Однако через некоторое время, когда халифом стал Сулайман, Язид впал в немилость, и халиф приказал заточить его. Когда, закованный в железные цепи, он проходил мимо Сулаймана, халиф презрительно отвернулся от него, ибо Язид был мал ростом и некрасив, и нахмурившись произнес: «Как могло случиться подобное? — ума не приложу! Да проклянет Аллах того, кто вручил тебе бразды власти и поставил управлять своими делами!» И Язид ответил: «Повелитель правоверных, ты презрел меня, видя, что судьба отвернулась от меня. Но ты сказал бы иное, если бы встретился со мной в те дни, когда судьба обратила ко мне свой лик. Тогда тебе показалось бы великим то, что нынче почитаешь ничтожным, и ты преклонился бы перед тем, что сегодня презрел». Тогда Сулайман воскликнул: «Ты прав, чтоб лишиться тебе твоей матери! Садись!» Когда Язид сел, Сулайман сказал ему: «Я велел привести тебя, Абу Муслим, чтобы ты рассказал мне о Хаджадже. Как ты думаешь, он все еще низвергается в бездну геенны огненной или уже на шел себе местечко там?» — «Повелитель правоверных, не говори такое об аль-Хаджадже, который был для вас самым искренним советчиком и всегда соблюдал вам верность. Он сохранил для вас царство, устрашив всех врагов вашей державы. Я словно вижу его в день Страшного суда, когда он будет стоять между твоим отцом и братом», — ответил Язид. Халиф воскликнул: «Иди, и пусть Аллах проклянет тебя». Когда Язида увели, Сулайман, обратившись к своим приближенным, сказал: «Чтоб ему пропасть, как быстро он нашелся! Как он хранит свое достоинство и как верен своему другу. Воистину, он отплатил добром за благодеяние и остался благороден. Отпустите его».

Через некоторое время Сулайману стали превозносить бескорыстие Язида и его равнодушие к динару и дирхему, и он намеревался поручить ому какое-либо важное государственное дело, но не успел. Когда же халифом стал Язид, сын Абд аль-Малика, он сделал Язида ибн Абу Муслима правителем Африки.

Аль-Утби в своем сочинении под названием «Книга самоцветов» рассказывает следующее: некий катиб аль-Хаджаджа — имя его аль-Утби не называет — полюбил одну из невольниц аль-Хаджаджа, которая заходила в помещение, где находился этот катиб. Он ей тоже понравился, и всякий раз как она проходила мимо него и аль-Хаджадж не обращал на них внимания, она делала юноше знак бровями, приветствуя его.

Однажды этот катиб писал в присутствии аль-Хаджаджа послание к одному из наместников. В это время мимо него прошла та девушка, но не осмелилась взглянуть на юношу, боясь, что аль-Хаджадж заметит это и поймет. Катиб, привыкший к тому, что девушка делает ему знак, смутился и растерялся до того, что написал в конце послания: «Она прошла мимо меня и не подала знака». Потом он запечатал послание печатью аль-Хаджаджа, как делал обычно, и отослал его с гонцом бари́да[166].

Когда это послание попало в руки того наместника, он ответил на все вопросы, содержащиеся в послании, но не понял, что означают слова: «Она прошла мимо меня и не подала знака». Ему не хотелось отвечать на эти непонятные слова, но в конце концов он все же решил написать: «Оставь ее и не обращай внимания». В таком виде и отослал свое письмо к аль-Хаджаджу. Прочтя его, аль-Хаджадж не понял последних слов и заподозрил неладное. Позвав к себе того катиба, он сказал ему: «Я не знаю, как понять эти слова». А у аль-Хаджаджа был такой обычай: если ему говорили правду и были чистосердечны с ним, он прощал упущения. Катиб промолвил: «Поможет ли мне искреннее признание, эмир?» Аль-Хаджадж ответил: «Да, говори». И катиб рассказал ему все как есть. Тогда аль-Хаджадж позвал ту девушку и расспросил ее, и она подтвердила слова катиба. И аль-Хаджадж, простив катиба, подарил ему эту невольницу.

Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани рассказывал, что однажды Абу Убайдаллах вошел к халифу[167] аль-Махди, который был рассержен на него за что-то. Халиф набросился на Абу Убайдаллаха и стал поносить его бранными словами. При этом присутствовал Абу-ль-Атахия. Потом аль-Махди приказал схватить Абу Убайдаллаха, вытащить его за ногу[168] и бросить в подземелье. Дав волю своему гневу, аль-Махди долго сидел молча, потупившись, а когда он немного успокоился, Абу-ль-Атахия сказал:

Аль-Махди, улыбнувшись, сказал Абу-ль-Атахии: «Ты хорошо сказал!» Тогда поэт встал и обратился к халифу со словами: «Клянусь Аллахом, повелитель правоверных, в жизни не видывал я человека, который больше почитал бы этот бренный мир, дрожал бы над его благами, как скупец над своим кошелем, чем тот, кого только что вытащили отсюда за ногу. Когда я входил к повелителю правоверных, то видел его в полном величии славы, а теперь он стал самым униженным и презренным. Если бы он удовольствовался скромным достатком и не покушался бы на большее, то с ним не случилось бы этого и он не пал бы так низко после того, как высоко вознесся». Тогда аль-Махди, снова улыбнувшись, велел позвать Абу Убайдаллаха и возвратил ему свою милость. И тот был до конца своей жизни благодарен Абу-ль-Атахии.

Через некоторое время аль-Махди приказал казнить сына Абу Убайдаллаха по обвинению в ереси и безбожии. Когда тот был казнен, халиф позвал к себе Абу Убайдаллаха и сказал ему: «Пусть судьба, постигшая по велению Аллаха твоего сына, не будет препятствовать тому, чтобы твое сердце было спокойно и чтобы ты давал нам, как всегда, искренние советы. Я ведь не питаю по отношению к тебе никаких подозрений и не намереваюсь умалить твою честь и унизить твой сан». Абу Убайдаллах ответил: «Повелитель правоверных, мой сын был взращен на ниве твоих благодеяний и скошен твоей заботой о чистоте веры. Я же — твой покорный раб, и лучшее, чем владею, — твое мнение и доверие». Аль-Махди продолжал: «Твоя верная служба и признанное всеми повиновение халифу были бы достаточными для того, чтобы простить твоего сына, если бы его преступления были бы такими, что повелитель правоверных мог бы пройти мимо них, но твой сын повернул вспять с истинного пути и проявил неверие к своему господу». Абу Убайдаллах ответил на это: «Мы довольны собой или гневаемся на себя сообразно тому, доволен или гневается на нас повелитель правоверных. Мы слуги его благодеяний. Он вознаграждает нас за благие поступки, и мы благодарим, он наказывает нас за недостойные деяния, и мы терпим».

Через некоторое время ар-Раби ибн Юнис стал настраивать халифа против Абу Убайдаллаха, так что тот наконец изменился к нему. В то же время Раби всячески восхвалял некоего иудея Якуба ибн Дауда, говоря, что его следовало бы сделать вазиром. С того времени положение Абу Убайдаллаха пошатнулось, а роль Якуба ибн Дауда стала возрастать, так что наконец халиф стал называть его братом в лоне Аллаха и назначил вазиром и приказал разослать об этом приказы во все диваны. Поэт Сальм аль-Хасир сказал об этом в своей сатире: