершенства. Вот почему С. Сейфуллин в 1935 году вернулся к своей повести «Айша» и существенно ее переработал. В переработанном виде повесть представляет одно из зрелых произведений писателя. В ней правдиво рассказывается о девушке Айше, которую родители продали за калым ненавистному старику-вдовцу. Единственная девушка среди братьев-батраков и рабочих, Айша показана красивой, умной, волевой. Она может постоять за свою честь и достоинство. Айша с помощью своих братьев и их товарищей убегает на прииски к рабочим. Яркими романтическими красками нарисовал писатель сильный характер девушки, ее неукротимую волю к сопротивлению, к борьбе и к победе над темными силами прошлого.
Сразу же после окончания гражданской войны С. Сейфуллин стал писать свою знаменитую книгу «Тернистый путь». Отдельные ее главы, написанные по живым следам событий, были впервые опубликованы в журнале «Кзыл Казахстан» в течение 1922–1925 годов. А уже в 1927 году вышла она в свет в виде громадного тома. Я подчеркиваю это слово потому, что история казахской литературы не знает издания книги такого объема. Но дело не только в объеме. Дело в том значении для всей казахской советской культуры, которое сыграла эта замечательная книга. С чем можно было бы сравнить это значение? Если взять его в рамках казахской национальной литературы, то разве только с выходом в свет 1909 году первого сборника стихов Абая и с опубликованием повести Б. Майлина «Памятник Шуги» в 1915 году. Если же сравнить это значение с явлениями в русской литературе, то только с изданием книги «Мать» А. М. Горького. Конечно, не понимается это как знак равенства между двумя различными книгами. В. И. Ленин назвал роман «Мать» своевременной и очень нужной книгой. Очень своевременной и нужной оказалась для казахского читателя и книга «Тернистый путь».
Только что закончилась гражданская война. Буря Великой Октябрьской революции прошла всюду и подняла весь народ на борьбу за свободу, за счастье, а костры национально-освободительного восстания 1916 года пылали до того во всех уголках казахской степи. Все эти величайшие исторические события, разыгравшиеся на казахской земле за какие-нибудь три-четыре года, надо было осознать, осмыслить. Нужна была понятная, доступная массовому читателю книга.
В 1922 году, когда начали публиковаться отдельные главы книги Сейфуллина, не было еще ни истории, ни учебников, ни солидных художественных произведений, помогающих читателю глубоко и всесторонне познавать недавно отгремевшие исторические события. Даже в русской литературе не было еще ни «Года восемнадцатого» Алексея Толстого, ни «Тихого Дона» М. Шолохова, ни «Разгрома» А. Фадеева, ни «Жизни Клима Самгина» Горького, ни «Первых радостей» К. Федина, — вышли только книги-первенцы: «Железный поток» А. Серафимовича (1924), «Чапаев» Д. Фурманова (1923), «Бронепоезд» Вс. Иванова (1922).
Художественным произведением, воссоздающим действительность бурных лет в Казахстане, и явился «Тернистый путь» С. Сейфуллина — книга своеобразного синтетического жанра. Прав был Сабит Муканов, который еще в 1936 году в своем докладе на юбилее писателя говорил: «Тернистый путь» — это, с одной стороны, история, с другой стороны — учебник политграмоты и с третьей стороны — самое интересное, захватывающее читателя художественное произведение».[3] Прав также исследователь Сакена Сейфуллина критик и литературовед С. Кирабаев, назвавший эту книгу «Летописью революционной борьбы».
Конечно, нельзя эти оценки понимать в буквальном смысле. Они лишь подчеркивают своеобразный жанровый, тематический и стилевой характер книги, которая как бы синтезирует в себе черты и свойства исторического, мемуарного и социально-политического романов. Как раз эту особенность книги С. Сейфуллина недоучитывают те товарищи, которые часто спорят относительно ее жанровой формы под углом зрения: роман или не роман, очерк или не очерк? Собственно, ничего необъяснимого здесь нет, если, тем более, обратиться к известным высказываниям В. Белинского о видах романа. Вот что он писал, например, об историческом романе: «Исторический роман как бы точка, в которой история, как наука, сливается с искусством; есть дополнение истории, ее другая сторона».[4] С. Сейфуллин так и понимал свою задачу, когда в предисловии к первому изданию на казахском языке писал, что его «цель — как-то письменно запечатлеть следы исторических событий 1916—17–18 годов, тех великих революционных изменений, которые довелось лично видеть и знать». Писатель еще не ставил перед собой задачи воссоздать целую эпоху. Он стремился запечатлеть факты и явления недавних исторических событий, «которые довелось лично видеть и знать». Отсюда не только исторический, но и мемуарный характер книги. Белинский считал, что в мемуарах «важную роль играют очерки событий и лиц». Видимо, на этом основании некоторые литературоведы жанр книги С. Сейфуллина относят к очеркам. Но ведь Белинский говорил: «Если очерки живы, увлекательны, — значит они — не копии, не списки, всегда бледные, ничего не выражающие, а художественное воплощение лиц и событий». Раз так, то «мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю грань в области романа, замыкая ее собою».[5] Так что, если согласиться с В. Белинским, что талантливо написанные мемуары — это и очерки, представляющие из себя «художественное воплощение лиц и событий», и роман, последнюю грань которого они замыкают, то беспредметный спор о том, к какому жанру относится книга С. Сейфуллина, к очеркам или роману, сам собой снимается. «Тернистый путь» — историко-мемуарный роман. Это значит, что в этой книге речь идет о действительных исторических событиях, в которых автор сам участвовал или которые он сам лично и достоверно знал, речь идет о событиях, которые даются в художественном изложении в виде мемуаров. «В том-то и дело, — пишет там же Белинский, — что верное воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще фантазия. Исторические факты — не более как камни и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное здание».[6]