— Пропади ты пропадом, Брэнт Ньюком, пропади, пропади, сгинь! — не уставала она твердить эту фразу, словно магическое заклинание, пока кто-то не заткнул ее рот своим мужским достоинством, отчего она едва не задохнулась окончательно.

Руки, рты, половые органы гостей Брэнта Ньюкома в дьявольском вихре кружились вокруг ее мученического ложа. Ей овладевали, а потом она на краткий миг оказывалась на свободе, но только для того, чтобы пережить насилие снова. Ей причиняли боль, прижигали сигаретами, что-то засовывали в .природные отверстия и все время не уставали повторять: прекрати сопротивляться и раздели удовольствие вместе со всеми, прими участие в шабаше по собственной воле. Разре она не видит, как все они хотят ее ублажить!

Ева той частью сознания, которая еще как-то функционировала, тоже задавалась подобным вопросом. Действительно, к чему эта ненужная борьба, которая не уберегла ее ни от одного издевательства, творимого над ней? Не проще ли сделать так, как хотят они, превратиться в одну из них, слиться с ними? Но она не могла… Ева продолжала брыкаться, кусаться, царапаться изо всех оставшихся сил и «едва слышно кричать уже совершенно охрипшим горлом.

Люди, терзавшие со всех сторон Еву, были злы на нее»за ее упорство и сопротивление и, в свою очередь, старались причинить ей боль, унизить ее достоинство, смять, растоптать как человеческую личность. Еще один негодяй попытался ввести свой половой член Еве в рот, и она с остервенением укусила этот ненавистный комок мужской плоти, вызвав крик боли и новые побои.

— Поганая, грязная шлюха, — не своим голосом вопил укушенный, нанося Еве удары кулаками по чему попало. Впрочем, все остальные над пострадавшим тут же посмеялись.

— А ты не суй свою свистульку куда попало, — умирал от смеха другой — разве рот — единственная свободная дырка на ее теле? Она наша, друзья, так давайте используем мисс Мейсон на полную катушку, — если уж представилась такая возможность.

Ева Мейсон превратилась в центр гигантской оргии, и она уже не понимала, отказывалась понимать, отключила сознание усилием воли, стараясь не думать а том, какое количество мужчин овладело ее избитым, поруганным телом. И во всех углах «комнаты для игр», на полу, рядом с ней на кровати и под кроватью, исступленно совокуплялись парочки, переплетаясь друг с другом, словно белые мучные черви.

Ева боролась, нет, скорее, сражалась не только за свою честь и самую жизнь, потому что и ее физическому существованию угрожали распоясавшиеся существа, мало похожие на людей. Она сражалась за все лучшее, что было в ней, за лучшее в человеке как в творении Божьем.

В какой-то момент слепящий свет рефлекторов сменился разноцветным калейдоскопом световых пятен, с большой скоростью чередовавшихся друг с другом, с превалирующим багровым цветом. Казалось, в «игротеке» Брэнта оживал ад Данте — кровавое пламя его пылающего чрева и сонм кривляющихся, совершающих непристойности и извергающих хулу чертей. И из ада, созданного извращенным воображением Ньюкома и его присных, не могло быть выхода. Нельзя было уговорить себя, что это лишь чудовищное сновидение, которое растает с пробуждением, потому что Ева — обозреватель телевидения, красавица, известная в городе личность, а самое главное, любимая женщина Дэвида — оказалась втянута в самый центр шабаша, распята у врат рукотворной преисподней…

«Неужели все это безумие еще и снимают ни пленку, и потом изготовят фильм, не менее отвратительный, чем само действо? — вспыхнула одинокая мысль у Евы в мозгу. — Разве люди имеют право совершать подобные мерзости по отношению к своим ближним? Очень давно, тысячу лет назад, до Брэнта, я слышала про такое и даже смотрела фильмы, сделанные с помощью инфракрасной оптики, но не придавала слишком большого значения увиденному и услышанному. Мой собственный мир не соприкасался с этим, и вот теперь…»

Голос Брэнта, как всегда спокойный и трезвый, вывел Еву из забытья.

— Ева, ты все еще воюешь? Даже Фрэнси, уверен, смышленей тебя. Неужели ты не понимаешь, что все напрасно? Присоединяйся к нам и наслаждайся! Полежи спокойно хоть немного и позволь мне, наконец, трахнуть тебя как следует. Разве ты не знаешь, что я мечтал переспать с тобой с момента нашей первой встречи? Прекрати драться, и я сделаю так, что тебе будет очень хорошо! Прекрати драться, черт тебя подери!..

В ответ Ева только отрицательно покачала головой, давая понять, что будет сопротивляться до конца. Кто-то схватил ее за щиколотки и, помогая Брэнту, рванул ноги вверх, одновременно их разводя так, что Брэнт оказался между раздвинутых бедер Евы, в то время как она была лишена малейшей возможности двигаться, намертво зажатая приятелем Ньюкома. Ева ощутила себя жертвой, которую приносили языческим богам в древности — разве не так дикие племена насиловали захваченных в плен девственниц?И вот Брэнт Ньюком, сатана Ньюком, причиняя ей неимоверную боль, вошел в нее и почти сразу достиг предела ее глубин — так глубоко из всех насильников в нее никто не проникал, — и Ева, забывшись, в последний раз вскрикнула, вернее, ей показалось, что она вскрикнула, потому что почти в ту же секунду, как Брэнт вошел в нее, она потеряла сознание…