— Что же, полетим?
Бембров аккуратно сел в креслице. Завели моторы. Драная рука Быкова легла на рычаг руля высоты.
«Я тебя покатаю», — решил летчик, описывая огромные круги по небу. Бембров крепко уцепился за стойку и зажмурил глаза. Он не кричал, не бил Быкова в спину, как делали иногда нервные пассажиры, а только тихо бурчал себе под нос:
— Ага, в ушах жужжит! Ага, сердце бьется! Ага, крутится голова!
Так и не удалось Быкову напугать Бемброва: был он человек практический, деловой, и приди нужда, так и на Луну полетел бы, зажмурив глаза и держась за стойку.
— Как вы себя чувствовали во время полета? — спросил Быков.
— Теперь я могу доложить господину Левкасу, что вы действительно научились хорошо летать…
— Не высоко было?
— Высоко? Разве это высоко? Вот если бы версты на две… — Прощаясь, он сказал: — Ждем вашего приезда в Россию. Возвращайтесь скорей. В наших городских газетах о нас ежедневно пишут, — покрутил черный ус, лихо, набок, надел котелок и ушел с Шалонского поля.
Наконец начались занятия с мсье Риго. За время своего вынужденного безделья Победоносцев изучил конструкцию «фармана», и это помогло в первые дни занятий. Мсье Риго обучал методически, не торопясь. Обыкновенно он не разговаривал, а сам делал движение, и Победоносцеву только оставалось повторить его вслед за профессором.
Победоносцев хотел лететь в первый же день, но мсье Риго вывел старенький, неотремонтированный аэроплан и начал показывать, как надо слезать, соскакивать, задерживаться в случае несчастья. Победоносцев старательно, но неуклюже повторял движения мсье Риго. Мсье Риго не говорил ни слова, но морщил лоб, сердито качал головой и снова показывал, как надо задерживаться и прыгать.
Подошел Тентенников, помахал рукой в знак приветствия.
— Что же ты? — скалил мелкие зубы Тентенников. — Так летать нельзя; если под облака попадешь, там раздумывать будет некогда. Мне-то легче было спервоначалу: ведь я у руля смолоду сидел. А тебя в гимназии, небось, технике не обучали, больше на латынь налегали…
— Плохо, — промолвил мсье Риго. — Очень плохо. Займитесь еще сами. Я пока пойду пообедать.
Через два часа вернулся мсье Риго, посмотрел на прыжки своего ученика, ничего не сказал и велел вести аэроплан в ангар. Возвращаясь в деревню, Победоносцев хотел задать несколько вопросов мсье Риго, но не решался первый начать разговор, и они шли молча.
Прощаясь, мсье Риго сказал:
— Завтра повторение старого. Занимайтесь с механиком. Я приеду к концу дня и проверю.
Тентенников что-то писал, когда вернулся Победоносцев.
— Ну вот, сижу и пишу. В Питер пишу. Ноют мои косточки без родной стороны…
Победоносцев подошел к своей кровати и сел, упираясь локтями в колени.
— Ты чего загрустил? Плохо идет? Значит, руки у тебя не для того приспособлены. Не будет клеиться — ты и бросай, а не ной.
Победоносцев рассердился, но возражать не стал. Так он и не заснул до рассвета, а в семь часов утра был уже на аэродроме.
К концу дня пришел мсье Риго, посмотрел, как он проделывает вчерашние упражнения, и начал учить рулению по земле.
— Завтра повторим, — сказал он, расставаясь.
Победоносцеву порой казалось, что он никогда не сумеет подняться в воздух. Как-то вечером, возвращаясь в Большой Мурмелон, подумал было об отъезде в Россию в самые ближайшие дни, но сразу же испугался своей мысли.
— Хорошо, что пришел, — встретил его Тентенников. — Нынче Хоботов нас приглашал в ресторан. Маленькая вечеринка…
— Я не пойду…
— Как же так не пойдешь? Он обидится.
Часу в десятом они пришли в ресторан. Мсье Риго важно расхаживал по залу, попыхивая трубкой.
— Ну, как? — спросил он Победоносцева. — Успешно занимаетесь?
Победоносцев покраснел, и мсье Риго удивленно посмотрел на него.
— Мне очень жаль Хоботова. Такой милый человек, но совершенно не созданный для авиации…
Вошел Хоботов в шляпе, сдвинутой на затылок, веселый, улыбающийся, и захлопал в ладоши. Хозяин ресторана подбежал к нему, предложил сигару и, почтительно наклонившись к самому уху Хоботова, быстро зашевелил толстыми губами.
«Как он может быть веселым, даже счастливым в такую минуту, когда его судьба решена? — подумал Победоносцев. — Ведь ужасно вернуться в Россию неудачником, знать, что никогда уже не подымешься в небо… Ему представилось вдруг, что такая судьба ожидает его самого, он представил сваё бесславное возвращение в Петербург, увидел себя, в плаще и кепке, на перроне Варшавского вокзала, с маленьким чемоданом в руке, представил неприятный разговор с отцом, взволнованное лицо сестры, насмешливые улыбки приятелей… Нет, он ни за что не сдастся! Чего бы это ни стоило, но он станет человеком от руля, таким же, как Быков и Тентенников.
В зале становилось шумней и шумней. Заиграл орган.
За большим столом сидели ученики школы. Хоботов бегал из одного конца зала в другой, распоряжался, с кем-то спорил, с кем-то шутил, на ходу выпивал большие бокалы вина и успевал еще принимать участие в общем разговоре.
— Садитесь! — крикнул Хоботов Победоносцеву. — Чего ж вы стоите в одиночестве?
Победоносцев отошел от окна и уныло посмотрел на сидевших.
— Садись рядом, — воскликнул Тентенников, — я для тебя уже давно приготовил место!
В двенадцатом часу, когда все сильно подвыпили, Хоботов отплясывал русскую под дружное похлопывание гостей. Победоносцев облокотился на стол и сидел, не двигаясь, подпирая голову кулаками. Только двое не захмелели: Быков и Тентенников. По тому непременному тяготению, какое бывает друг к другу у трезвых людей, находящихся в пьяной компании, они сели рядом и вполголоса заговорили.
Хоботов швырял на пол стаканы. Перепуганный хозяин старался оттащить его от стола.
— Я вам говорю, что авиации не брошу. Летчиком не вышел, так иначе летным делом займусь. А ты, Быков, не хвастай очень силой. Вернетесь в Россию — я вас в бараний рог согну… Узнаете о моем папаше… С ним сам Гучков дружбу водит, капиталом нашим все Замоскворечье гордится…
Быков пожал плечами и вышел из зала. Вслед за ним потянулись к дверям и остальные участники вечеринки.
Назавтра Победоносцев проснулся поздно. Голова немного кружилась. Кукушка на стенных часах прокуковала двенадцать раз.
«Может быть, не ходить сегодня? Мсье Риго, наверное, еще спит? Нет, надо пойти на аэродром… Нужно, стиснув зубы, вытерпеть все — и шутки друзей и лицемерное соболезнование врагов, главное — напружинить волю, добиться поставленной цели.
Мсье Риго уже ждал его и сердито посматривал на часы.
— Ну, что вы? Готовы?
Победоносцев зарулил по земле, на этот раз удачнее, чем раньше.
— Теперь пустите меня к рулям.
Мотор заревел.
«Летим, — решил Победоносцев и почувствовал легкое головокружение. — Винт, святой винт должен вознести человека на воздух», — вспомнилось ему старинное изречение ученого. Вдруг показалось, что аэроплан падает. Вздрогнув, он схватился руками за стойки.
Мсье Риго обернулся и, заметив, что Победоносцев держится за стойки, сердито закричал. Слов нельзя было разобрать, их заглушал могучий рев мотора, но Победоносцев понял, что требует сделать мсье Риго, и отнял руки от стоек.
Они летали минут пятнадцать.
Наконец-то, впервые после двух месяцев пребывания в Мурмелоне, он поднялся на аэроплане…
Впрочем, не у одного Победоносцева так неудачно начинались занятия — иные ученики еще дольше ждали очереди.
И после первого полета занятия были по-прежнему скучны. Мсье Риго заставлял Победоносцева без конца рулить по земле. Был профессор очень сух и раздражителен и только однажды, вежливо улыбнувшись, сказал:
— Ничего, юный друг, мои предсказания когда-нибудь начнут сбываться. Мне нравится, что вы худы, хотя и высоки ростом, это даст вам возможность хорошо летать. Мсье Ай-да-да — совсем другое дело. Клянусь вам, настанет день, когда аэроплан не выдержит его тяжести и разобьется.