Но далеко уплыть ему не удавалось. У Саши были две старших сестры — вечная помеха его смелым замыслам. Эти сёстры всегда обо всём узнавали, и глядь — они уже на берегу, уже ухватились за цепь и держат лодку.

Айдате! Стало быть, двинем-ка, ребята, куда-нибудь в неведомые края, где живёт всё самое удивительное. Сашины голубые ли, зелёные ли глаза всегда смотрели на мир с таким жадным любопытством и такой готовностью к изумлению, что, глядя на него, и другим ребятам хотелось изумиться. Чему? Их маленькому городку, их улице, их дому? Да, всему этому привычному и самому обыкновенному. Саша любил искать, открывать, хоть старую залежь железного лома — лишь бы открыть эту залежь в каком-нибудь всеми забытом углу.

Он встретил Таню сурово:

— Что, в носильщики к старику подрядилась?

— Я учусь рисовать, — сказала Таня, оглядываясь, всматриваясь в лица своих школьных приятелей.

С ними ей было хорошо, привычно. И вокруг — на реке, по берегам — всё будто выровнялось, встав на свои места, знакомые глазу.

— Странно, — проговорила Таня. — Опять всё, как прежде.

— Что странно? — заинтересовался Саша.

Таня не ответила. Она 'отошла от него и остановилась

возле двух маленьких девочек, копошившихся в песке. Она присела подле них на корточки:

— Хотите, я вам помогу построить ваш домик?

— Это не домик, — сказала одна из девочек. — Это целый город.

— Верно, город, — согласилась Таня.

— Нет, это не город, — сказала другая девочка. — Это городской парк с качелями, а вот это забор, через который нельзя лазить. — И девочка смахнула пальцем ползшего по песку муравья. — Не смей лазить через забор!

— Верно, — согласилась Таня, — это не город, а парк.

Обе девочки были правы. Таня вдруг поняла это: обе

девочки были правы, увидев каждая в том, что лепили из песка, свой собственный мир.

Видеть по-своему и всё время по-новому, то ясно, то словно в тумане, то широко, от горизонта до горизонта, то остановившись глазами на каком-нибудь крошечном предмете, — видеть так было совсем внове Тане, но она уже догадалась, что видеть всё так — замечательно интересно.

И вдруг на девочкин город или парк наступили два огромных башмака.

Девочки сразу заплакали, а Таня гневно вскинула голову и поднялась. Перед ней стоял Саша, хмурый, задумчивый.

— Зачем ты это сделал? — гневно спросила Таня.

— Что? — не понял Чижов.

— Зачем ты наступил на их город?

— Это город? — пошевелил в песке башмаками Саша.

— Ну, парк!

— Парк? — усмехнулся парень. — А ну, марш отсюда! — прикрикнул он на девочек. — Тоже мне, раскричались из-за кучки песка.

— Чудак, для них это не кучка песка, а целая карти-

на, — сказала Таня. — Ничего-то ты не понимаешь, как я погляжу.

— Зато ты понимаешь, — обиделся Саша. — Выучилась уже! Художница!

— Чтобы быть художницей, Саша, надо учиться мно-го-много лет, — насмешливо заметила Таня.

— Много-много лет? — повторил Саша. — А терпения хватит?

— Не знаю.

— Не знаешь? А я вот про себя всё знаю.

— Что же это?

— Ну, кем буду, какую буду работу работать.

— Какую же? — спросила Таня, хотя ей хорошо было известно, кем собирается стать её друг Саша Чижов: совсем недавно, ещё когда Таня не проводила' целые дни с Черепановым, Саша охотно делился с ней своими планами.

«Решил: буду военным, — объявил он ей с месяц назад. — Это окончательно. Как отец».

Правда, месяцем раньше Саша говорил, что будет учиться на шахтёра, шахта — это ведь целый город под землёй; а ещё раньше, что хочет стать капитаном дальнего плавания.

«Когда вырасту, конечно, — рассудительно добавлял он. — И подучиться ещё надо, с семилеткой к теперешней технике не подступишься».

Таня соглашалась: не подступишься, но про себя-то думала, что семилетка — это очень много. В пятом классе седьмой кажется далёкой вершиной, а ведь Саша был уже на этой вершине. И всё же ему этого мало. Таня всегда очень терпеливо и уважительно выслушивала планы своего друга. Наверное, потому-то он так и любил делиться с ней, хотя она на целых два года была его младше. И Таня

никогда не спорила с ним, чего Саша и не потерпел бы. Капитан так капитан, шахтёр так шахтёр, военный так военный. Решительность, с какой говорил он о своём будущем, подкупала девочку. Она так не могла бы. Она вот совсем ещё ничего про себя не знает. Она какая-то робкая. Может быть, она ещё маленькая? С этим трудно было согласиться. Конечно, Саша почти уже взрослый, но ведь и она не малыш. Смешно, когда настоящие взрослые считают её маленькой. Она всё понимает. Они думают, что она не понимает, а она понимает. Но тут уж ничего не поделаешь: взрослые очень самонадеянный народ. Неужели и она будет такой, когда окончательно вырастет?

— Ты меня не слушаешь? — недовольно спросил Саша

Он привык к тому, что Таня слушала его чуть ли не затаив дыхание.

— Слушаю, — сказала Таня. — Только я ведь знаю: ты решил стать военным.

— Передумал.

— Правда?

— Я буду учёным. Не сразу, конечно, но буду. Я решил изучить наш край. Буду производить раскопки, находить старинную утварь, оружие, старинные книги или даже рукописи — я тебе объясню потом, что это такое, — обрабатывать всякие народные сказания и легенды. А ещё я буду геологом. Буду искать полезные ископаемые. Представляешь, как всё это интересно?!

— Представляю, — внимательно поглядела на одушевившегося паренька Таня. — А как же быть с твоим окончательным решением стать военным?

— Чудная, ну, передумал...

— Опять?

— Что ж тут такого? Человек вообще не может сразу всё про себя решить. Дел очень много, а ты один. Тебе, конечно, не понять ещё, но запомни: главное — это найти в жизни своё призвание.

— Призвание, — повторила Таня. — Нет, я понимаю. Призвание — это когда человек находит для себя дело, без которого не может жить. Ни денёчка!

— Ну, приблизительно так.

— Ни даже часа одного! И всё про это, всё про это...

— Что — всё про это?

— Думаешь, — тихо проговорила Таня.

Ей и самой странным показался её взволнованный голос, и она смущённо опустила голову, но Саша ничего не заметил.

— Разбираешься, — одобрительно сказал он. — Не со-

всем, конечно, но всё-таки молодец. Призвание — это когда что-то тебя так зовёт, что нельзя не пойти. Вот такое и со мной. Но только меня разные голоса зовут. То туда, то сюда. Это хорошо, как думаешь?

— Не знаю. Меня ведь ещё никто не позвал. Разве вот только... — Таня умолкла и посмотрела на крошечную капельку краски, приставшую к её ладони.

Она давно заметила эту синюю точку и про себя решила не стирать её и даже как-нибудь так мыть руки, чтобы капелька не смывалась. Долго-долго. Поймёт ли её Саша, если она расскажет ему, как вдруг дорог стал ей этот цветной, яркий мир, из которого прилетела к ней синяя капелька?

Но Саша не мог слушать сейчас Таню. Ему надо было выговориться самому.

— Я думаю, что хорошо, — сам же ответил он на свой вопрос. — Пускай будет много этих голосов. Не страшно. Сестра Лиза говорит, что это многогранность. Понимаешь?

— Нет, — грустно призналась Таня.

— А сестра Оля с ней не согласна. «Это, говорит, просто поиски. Талант, говорит, всегда ищет, прежде чем найти себя». Понимаешь?

— Нет, — ещё печальнее ответила Таня. — Капелька, капелька, — тихонько пошевелила она губами, поднеся ладошку к лицу. — Отчего я такая непонятливая?

Побросав свои лодки, к ним подошли ребята — все закадычные Сашины друзья: Егор Кузнецов, Вася Ларионов и Мишка Котов.

Егор Кузнецов был самым рослым и самым сильным из всего седьмого класса. Только Саша и мог с ним сладить. Конечно, не просто так, а приёмами борьбы самбо или в боксёрских перчатках. Он умел и это. Вася Ларионов был одноклассником Тани. Это был тихий, застенчивый маль-

чик. Таня его любила. Он был надёжным товарищем. Никогда за все школьные годы — а ведь они уже шестиклассники! — он ни на кого не пожаловался, хотя ему часто доставалось. Он был не очень-то сильный. «Безответный», — называла его Таня. Но в трудные минуты он всегда выручал. Их и не запомнишь — столько их было, этих трудных минут. И не счесть, сколько раз Вася помогал Тане то в одном, то в другом. Он даже подсказывал ей, хотя делал это всегда хуже всех в классе. А один раз подрался из-за неё с восьмиклассником, который мимоходом толкнул её в коридоре. И восьмиклассник отступил. Вот какой Вася, если его рассердить.