После перерыва выступил Косиор. К этому моменту что-то изменилось в настроении собравшихся. Какую-то напряженность как будто сняло. Но вместе с тем из речей улетучился тон как бы вызова, адресованный Борисенко. Обнаружилось другое, более серьезное — накал разногласий между некоторыми секретарями райкомов и окружкомом. Разногласия сфокусировались на вопросах об искусственном повышении процента коллективизации, но сейчас уже прочно вошли в высказывания опасные слова: «искривление линии»…
Хотя уже было ясно, что пленум сегодня не закончится, Косиор взял слово, как понял Евгений, для того, чтобы завтра ввести прения в нужное русло.
Хотя Станислав Викентьевич смеялся вместе со всеми, в перерыве со многими разговаривал, вообще держался свободно и не «нагнетал», все же Евгений, так хорошо его знавший, улавливал ледяную струю в настроении секретаря ЦК. И ждал, что она выплеснется в его речи.
Косиор, однако, начал спокойно, почти академически…
— Всем известно, что линию нашей партии на коллективизацию сельского хозяйства мы отстаивали в жестокой борьбе. Прежде всего с правыми уклонистами. В этой борьбе отточилось наше партийное оружие, наша пропаганда, наше партийное слово, обращенное к советскому селянству. Надо сказать, что многие наши окружкомы проявили негибкость, размагниченность, а главное — самодовольство, успокоенность на процентах, правильно говорили здесь… И позвольте мне, товарищи, в порядка большевистской самокритики обратиться к практике вашей работы. Коснусь в основном роли окружкома как организатора процессов, решающих судьбу села…
В кабинете стояла тишина. Было слышно, как под окном на площади прошелестел велосипед, процокала копытами лошадь, как надрывается в плаче детский голос…
— Вот инструктивное письмо окружкома, — Косиор поднял толстенькую пачку листков. — Очень хорошо, что, не дожидаясь первых итогов по ходу коллективизации, окружном обращается к райкомам со своим словом… Словом руководящего органа, словом, которое должно быть убедительным и веским. И все оно так и идет: принцип добровольности, разъяснительная работа… Все предусмотрено в этом письме. Однако все это как мелом на доске: написано — и стерто! Одним заключительным тезисом: «Даешь семьдесят процентов!»
Вот вам и «добровольность»! И смею вас заверить, что в районах, дочитав до этих строчек, начисто стерли — в уме! — все предыдущее. А что отсюда следует? Отсюда проистекают вот такие факты: на собрании селян председатель сельсовета Усольцев треснул кулаком по столу и объявил: «Не мытьем, так катаньем, а чтоб цифра была!» И вот эту цифру подымают, словно кнут над спинами… А жить под кнутом наш человек отвык, товарищи! И не для того он распрямился, чтоб такие, как Усольцев, на него замахивались! Усольцев имеет в кармане партийный билет вовсе не для того, чтобы командовать над селянином, словно сотский какой-нибудь… Но окружном прошел мимо этого факта. Как и мимо многих других…
Вот здесь сидит член окружкома по работе среди женщин Клавдия Прохоровна Саенко. Ее активистки на селе огромное дело делают, смело подымаются против кулацкой агитации…
Вы, товарищи члены окружкома, в первую очередь секретарь окружкома, недооцениваете, отмахиваетесь от женской активности.
Вспомните дело в Грачевке. Вот вы все дыхание даже перевели, товарищи… Потому что оно на нашей партийной совести. Вместо того чтобы низкий поклон отдать женщинам-активисткам, а особенно партийкам, принявшим на свои плечи самую тяжелую ношу, работу в самых отсталых слоях деревни, вместо этого в Грачевке допустили травлю активистки! Застрельщиками выступили кулаки! А вы-то где были?..
В маленькую паузу вместились растерянное покашливание Борисенко, астматическое дыхание Майбороды, поскрипывание стульев под переменившими позу людьми… В эту же паузу вошло для Косиора воспоминание о Софье Бойко…
— Товарищи! В Сормине братья-кулаки Лепко собственными руками подожгли колхозный амбар с посевным материалом. Колхозники не дали сгореть, отстояли! Это хорошо. Поджигателей поймали с поличным, отдали под суд… А отца Лепко, фактического организатора, селяне постановили выслать как классового врага. Правильно я говорю?
Так вот, решение это сельсовет принял, да продержал под сукном два месяца. Постановление — продукт скоропортящийся! Лепко распродал имущество, и хлеб, и скот, и машины… Как видите, грубейшие ошибки мы совершаем не только в своей деятельности, но и в бездеятельности! Могу еще прибавить факт из вашей, товарищ Борисенко, так сказать, практики…
В Кисловке член партии Баев выступил на собрании по коллективизации так: «Если кто не хочет в колхоз, тот, значит, против Советской власти»… Вот такая политграмота преподается сельским коммунистам! И хоть, как говорится, яйца курицу не учат, но, выходит, не всегда так. Потому что комсомольцы отповедь дали. А окружком, имея такой сигнал, не реагировал. Плохо не только то, что Баева к порядку не призвали, но и то, что на этом деле не воспитывали, не поддерживали молодежь…
А что же это Кучерявый? Разъезжает у вас по районам, словно коммивояжер, только распространяет не предметы, а идеи. Идеи весьма сомнительные. И беззастенчиво навязывает людям то, что им вовсе не ясно, вместо того чтобы разъяснять… Результаты получаются обратные: люди отшатываются от такой, с позволения сказать, коллективизации. А окружком ссылается на то, что Кучерявого некем, видите ли, заменить. Какой незаменимый пропагандист нового способа производства! И что за гранитная фигура сам Кучерявый, что его не берет и партийная директива!
Тишина в зале как бы сгустилась, когда Косиор стал рассматривать практику работы Ивашковского окружкома в свете директив Центрального Комитета. В смысле темпов коллективизации Центральный Комитет решительно предостерегал от забегания вперед, несмотря на то что Украина стояла далеко не на первом месте в этом вопросе. В Ивашковском же округе не только стали на путь форсированной коллективизации любой ценой, но в отдельных районах допускали такие вопиющие искривления, которые уже являлись нарушением советских законов.
Сейчас Станислав Викентьевич оперировал теми фактами, которые накануне докладывал ему прибывший в округ помощник генерального прокурора. Запугивание крестьян, не вступавших в колхозы, провокационное раздувание конфликтов с селянами-единоличниками, отказывающимися от коллективизации. Он говорил о том, что извращения линии партии, пиком которых явилось «раскулачивание» середняков, играют на руку открытым и замаскированным врагам партии. На этой основе распространяются слухи о поражении партии в деле коллективизации. А за пределами нашей Родины враги представляют дело так, что коллективизация провалилась, а исправление ошибок трактуют как отступление от генеральной линии.
— Таким образом, даже отдельные ошибки служат нашим врагам. И каждая такая ошибка должна решительно исправляться и пресекаться. Виновные же должны нести наказание. Без этого мы не докажем народу, каково подлинное отношение партии ко всякому насилию над волей крестьянина-середняка. Главная задача на данном этапе — организационно-хозяйственное укрепление колхозов. Человек стремится выйти из нищеты, это ясно, значит, он потянется к коллективному хозяйствованию, если увидит в нем средство выйти из нужды. Надо нашу работу по коллективизации вести методами убеждения, разъяснения, показа выгодности коллективного хозяйства, которому государство сейчас дает огромные льготы, освобождая их на два года от налогообложения на скот, предоставляя семенной материал, снабжая колхозные хозяйства техникой и кредитами…
По каким-то едва уловимым признакам можно было заметить, когда слова Косиора наиболее остро задевали присутствующих. Такой болевой точкой все время было напоминание о притуплении самокритики у местных работников. Какое-то облегчение почувствовалось в аудитории, когда была сказана фраза: «Все разговоры о стрелочниках нужно решительно отбросить»… Но тут же оттенок снисхождения был снят категорическим заявлением, что за ошибки низовых активистов судить нельзя, но за безобразия надо привлекать к ответственности.