- Если вы, бояре, опасаетесь, что в отсутствие великой княгини я аки тать полезу на киевский стол, то напрасно, - усмехнулся в усы Святослав. – Даю слово, что не стану мутить народ и лить напрасно славянскую кровь. Если тебе, княгиня Ольга угодно, то я готов принести клятву пред жертвенным камнем Перуна или Велеса.

- Мне клятвы не нужно, - спокойно сказала Ольга. – Достаточно будет твоего слова.

Ропот среди бояр мгновенно стих. Раз Святослав Рерик дал слово, значит так тому и быть. Другое дело – зачем ему это понадобилось? Неужели он не понимает, что Ольга едет в Константинополь не только для того, чтобы помолится перед христианскими святынями? Тогда почему молчит? Почему улыбается и матери, и ее ближникам так, словно видит в них своих самых близких сподвижников и друзей. А ведь умен Святослав, умнее многих, сидящих в этом зале. Чему радуется этот человек? Неужели ключница княгини так ему угодила, что ему теперь весь мир стал мил? Женка она справная, это все знают, но ведь не настолько, чтобы завладеть всеми помыслами доблестного мужа. Нет, не понимают ближники Ольги ее старшего сына князя Святослава. Не понимают и боятся.

- Воеводою при князе Вратиславе я оставляю боярина Свенельда, а все мирные дела вершить будет боярин Юрий, - громко, чтобы все слышали, произнесла Ольга. И снова промолчал Святослав, словно и не заметил, что его обошли в столь важном деле. Конечно, великим князем Киевским считается до сих пор Вратислав, а Ольгу вече назвало лишь его соправительницей, но ведь все понимают, что младший брат старшему не соперник. Конечно, Вратислав отрок не глупый, здоровьем не обделен, но не ровня он Святославу. Одним только и люб Вратислав ближним боярам – христианин. Но люб ли он народу, вот в чем вопрос.

Тем не менее, бояре желание великой княгини уважили и более перечить ей не стали. Жизнь покажет, чем обернется для Киева ее поездка в Константинополь. Прежде князья Киевские ходили в Царьград только с мечом, хоть Аскольда брать, хоть Олега, хоть того же Ингера, а ныне, диво дивное, правительница Руси едет в Византию с миром. Будем надеяться, что ромейский император это оценит.

Магистр Константин, получив из Киева известие о смерти отца, опечалился не на шутку. Умнейшим человеком был патрикий Аристарх, сделавший для Византии больше, чем все ближники нынешнего императора вместе взятые. Увы, истинную преданность не ценят нигде, ни в Византии, ни в Руси.

Магистр поднял глаза на киевского купца Веригу, привезшего письмо, и спросил:

- А как здоровье великой княгини Ольги?

Верига, с интересом рассматривавший стены и убранство роскошного дворца магистра, откликнулся не сразу.

- Так я ведь тебе главного не сказал, уважаемый Константин. Княгиня Ольга собирается посетить Царьград, дабы поклонится здешним святыням. И очень надеется на твою поддержку.

Магистр призадумался. Приезд княгини Ольги пришелся очень некстати. Император Константин ныне сильно охладел не только к своему тезке, но и к паракимомену Иосифу Вринге. А виной всему была прекрасная Анастасо, дочь владельца разгульного заведения Мефодия. Впрочем, многие очень хорошо знали, что отцом Анастасо был вовсе не Мефодий, а как раз магистр Константин, прикипевший одно время если не душой, то телом к разбитной Евлампии. Заведение Мефодия было очень популярным в Константинополе, им не брезговали не только купцы, но и многие патрикии. Ну а где выпивка, там и девочки. Притон был обставлен на широкую ногу и одно время туда захаживал император Александр, совсем недолго просидевший на Византийском троне. Впрочем, Константин познакомился с Евлампией гораздо позже, а плод их недолгой страсти и вовсе появился на свет каких-нибудь восемнадцать лет тому назад. Теперь уже трудно сказать, кто приохотил сына императора к злачным местам, но юный Роман настолько втянулся в разгульную жизнь, что потерял чувство реальности. Бог свидетель, магистр Константин не имел ни малейшего отношения к пьяным похождениям Романа. И с Анастасо его познакомил не он, а патрикий Иоан. Но, разумеется, магистр не мог оставаться в стороне, когда слухи о любовной связи наследника византийского престола распространились по всему городу. Он дал незаконнорожденной дочери несколько советов, в которых она, впрочем не слишком нуждалась. Анастасо была очень умной девочкой, и ей не составило труда влюбить в себя беспутного и глупого Романа. Первой забила тревогу императрица Елена, души не чаявшая в своем единственном сыне и потакавшая всем его причудам. Император Константин в ответ на ее стенания лишь пожимал плечами, ибо не считал поведение своего сына слишком предосудительным. Взволновался он только после того, как Роман во всеуслышанье заявил, что жить без Анастасо не может и готов наложить на себя руки или уйти в монастырь, если девка из притона не станет его законной женой. Багрянородный пришел в ужас. Императрица Елена слегла. Но упрямый Роман стоял на своем. В дела императорского семейства пришлось вмешаться паракимомену Иосифу Вринге, но и увещевания евнуха не подействовали на разбушевавшегося Романа. Наследник стоял на своем, ежедневно закатывая истерики чадолюбивым родителям. Первой сдалась императрица Елена, это она пригласила в свои покои магистра Константина и патрикия Иоана, дабы те поспособствовали решению непростой ситуации. В ответ магистр лишь развел руками, положение казалось ему абсолютно безвыходным. Ну не мог же он в самом деле удочерить девку из притона и дать ей собственное благородное имя. Вот за эти слова Константина, сказанные, к слову, совершенно без задней мысли, Елена и ухватилась. Ну а охотников услужить императрице и наследнику в любом, даже самом похабном деле, в Константинополе всегда хватало. Не прошло и десяти дней, как распутная девка Анастасо превратилась в скромную девственницу Феофано, дочь впавшего в маразм патрикия Кирилла. Багрянородный император только крякнул при виде благородной невесты своего непутевого отпрыска. Двор зашелся в неискреннем восхищении. Благородная Феофано была ослепительно красива, но этим ее достоинства и ограничивались. За чистоту и невинность бывшей Анастасо не поручился бы никто из придворных Багрянородного, включая магистра Константина. Магистр, конечно, питал к Анастасо некоторую привязанность, но, к сожалению, памятуя о веселом нраве ее матушки Евлампии, он не мог с уверенностью утверждать, что дочь она родила именно от него. Конечно, Константин не дал бы Анастасо умереть с голову и частенько баловал ее дорогими подарками, но ему и в голову не пришло, заниматься ее воспитанием. Девочка росла под присмотром Мефодия и своей распутной матери. И ее неожиданное возвышение до императорского трона явилось для Константина громом среди ясного неба. Правда, у магистра имелись кое-какие подозрения в отношении ловкого интригана Иосифа Вринги, но, похоже, даже сам паракимомен не ожидал, что его смелое начинание приведет к такому оглушительному результату. Багрянородный император, загнанный в угол напором жены и сына, мог рассчитывать только на поддержку патриарха. Однако Полиевкт неожиданно дал слабину и согласился обвенчать влюбленного Романа с дочерью патрикия Кирилла прекрасной Феофано. Несчастный император крякнул во второй раз и сдался. Зато он затаил обиду на магистра Константина и паракимомена Иосифа Врингу, которых счел главными виновниками своего позора. Впрочем, ни тот, ни другой по этому поводу особенно не расстроились, надеясь в глубине души, что нынешняя опала в будущем принесет им хорошие барыши. И, надо сказать, эти надежды строились не на песке. Ибо Феофано оказалась благодарной девочкой и, похоже, пока не собиралась забывать, кто сыграл решающую роль в ее столь необыкновенной судьбе. Тем не менее, положение Константина при дворе пока что сильно пошатнулось, ибо соперники-интриганы продолжали нашептывать Багрянородному о коварстве магистра, протолкнувшего свою незаконнорожденную дочь к подножью трона.

Паракимомен Вринга и епарх Сисиний выслушали магистра Константина с большим вниманием. Приезд княгини Ольги в Константинополь мог стать событием воистину эпохальным, но мог им и не стать в виду непростой ситуации, сложившейся при дворе.