Байвачча вспыхнул. Бросил мгновенный взгляд на миллионера и тут же отвернулся.

А Миркамилбай был счастлив. Ему удалось насолить хозяину дома, который, безусловно, нарочно позвал на ужин этого языкастого Юсуфджана, чтобы посмеяться над ним, Миркамилбаем, напоить его пьяным и навязать ему какую-нибудь невыгодную сделку. Нет, не на того напали! Если уж пригласили, так оказывайте почтение. А смеяться над собой он не позволит.

- Алчинбек! - властно и громко, привлекая всеобщее внимание, позвал племянника Садыкджан.

Алчинбек пружиной вскочил и уже через мгновение стоял перед дядей.

- Твой друг Хамза, оказывается, печатает статьи в "Голосе Туркестана"? На, прочитай вслух! - И он протянул племяннику газету.

Алчинбек мялся в нерешительности, украдкой и с недоумением посмотрел на Хамзу.

- Читай! - рявкнул Садыкджан.

Все гости замерли в настороженном ожидании.

Торопливо и невнятно, проглатывая слова, Алчинбек начал читать газетные заметки, о которых не имел ни малейшего представления. Пожалуй, это было первое сочинение друга, которое тот предварительно не показал ему. Когда успел Хамза послать в газету эти "Случайные наблюдения"?

Он кончил читать и опустил газету.

- Хамза, это вы написали? - громко спросил Садыкджан.

К черту! Кто такой, в конце-то концов, этот Хамза, чтобы вспоминать о его чувствах к Зубейде? Надо оправдываться перед Миркамилбаем, надо срочно спасать вечер. Если не дать сейчас Муминбаеву возможности выместить его злобу против Юсуфджана на Хамзе, то рухнут все будущие финансовые планы. Для чего тогда, спрашивается, было затеяно всё это богатое угощение? И угораздило же пригласить на ужин эту змею Юсуфджана, а заодно и Хамзу с его статейками в газете!.. Но кто же знал, что проклятый Миркамилбай в своём Андижане не только пересчитывает деньги и спекулирует векселями, но ещё и читает газеты?

- Так это вы написали, Хамза?

- Да, это я написал...

- Что ты расселся, встань! - завизжал судья Камал. - Встань, когда разговариваешь со старшими!

Хамза поднялся.

- Как ты смеешь выступать против, если священный шариат поощряет искупительный зякет! - визжал Камал. - Чему тебя учили в медресе?!

Тихий шёпот сзади:

- Будь спокойным, не бойся его. Говори то, что думаешь, и он не собьёт тебя...

Это голос Юсуфджана. Знаменитый народный мудрец хочет помочь ему, Хамзе!

- Всегда и везде говори только то, что думаешь, - шепчет Юсуфджан, - и тогда никто не будет страшен тебе... Правда сильнее денег, сильнее власти, сильнее оружия...

Хамза делает шаг вперёд.

- Я не против зякета, кази-ака, - уверенно говорит он, - я выступил против таких баев, которые благотворительной милостыней беднякам покупают себе право на грех. Но святой шариат запрещает мусульманам грешить. Значит, эти баи идут против шариата?

- Да где ты видел таких баев, которые идут против шариата?! -заорал Миркамилбай Муминбаев. - Где ты видел таких баев?

- Дающий зякет не покупает право на будущий грех! - визгливо кричит судья Камал. - Мусульманин не может знать, какие грехи он ещё совершит!.. Мусульманин знает только, какой грех он уже совершил! Зякет искупает прошлые грехи! Чему тебя учили в медресе?

- Держись смелее, - шепчет Юсуфджан, - высказывай свои мысли до конца. Никогда не останавливайся на половине дороги, если считаешь, что ты прав...

- Бай искупил свой прошлый грех зякетом, - медленно, растягивая слова, говорит Хамза. - У бая есть деньги. Значит, он уверен, что сможет дать зякет и в будущем. Значит, ему можно грешить - деньги искупят его грехи, деньги покроют нарушение шариата. Значит, зякет и шариат противоречат друг другу?

- Где ты видел такого бая, где?

- Что происходит у вас в доме, байвачча? - повернулся Камал-кази к Садыкджану. - Вчерашние заморыши учат нас уму-разуму? В кармане нет ни копейки, а клевещут на религию...

- Хватит! Молчать!..

Миркамилбай с трудом поднялся на ноги.

- Молчать! - грозит он кулаком Хамзе. - Хватит!.. Сколько раз ты сам давал зякет бедным?.. Так что же ты трясёшь здесь своим поганым языком, как баран курдюком? Беднякам нужен зякет, деньги, а не твоя болтовня!..

- Беднякам нужны знания и просвещение! - взрывается Хамза. - А не жалкие подачки!

- Хамза, опомнитесь, что вы делаете? - подбежав, трясёт друга за рукав халата Алчинбек. - Зачем вы ссоритесь с ним? Ведь он же даёт деньги на типографию и учебники...

- Мне не нужны его деньги! - кричит в лицо другу Хамза. - Одна-единственная типография, несколько десятков учебников - всё это тот же самый жалкий зякет, милостыня, подачка!

- Вы больны, Хамзахон, вы рано встали, вам нужно снова лечь...

- И такой же зякет, такая же подачка те две-три новые школы, которые собирается открыть, да всё никак не откроет ваш дядя!

- Вы работаете у моего дяди, он платит вам жалованье!

- И это ничтожное жалованье - тоже зякет!

- Вы сошли с ума, Хамзахон! Вы можете лишиться своего места...

- Да-да, я всё время забываю, что вы тоже из этой семьи... Впрочем, теперь всё равно. Мне больше ничего не нужно ни от вас, ни от вашего дяди... Вы всё продаёте, всё покупаете - труд, человеческие отношения, женщин, невест, дочерей...

Дастархан нарушился, сдвинулся, сбился. Все гости вскочили со своих мест - крик, шум, ругань! Все говорят, размахивают руками, возмущаются, наступают ногами на тарелки и блюда.

Никто не слушает друг друга, все хотят доказать что-то своё.

И только один человек, казалось, оставался спокойным и безучастным ко всему на свете среди всеобщей кутерьмы и гвалта.

И это был, как ни странно, сам Садыкджан-байвачча. Он неподвижно сидел во главе разгромленного дастархана, глядя в одну точку. О чем он думал?

Торжественный вечер испорчен - это было теперь абсолютно ясно. Что ж, виноват он сам. Захотел собрать в своём доме "весь Коканд". Но его не существует, этого "всего Коканда". Нельзя посадить за один стол тех, кто не может, а главное - не должен сидеть за одним столом.

Впрочем, дело не в этом. Просто сегодня неудачный день - одни неприятности. С самого утра. Одна за другой.

Надо переждать. Если аллах немилостив к тебе, надо покорно пропустить этот день. Когда дела складываются удачно, этим ты обязан только самому себе - своему уму, своей воле, своей настойчивости, своему умению наживать деньги. Если же дела идут плохо, значит, аллах отвернулся от тебя. Не надо спорить с аллахом и искушать судьбу.

И всё-таки не только одного аллаха обвинял Садыкджан-байвачча в неудаче сегодняшнего дня. Было что-то другое.

Хамза. Он с самого начала как-то странно действовал на байваччу. Присутствие Хамзы в чём-то стесняло байваччу, расслабляло.

"Может быть, я просто опасаюсь, - подумал Садыкджан, - что этот щенок, этот скорпион с ядовитым жалом, этот сын ничтожного табиба напишет в газету и обо мне? Он, дьявол, ловок в своих писаниях. Его слова действительно жалят. Опозорит ещё перед всем народом, а?"

Вздор. Ерунда. Глупости.

И тем не менее этот щенок, этот скорпион сорвал вечер. Что делать? Выгнать Хамзу? Но он же гость... Когда через месяц Зубейда войдёт в этот дом его, Садыкджана, женой, что будут говорить люди?

Итак, финансовый союз с Миркамилбаем не состоялся. Но, может быть, одноглазый завтра проспится и всё забудет?.. Как же, забудет! Вон он стоит перед Хамзой и рычит на него, как собака на кошку. Что делать?

И вдруг байваччу осенило...

Он встал и двинулся к Миркамилбаю и Хамзе.

- Ты плюёшь в солонку, из которой берёшь соль для своей пищи! - орал на Хамзу пьяный Миркамилбай. - Через твою душу переступила даже собака! Твой рот подобен отверстию старого мешка. Но не слишком ли ты расхрабрился, смелый йигит? Умерь свой пыл, а не то, умирая, будешь нуждаться даже в саване!

А с другой стороны, Хамзу отчитывал Камал-кази. Судья, притомившись по старости лет, уже не был настроен так агрессивно, как полчаса назад. Он только увещевал строптивого поэта, только взывал к его разуму.