Узнав у собравшихся, что Матвиенко находится тут же рядом, в столовой, Сергей Петрович послал за ним.

— Вы почему не в цехе? — спросил он, обращаясь ко всем.

— А что там делать? Что там говорить? — огрызнулся Пивоваров. — И слов не найдешь…

— Матвиенко, однако, находит слова…

— Ну, так я и Матвиенко — это же разница!

— Какая? — живо спросила Теплова.

Она не любила Пивоварова за грубость, за крикливые выступления на каждом собрании, по каждому вопросу, за постоянные нескромные напоминания о своем участии в гражданской войне и еще за что-то, в чем она сама не могла разобраться.

— Вы же на всех собраниях твердите, что вы беспартийный большевик, что никакой разницы между вами и членами партии нет.

Пивоваров даже закряхтел, обдумывая, что ответить, но дверь открылась, и вошел Матвиенко, бодрый и еще более спокойный, чем в предыдущие дни. Он ожидал худшего от этой тяжелой ночи. Много разных людей в цехе, в обычной работе не каждого разглядишь внимательно. Коллектив похож на стальной слиток, который даже в разрезе имеет ровную блестящую поверхность. Только травление поверхности металла кислотой вызывает появление темных, редко разбросанных пятен на фоне прочно сросшихся кристаллов. Это шлаковые включения в стали. И случается иногда, что сталь, прошедшая испытания на разрыв и твердость, не выдерживает проверки на однородность структуры.

Суровые испытания выдержали люди, работая под пулеметным огнем и бомбежками, но все же Матвиенко с тревогой думал об остановке цеха. Он опасался момента, когда прекратит свое действие выработанный людьми и, в свою очередь, организующий их ритм напряженной работы: как проявят себя тогда люди? Не разбредутся ли многие из них в разные стороны, как разлетаются пчелы из опустошенного улья?..

Сегодня ночью он успокоился. Организующая сила коллектива действовала по-прежнему, и он, Матвиенко, как и в обычное время, направлял эту силу, руководил ею.

Он никому не сулил многого. Единственно, что он обещал, — обеспечить отъезд всем желающим и работу всем эвакуирующимся. И ему верили.

Когда Матвиенко уселся у стола, Крайнев рассказал о том, что слышал в кабинете директора.

— Начальником штаба по эвакуации цеха назначен я, — заявил Крайнев. — Задача — вывезти все, что можно вывезти. Распорядок работы остается прежний: люди работают по своим сменам, в своих бригадах, но под руководством слесарей и электриков. Понятно?

— Состав бригад немного изменится, Сергей Петрович, — сказал Матвиенко. — Я распределю членов партии так, чтобы они охватили все бригады. А ты что думаешь делать с комсомольцами? — спросил он, обращаясь к Тепловой.

— Бригаду комсомольской печи оставляю в полном составе на демонтаже, — ответила она, заранее решив этот вопрос. — А остальные комсомольцы будут работать во всех бригадах.

— Ну, а теперь в цех, — сказал Сергей Петрович и вышел из кабинета. За ним двинулись остальные.

Бондарев очень обрадовался приходу Крайнева и секретаря. Рабочие, столпившиеся у рапортной, забросали его вопросами, на которые ему трудно было отвечать.

Крайнев объяснил рабочим положение. Деловой тон начальника успокоил и мобилизовал людей. Они поняли смысл своего пребывания в цехе, срочность и важность задания, которое им предстояло выполнить.

Как только был выдан инструмент, закипела работа. Это была страшная работа разрушения того, что созидалось и поддерживалось десятилетиями.

Сталевары, ковшевые, разливщики, мастера, каменщики превратились в слесарей, такелажников, грузчиков. Они снимали с кранов моторы и тележки, приборы и пусковую аппаратуру, выкатывали станки из мастерской, молоты из кузницы и грузили, грузили, грузили.

Комендант цеха, хозяйственный и аккуратный, ярый поборник чистоты и порядка, переключил свою бригаду на отгрузку. Он заполнял все промежутки в вагонах с оборудованием кислородными баллонами, тачками, носилками, кайлами — всем, что попадалось ему иод руку. Даже лопаты, приготовленные на зиму для уборки снега, уютно разместились между ящиками с контрольно-измерительными приборами. Комендант всерьез и надолго собрался хозяйничать на востоке.

— И куда ты все это грузишь? — спрашивали его любопытные. — Все равно растеряешь по дороге.

— А найдет кто? — огрызался он. — Немцы, что ли? Все равно у своих останется.

Обходя цех, Матвиенко увидел бригадира слесарей дневной смены, под руководством которого бригада Никитенко демонтировала кабину завалочной машины.

— Почему нарушаешь порядок? — напустился на него Матвиенко. — Почему не в своей смене?

— А мы — сквозной бригадой, пока не кончим, — ответил за него Никитенко. — Торопиться надо, Михаил Трофимович.

И он отвел в сторону грустные глаза.

По количеству и составу людей в цехе Матвиенко понял, что не одна бригада Никитенко решила работать вне графика.

Почти все бригады работали так же, как и комсомольская, — не по восемь часов, а до выполнения задания, до окончания демонтажа своего объекта. Люди не покидали рабочего места по суткам, уходили вздремнуть на часок-другой и являлись за новым заданием.

Хорошо слаженный коллектив всегда корректирует руководителя. Никто не отменял работы по сменам, никто не обязывал работать до окончания демонтажа, но к концу первого дня такой порядок установился сам собой и строго поддерживался. Люди приходили на кран и уходили тогда, когда от самого крана оставался только скелет железных конструкций.

Это ускоряло дело и упрощало расчеты. Цеховой тарификатор определял стоимость работы, а Крайнев по ее окончании тотчас же выплачивал полагавшуюся сумму.

Вечером, когда Сергей Петрович, изнемогая от усталости, собрался уходить, пришла за расчетом бригада Луценко. Потом явился Никитенко получать новое задание. Неугомонный Дмитрюк топтался в комнате, прося дать ему какую-либо работу. Он отнял много времени, пока Сергей Петрович не уговорил его отправиться домой, поручив подручному довести деда до проходной и подождать там, чтобы убедиться, что старик действительно ушел. Дмитрюк покорно вышел из завода через центральную проходную и тотчас же вернулся через западную. До самого утра приходили и уходили люди. Когда в шесть часов загудел гудок, Крайнев ушел в штаб, помещавшийся в опустевшей экспресс-лаборатории, лег на диван и сразу уснул мертвым сном.

В лабораторию зашла Теплова, тоже едва державшаяся на ногах от усталости. Увидев спавшего на диване начальника цеха, она остановилась, раздумывая, уйти ей или остаться. Струя свежего воздуха из открытой двери обдала Крайнева, он поежился, но не проснулся. Валентина затворила дверь, затем сняла с вешалки плащ, осторожно укрыла спящего и в изнеможении опустилась на стул.

Ей вспомнилась первая встреча с Крайневым, тот день, когда, поднявшись на площадку, она увидела группу сталеваров, собравшихся в ожидании гудка, и среди них Опанасенко, оживленного и даже улыбающегося. Таким обер-мастер бывал очень редко, и это ее удивило. Подойдя ближе, она увидела человека в синей, ладно сшитой спецовке, в кепке, чуть сдвинутой на затылок. Он стоял в центре группы и охотно отвечал на вопросы сталеваров о заводе, где он раньше работал. Валентина подумала тогда, что это один из бывших работников цеха, — его лицо, открытое, приветливое, мужественное, показалось ей знакомым, но, подойдя вплотную к разговаривающим, она поняла, что ошиблась. Хотела спросить о нем у стоявшего рядом с ней сталевара, но подошел Вальский.

— Вы что здесь делаете, молодой человек? — осведомился он.

— Приехал с соседнего завода, — ответил тот, не меняя дружелюбного тона, хотя вопрос был задан с присущим Вальскому высокомерием.

— Зачем?

— Присмотреться. Мне предлагают работу в вашем цехе.

— Кем работали до сих пор?

— Заместителем начальника цеха.

Вальский поднял глаза на Опанасенко.

— Посмотри, обер, у нас, кажется, есть место мастера, — сказал он и пошел прочь.

Опанасенко нахмурился.