И боярин Хабар сомневается. Возьмут они ворота и пристань под свою руку, а Владимира к утру не будет - что тогда? Неизвестно ещё как новгородский люд себя поведёт, а ну как спросит - за что побили киевских ратников? Да выдаст татей князю Ярополку, чтобы другим неповадно было идти против слова вечевого. А слово это сказано было твёрдо - отныне Ярополку Киевскому быть судьёю в Новгороде в лице наместника его, боярина Привала, и плату за защиту платить тоже ему и дружине киевской. А боярин Хабар, выходит, против всего Новгорода выступил. Оттого и бежит по его спине холодок, отдаваясь болью в пояснице.

- Пора, - шепнул Бирюч, глядя на тускнеющее звёзды.

И сразу же боярину Хабару стало жарко. Не то, чтобы он с маху кинулся в сечу, но меч обнажил. Здесь же, на Торговой улице, смяли первую киевскую заставу, вмиг стоптав конями захваченных врасплох ратников. А потом выплеснули на площадь, от которой до пристани рукой подать.

Боярин Хабар хоть и окровенил меч о чью-то голову, но никакого опьянения победой не испытал. А по Торговой площади такой волчий вой нёсся, что в желудке ёкало и сердце брало ледком. Своих мечников боярин придержал подле себя, чтобы не разлетелись светляками в ночи: дело скользкое - то ли наши верх берут, то ли Ярополковы. А Волки они на то и Волки, чтобы купать клыки во вражьей крови, их жизней Хабару не жалко, о Белых Волках хлопочет сам Перун.

Со своего краю боярин Хабар и Бирюч потеснили киевских ратников, а вот с противоположной стороны вышла заминка. Похоже, отбились киевляне на Бронной улице от молодого боярина Шварта. Шварт-то горяч не в меру, а посоветовать ему некому.

Деваться некуда, пришлось боярину Хабару, спасая положение, кидать своих людей на киевские заставы. Нельзя давать врагу передышку, а то забьётся в щели, коих на торговой площади много и в рядах, и в прилегающих амбарах, да начнёт метать оттуда стрелы.

- С башенок сторожевых их надо сбить, - крикнул Хабар Бирючу. - А то мы здесь как на ладони.

Словно в подтверждение Хабаровых слов согнулся рядом мечник и пал с седла со стрелой в шее. Боярин враз вспятил коня и укрылся за ближайшей изгородью. Волки, в отличие от боярских мечников, рубились пешими, а потому и башенки брать им было сподручнее.

- Ладомир, - крикнул Бирюч, - твоя левая, а моя правая.

Ладомир, ни слова не говоря, скользнул налево к городскому тыну. Войнег, Ратибор, Пересвет и Сновид двинулись за ним следом, остальные пошли за Бирючом.

- Вы по стене, - сказал Ладомир Войнегу и Ратибору. - А мы пробьёмся низом.

Последнее оказалось легче сказать, чем сделать. Трое киевских ратников кинулись волкам навстречу, да не на тех видно напали - три головы враз отлетели на мощёную деревом Торговую площадь. Стук от этого был нехороший, словно не три человеческих жизни порушились, а три чурки раскололись под топором.

Ратников киевских прибавилось на площади, видимо, подошла, подмога из Детинца, который занимал боярин Привал. Боярин Хабар бросил было на киевлян свою дружину, да пугнули его стрелами сверху - вновь отошёл за изгородь. Этак, пожалуй, конные киевские мечники сомнут пеших Плещёевых Волков. Говорил же Ладомир Бирючу, что конными надо было идти в Новгород, как-нибудь проскочили бы через ворота, не привлекая к себе внимание. Спасибо хоть бронь привезли, а то пришлось бы кидаться на чужие мечи голой грудью.

Со стены, прямо над головой Ладомира, протяжно свистнули - это Войнег подавал сигнал к напуску. Ладомир первым шагнул в проём башенки, всадив меч в горло зазевавшегося копейщика. И сразу же, не мешкая, бросился вверх по винтовой лестнице. Звуки Ладомировых шагов отдавались под сводами тройным эхом - Сновид с Пересветом бежали следом. Сверху в них выстрелить не успели, там уже слышался волчий вой и звон мечей. Ладомир отбил летевший в голову меч, и кулаком свернул чью-то выскочившую прямо на него челюсть.

Башенка была небольшой, а народу там собралось изрядно, потому и бились грудь в грудь, с хрипами и руганью. Семерых убили на месте, ещё троих сбросили вниз к подножью тына, и на этом дело здесь было кончено.

- Сбивайте засов, - крикнул с правой башенки кому-то вниз Бирюч.

Ладомир окинул взглядом площадь. Приободрённый захватом ворот боярин Хабар насел на киевских всадников, а с улицы Бронной ему на помощь наконец-то пробились бояре Шварт и Ратша.

- Ладьи на Волхове, - крикнул Сновид, которые в отличие от товарища смотрел в другую сторону.

Ладомир успел снять стрелой из подвернувшегося лука киевского копейщика и только потом оглянулся.

С первыми же лучами восходящего солнца чалили к пристани в ладьи Владимира, как он и обещал своим новгородским сторонникам. Не успели ещё княжьи дружинники ступить на просмоленные доски, как перед ними распахнулись городские ворота - Бирюч тоже сдержал своё слово.

Боярин Хабар потерял уже шестерых мечников и не знал, печалиться ли ему по этому поводу сейчас или подождать до конца дела. От реки потянуло сыростью, что сразу же почувствовала спина боярина, а уж потом он сам, обернувшись назад, увидел, как в распахнутые ворота вбегают одетые в бронь люди. Не сразу и сообразил, что это Владимирова дружина, а, сообразив, вздохнул с облегчением и поспешно отвёл своих людей в сторону. Засидевшиеся на вёслах Владимировы мечники бежали быстро, так что и конные киевляне не все ушли от них.

А на смену затихающему звону мечей заговорило новгородское било, созывая людей на вече. Расторопный Хабар, куда только подевалась боль в спине, спешил своего мечника и подвёл князю Владимиру белого коня, за что его первого и облобызали в уста. И по заслугам, кто может упрекнуть боярина Хабара в том, что он прятался за чужими спинами.

Владимир, изрядно повзрослевший за эти два года, птицей взлетел в седло, поднятой рукой приветствуя подъезжающих бояр. А их на площади оказалось вдруг немало. Ну, бояре Шварт и Ратша - это ещё куда ни шло, их Хабар видел в сече, а вот где были в это время Глот и Верещага - любопытно было бы узнать. Детинец всё-таки не удалось взять с ходу, и в нём затворились киевляне. Но собравшемуся на площади люду было не до печальников князя Ярополка, все их взоры устремлены на князя Владимира, и уже никто не сомневается, что его сейчас вновь будут выкликать князем Новгородским. Волнуется людское море, но пред конём Владимира расступается, пропуская князя и бояр на лобное место.

Два года назад стоял здесь Владимир и так жё сверху вниз смотрел на толпу, но лица тогда были другие. Не то, чтобы ненависть на них была, но неприязнь, это точно. Выходит, прав Добрыня когда говорит, что только тот князь люб народу, за которым есть сила. Прошлый раз сила была за Ярополком Киевским, а ныне вот она, мощь Владимира, блещет на утреннем солнце начищенной бронью.

Боярин Глот сунулся, было сказать первое слово народу, но молодые Ратша и Шварт оттёрли его плечами. А боярин Хабар шагнул вперёд. Голос у Хабара громкий, разносится на всю площадь, и слова он говорит любезные сердцу новгородского люда. Потому и ответили ему дружно, всем новгородским вече приговорив:

- Быть отныне Владимиру князем в Новгороде.

Владимир никак не ожидал, что его возвращение пройдёт столь гладко и почти бескровно. Варягам ярла Ската мечи обнажать не пришлось - Новгород был отдан Владимиру стараниями старшины. Той самой старшины, что два года назад склоняла чёрный люд на сторону Ярополка. Конечно, здесь не обошлось без усилий Добрыни, который где лаской, а где таской подтолкнул бояр под руку сестричада, но ведь не может же власть князя держаться только на золоте и страхе. Вчера Владимира гнали прочь, сегодня Ярополка, а как дело повернётся завтра? Где та основа, на которую он может твёрдо встать, не боясь, что она вывернется из-под его ног скользкой палубой ладьи в ветреную погоду.