Норико-сан (октябрь 1988 г.): «Да! И у меня тоже постоянно возникали такие конфликты, и в конце концов мои дети выросли, как это сказать, в окружении конфликтной ситуации…»

Вот так: процесс, оказывается, глобальный — ни западная, ни восточная культура с их прочными национальными традициями не в состоянии ему противостоять. Что же с нами происходит? И когда все это началось?

Прочтем, что просвещенные люди думали об этом сто лет назад: «В той мере, как женщины будут более заниматься научными изысканиями и общественною деятельностью, в той мере, как они больше и больше будут переносить центр своей жизни и деятельности из своего собственного «я» вне себя, страстнее будут отдаваться профессиональным занятиям, политической борьбе и интригам, тем лучше они будут сопротивляться инстинктивной потребности любви, тем легче будут обходиться без нее и приближаться в этом отношении к мужчинам. Для достижения такой цели, конечно, нужно соответственное воспитание целых женских поколений.

Подобный результат в настоящее время достигнут в некоторых местностях Северной Америки. Там женщины давно пользуются большим почетом, широкой свободой, образованием, правами и теперь оказываются не менее образованными и свободными, чем мужчины. Вместе с тем наблюдатели отмечают, что американки суховаты сердцем, мало восприимчивы к нежным чувствам, при вступлении в брак руководствуются простым расчетом и не создают таких приятных семейных очагов, какие создают европейки. Воспитание даже маленьких своих детей они стараются передать посторонним лицам, но не занимаются им сами. Вообще так называемые женские свойства у них несколько атрофировались…

Есть уже множество женщин, принципиально отказывающихся от брака, чтобы свои силы всецело посвятить общеполезной деятельности» (Каптерев П. Ф. Душевные свойства женщин. СПб., 1895. С. 48—49). А дальше автор цитирует из немецкой книги: «…высшее образование и самостоятельность дают женщине возможность искать и находить свое счастье независимо от мужчины» (Крепац А. Опасные стороны полной женской эмансипации. М., 1893). Каково?! И каковы названия книг?!

Время шло, «соответственное воспитание целых женских поколений» проходило по мужскому образцу. «Сколок, копия с мужского» — так с негодованием оценивал женское образование П. Ф. Каптерев даже тогда, сто лет назад. Что же сказал бы он теперь, когда мужское образование дополняется в жизни женщины мужскими обязанностями и профессиями? В общем, «опасные стороны женской эмансипации» проявили себя вполне. Только вот счастья в этом не находят, как мы убедились, ни женщины, ни мужчины, ни их дети. Последним особенно плохо в этом мире с «атрофированными женскими свойствами». Вырастая в бесчувственном холодном мире нелюбимыми — НИЧЬИМИ! — они несут эту эстафету разобщенности и дальше, в будущее, следующим поколениям. И процесс этот не остановить: джинн выпущен из бутылки. Как же всем нам быть?

Теперь я расскажу о том, к каким утешительным выводам я пришла в результате дальнейших размышлений… Только пишу все это и который раз ловлю себя на мысли, что скольжу по поверхности огромной, сложной, неисчерпаемой темы. Но что поделать, если глубже не получается, а умолчать о своих «открытиях» не могу: слишком многое зависит в семье от решения этой давней и больной женско-мужской проблемы. Меня вдохновляет то, что я нашла подтверждение многим своим мыслям в книге П. Ф. Каптерева, о которой я уже упоминала. Правда, обидно было, что уже сто лет назад было известно то, что я открыла для себя с таким трудом. Но ведь открыла же! Так может быть и то, что хочу сказать, тоже имеет некое рациональное зерно. Заранее благодарю тех, кто не пропустит эти важные для меня страницы и подумает вместе со мной.

Давно я пыталась понять, почему же так обострился вечный «женский вопрос» именно в наше время. Раньше женщины жили тоже не бог весть как обласканные своими мужьями, но тогда их претензии на понимание не были так велики. Терпели потому, что зависели? Тогда почему сейчас мы, свободные и самостоятельные, стонем от внутренней неприкаянности? А мужчины в недоумении: чего им не хватает? И деньги у них есть, и власть, и независимость, и почет. Ну, времени маловато — верно, но самые чуткие готовы помочь и в быту, и с детьми, даже цветы по праздникам… («Чай, теперь твоя душенька довольна?») АН нет! Душа как раз и мается: выслушай меня, прими со всеми моими метаниями, исканиями, мучениями, раздели их со мной — пойми! И чем больше развита, духовно богата, творчески деятельна женщина, тем больше она этого жаждет. А деятельность, особенно творческая,— самое дорогое для женщины. Именно она и выманивает ее из дома. Не в этом ли корень всей проблемы?

Думая над этим, я вспомнила слова Тургенева о Пушкине, сказанные им в речи по поводу открытия памятника А. С. Пушкину в Москве: «В поэте, как в полном выразителе народной сути, сливаются два основных ее начала: начало восприимчивости и начало самодеятельности, женское и мужское начало,— осмелились мы бы прибавить». Какой неожиданный взгляд на поэта и на… женское и мужское начала народной сути. А что если, предоставив женщине возможность участвовать в самых разных, а преимущественно мужских, сферах деятельности (да еще с такой перегрузкой!), мы тем самым объективно поставили ее в положение деятеля со всеми вытекающими последствиями: она начала быстро терять свои воспринимающие свойства и неизбежно стала остро нуждаться в проявлении этих качеств у близких людей, особенно у мужа. Кто как не супруги призваны разделить все радости и тяготы жизни?

Но ведь мужчины не прошли долгого и трудного пути развития чувств, который прошли женщины благодаря материнству. Они часто даже не представляют, сколько «обязана трудиться» душа, чтобы понять другого. В большинстве своем мужчины оказались не готовы к этому труду. Исключение составляют (да и всегда составляли!) поэты, объединяющие эти два начала в себе. Объединяющие! Оказывается, возможно в одном человеке слить деятельностное и воспринимающее начала.

Я вспомнила еще и слова Гоголя: «Пушкин… это русский человек в его развитии, каким он, может быть, явится через двести лет», т. е. человек будущего, далекого, но осуществимого! Вот тут-то и подумалось: коли мы стали деятелями, то обязаны вырабатывать воспринимающие функции и тем самым подниматься к «полному своему развитию» — к совершенству. Это не значит, конечно, что мы будем уподобляться друг другу — наоборот! Речь идет именно о понимании, восприятии иного мира, похожего и непохожего на твой собственный. Насколько богаче мы станем, приобретя этот воистину божественный поэтический дар. Но путь к этому так долог и противоречив. Первый шаг — к равноправию— сделан, пусть с перекосами, потерями, трагедиями, но сделан. Сейчас мы находимся как бы в противостоянии. Теперь нужен второй шаг — навстречу друг другу. Каждому предоставляется возможность сделать его в своей собственной семье. Я попыталась, и вот как это было.

Во-первых, я поубавила свои претензии к мужу: поняла, что он действительно пока не может понять меня, а во-вторых… дала волю своей Душечке, которая во мне — эмансипированной!—оказывается, вовсе не погибла. Все началось не с обдумывания, а с чувства. Я как-то в минуту сильного раздражения и возмущения посмотрела на его смятенное, ничего не понимающее обиженное лицо и вдруг увидела нас обоих как бы со стороны — глазами его матери. И так жалко его стало… Взрослый человек, отец моих детей, стал на мгновение моим ребенком, которого обижают. И я будто опомнилась: ему так нужно было, чтобы его поняли, и мне самой захотелось того же — понять. Это было не старание понять умом, а вчувствование, желание оказаться на его месте, ощутить его состояние. Эти прекрасные, добрые минуты не только спасли нас от бури, но и открыли во мне неведомые раньше резервы сочувствия, сопереживания, доброты.

Постепенно я осознавала, что не подчинять мы друг друга должны, а приноравливаться друг к другу, особенно бережно обращаясь как раз с тем, что составляет суть каждого, его неповторимость, индивидуальность. И при этом не ожидать, что все потребности каждого смогут быть удовлетворены одним человеком. Кроме семьи, у каждого из нас есть друзья, родственники, сослуживцы, есть занятия и интересы, которые могут совсем не интересовать другого. Важно тут хотя бы не мешать заниматься любимым делом, если оно, конечно, не во вред окружающим и не осуществляется за их счет.