Видел ли Андерман или слышал что-нибудь об Айзингер после ее увольнения?

Андерман состроил кислую мину. Сначала она изредка звонила, а потом исчезла. Ни слуху ни духу.

Мэлоун повернул голову и взглянул на Дэвида Анкори, топтавшегося у двери, скрестив руки на груди. Потом снова посмотрел на Андермана.

— Вы знакомы с Олдриджем Брэкстоном?

— Никогда не слышал этого имени. А ты, Анкори?

Анкори отошел от двери, пересек комнату, поглядывая на

Джонсона, и стал возле Андермана.

— Нет. Не слышал, а что?

— А то, что Хиллель Хенков и Айзек Арази, которые у вас работают, преследовали вчера вечером мистера Брэкстона на грузовике вашей компании. Что запрещено законом.

— Так это вы их избили?

Андерман зло прищурился.

— Избили? Я об этом ничего не знаю. — Мэлоун повернулся к Джонсону: — Ты слышал о каком-то избиении?

Старлинг Джонсон покачал головой.

— Ну конечно. Вы ничего такого не слышали. Полицейские никогда не знают о таких вещах.

Солнце пробивалось сквозь забранное сеткой высокое окно, наполняя маленький кабинет неровными полосами света.

— Почему они преследовали. Брэкстона и его друзей? — спросил Мэлоун.

— Вот вы у них и спросите.

— Где они? Я должен с ними поговорить.

— Без проблем. Я послал их в Чикаго забрать кое-какой товар. Как только вернутся, свяжу их с вами.

— Что вы можете о них рассказать?

— Я могу сказать, что от них одни неприятности. Деятели Лиги защиты евреев, которые хотят быть большими сионистами, чем сами сионисты. Студенты, которые тратят больше времени на провозглашение всяких лозунгов своей лиги, чем на работу. Я подумываю избавиться от них, потому что работаю, чтобы делать деньги, а не бороться за принципы. Эти двое думают, что, раздавив яйца какому-нибудь арабу, станут героями местного масштаба. Чушь собачья. Безобидные люди. Они и из бумажного мешка вылезти не сумеют, если посадить их туда.

— Когда вы ждете возвращения Хенкова и Арази?

— Через день. Может, через два. Не волнуйтесь, полицейский. Они с вами свяжутся, — пообещал Андерман.

— Вы были знакомы с Сарой в Израиле?

— Да.

— Ее родители связывались с вами? — осторожно спросил Мэлоун.

— Нет, — ответил Андерман, и в его глазах промелькнула тень, потому что он солгал.

Старлинг Джонсон въехал на машине без опознавательных знаков на площадь Эриксона и остановился за грузовиком фирмы «Силенд». Потом повернулся к Мэлоуну:

— Хотите, я пойду с вами?

— Лучше схожу один. Они странные ребята.

Мэлоун пересек улицу, лавируя в потоке машин, направлявшихся к туннелю Холланда. Остановился на тротуаре на южной стороне Варик-стрит, проверяя, нет ли слежки, потом повернулся и вошел в подъезд дома номер 131. Если верить указателю, корпорация фондового развития размещалась на десятом этаже. В действительности эта корпорация была штабом разведывательного отдела нью-йоркского полицейского управления. Любой полицейский, если он в здравом уме, старался держаться подальше от этого места.

Выйдя из лифта, Мэлоун оказался в приемной, убранство которой состояло из коммутатора старого образца и зеленого металлического стола, покрытого пластиком Формика, неизбежной принадлежности нью-йорского полицейского управления. На него подняла глаза подтянутая дама лет пятидесяти.

— Я бы хотел поговорить с лейтенантом Джо Манелли. По-моему, он работает в протокольном отделе.

Дама холодно взглянула на Мэлоуна и, протянув раскрытую ладонь, коротко произнесла:

— Документы.

Мэлоун вручил ей свое удостоверение.

Она достала из-под стола синюю папку с компьютерными распечатками. Пока она искала букву «М», Мэлоун оглядел помещение. На стене — две телекамеры. В каждом месте, куда он заходил по этому проклятому делу, оказывались телевизионные камеры.

Женщина прижала удостоверение к строке печатных символов, содержащих кодированные данные на лейтенанта Дэниела Мэлоуна. Ее средний палец пробежал по строке.

— Ваш регистрационный номер в налоговом управлении, сэр?

— 833949.

— Когда произведены в сержанты?

— Август шестьдесят седьмого.

— Куда вас распределили после окончания академии?

— В Семьдесят девятый участок, патрульным.

Она вернула ему удостоверение и захлопнула папку.

— Между прочим, сэр, что такое, «сорок девятый»?

— Что? — Мэлоун не сразу сообразил.

Ее правая рука была спрятана под столом, и Мэлоун подумал, что ему в живот, вероятно, направлен револьвер 38-го калибра.

— «ЮР-49» — официальное обозначение управления.

— Двадцать восемь?

— «ЮФ-28» — просьба об отпуске.

— Спасибо, Лу. — Она усмехнулась.

Мэлоун наклонился к ней.

— Ну как, я прошел испытание?

— Лейтенанты всегда проходят. — Она нажала кнопку на панели. Единственная дверь в комнате распахнулась. — Проходите, Лу.

Дверь захлопнулась, едва он прошел. Перед ним была другая дверь, она открылась, и Мэлоун увидел улыбающегося Джо Манелли. Он почти не изменился за три года. Немного прибавилось седины, но не фунтов. Пожалуй, только искорок в глазах старого друга больше не было.

Они обменялись рукопожатиями, и Манелли провел его в свой кабинет.

— Как дела со шпионами? — Мэлоун опустился в кресло.

— Так и валятся отовсюду. Какими судьбами, Дэн?

Манелли задал вопрос обыденным тоном, но Мэлоун заметил морщинки вокруг глаз и рта, что свидетельствовало о настороженности.

Когда Мэлоун закончил рассказ о деле Айзингер, Манелли пожал плечами, как бы говоря: «Ну и что?»

— А почему ты прибежал ко мне?

Мэлоун положил ногу на ногу.

— Я хочу установить связи Айзингер с ЦРУ. Те два телефонных номера засекречены. Это означает, что у нее был прямой выход на них в Нью-Йорке и Маклине. Не можешь ли ты организовать для меня встречу с одним из их людей? С тем, кто мог бы ответить на некоторые вопросы.

— И всего-то? — насмешливо спросил Манелли.

— Нет. Это не все. Мне надо, чтобы ты проверил несколько имен по вашим каналам. — Мэлоун вынул лист бумаги и положил перед Манелли. — Здесь список связанных с этим делом, включая саму жертву. Возможно, появятся новые имена, если расследование пойдет успешно.

Манелли подался вперед, барабаня кончиками пальцев по столу.

— Ты хоть понимаешь, о чем просишь?

— В списке управления числится пока еще и ваш отдел. А куда же мне, в конце концов, обращаться? В округ Нассау?

— Дэнни, мои мальчик, наш отдел не имеет, повторяю — не имеет связей с ЦРУ. И мы не ведем, повторяю — не ведем досье на американских граждан. Это против проклятого закона, политики управления и проклятой Конституции США.

— Чушь, — отрезал Мэлоун.

Около минуты (показавшейся Мэлоуну вечностью) Манелли смотрел на него с холодной улыбкой на губах.

Мэлоун первым прервал затянувшееся молчание:

— Джо, мы были друзьями много лет. Вместе пришли на Службу. Учились в одной группе в академии. Сейчас я вляпался в то, что растет на твоем поле. И прошу об услуге. За последние годы я помогал тебе много раз. Сейчас настала твоя очередь. Помнишь Энн Логан?

Манелли покосился на него. Это имя он не вспоминал уже долгие годы. Лет десять назад женатый сержант Манелли завел подружку, которая забеременела. Он пришел к своему другу, Мэлоуну, и тот устроил прием у врача в Нью-Джерси. В те времена аборты были запрещены законом.

— Сигарету не дашь? — Манелли потянулся через стол. — Я бросил курить два года назад. Сейчас только «стреляю», своих не держу.

Мэлоун зажег для него сигарету, Манелли схватил его за руку, глядя на приятеля поверх языка пламени.

— Ты никогда не задумывался, сколько идиом мы используем в работе? — Манелли снова откинулся на спинку стула.

— Иногда.

— Когда кто-то хочет «купить тебе костюм» или «подарить новую шляпу», это означает, что тебе заплатят, если ты закроешь глаза на нарушение закона или плохо выполнишь работу. Самое сильное выражение, Дэнни, мой мальчик, это «у него душа нараспашку». Эта маленькая идиома означает, что человеку можно доверять, что он без колебаний даст ложные показания перед судом присяжных, не подведет своих друзей и Службу. Дэнни, мальчик мой, а у тебя-то душа нараспашку?