— А я-то думал, что без унтера нам легче будет! Но оказывается, тут свой унтер нашелся, — съязвил Кира. — Ты брось нас подстегивать! — Кира чувствовал, что его многие поддержат. — Ты сам хоть из кожи лезь вон, а нас оставь в покое.

— И все-таки так не пойдет, — твердо сказал Кадзи. — Помнишь, что ты сам говорил: если один убежит, все будут отвечать. Так вот, если хоть один будет увиливать от работы, пострадают все и «по болезни» никого уже оставлять будет нельзя.

— А что за особый паек будет?

— Жиры и белки. На целую неделю запасемся. Нажимай веселей!

Большинство принялось за работу старательно. Кадзи все еще верили, он никогда не обещал зря. Но зато к перерыву все так вымотались, что, когда прогудел гудок, возвещающий его конец, никто даже с места не сдвинулся.

Да, трудно заставить этих ребят работать. Их ничем не проймешь. Да и во имя чего им стараться? Вины за собою они не чувствуют. Но почему он, Кадзи, должен беспокоиться о всех? К черту! Он будет жить сам по себе и отвечать только за свои поступки. Так будет спокойнее. И Кадзи молча принялся за работу.

К Кадзи подошел тот самый офицер в комбинезоне, что утром направлял их на работу. Солдаты сделали вид, что его не замечают. Офицер досадливо поморщился. Какие были солдаты, а сейчас… Раньше, он только бы показался, сразу же кто-нибудь крикнул бы: «Смирно!» И все стали бы навытяжку!

— Ты что делаешь? — спросил офицер Кадзи. Кадзи в это время высыпал из мешка серу на землю.

— Хочу одежду из него себе сделать, — нехотя ответил Кадзи.

— А если русские тебя накроют?

— Когда накроют, тогда и поговорим. Ведь мы в летней форме еще щеголяем. А ночью уже холодно. Вам, конечно, нас не понять. Ведь вам мешок ни к чему…

Офицер пропустил мимо ушей колкость Кадзи.

— Ты меня неправильно понял. Тебя могут обвинить в воровстве. Неужели ты хочешь, чтобы японцев считали ворами?

— Что вы ко мне пристали? Мне некогда думать о таких вещах, когда через неделю снег выпадет.

Кадзи аккуратно сложил мешок и положил на пол.

— Этот мешок мне и брюки и куртку заменит. А если начнутся холода, еще один надену. Или нам собираются выдать теплую одежду?

Офицер ничего не сказал и ушел. Кадзи развернул мешок. Ну вот, разрезать его снизу — и юбка выйдет, а прорезать по бокам дыры — и куртка получится. Можно веревкой подпоясаться. В общем настоящий нищий…

Кадзи решил забрать еще два мешка, чтобы одеть таким образом и Тэраду. Да мешки и на постель сгодятся. Все должно быть направлено на то, чтобы выжить. Он не станет сидеть сложа руки и дожидаться смерти.

Вечером в ангаре их поджидал Тэрада, приготовивший густое, жирное варево. Кадзи заметил, что Наруто с ним нет. Прежде чем он успел спросить, Тэрада сказал:

— Все-таки я оказался прав, то был Кирихара.

Кадзи нахмурился.

— Он утром стал выгонять «больных» на работу. Я спрятался, а Наруто попался, но идти на работу не захотел, сказался больным. Его направили в больницу. Он до сих пор еще не приходил. Как вы думаете, что с ним?

Тэраде до сих пор удавалось не ходить на работу. Надо было только вовремя спрятаться, а потом можно было гулять хоть весь день — советские солдаты никогда не придирались.

— Наруто не ребенок, выкрутится как-нибудь, — сказал Кадзи, но его тоже охватило беспокойство.

Если здесь будет заправлять Кирихара, надо смотреть в оба. Ведь это законченный подлец. И холуй по натуре, с него взятки гладки.

Все с аппетитом ели жирный суп, одному Кадзи было не до еды. Тревожные мысли не оставляли его.

За железной стеной ангара послышался топот. Это, верно, возвращалась с работы соседняя группа.

Несколько человек подошли к группе Кадзи.

— Кажется, здесь… — Зажегся карманный фонарик.

В говорившем Кадзи сразу узнал Кирихару. Сознавая преимущество своего положения, Кирихара криво усмехался.

— Смотри, свиделись-таки, а я тебя все время искал, приятель, — процедил он.

— А мне на твою рожу и смотреть не хочется. — Кадзи уже знал, что ему делать. Сейчас он сразу же затеет с Кирихарой скандал. — И как это такой бандит в советском лагере оказался?

Но Кирихара лишь самодовольно ухмыльнулся.

— Благодаря тебе я тогда на другой же день в плен попал. А голова, знаешь, всегда выручит. Надо только уметь ею пользоваться. Здесь я уже давно хожу в активистах, не то что ты.

— А где Фукумото и Хикида?

— Уехали. — Кирихара рассмеялся. — Так ты в этой группе за старшего, что ли?

Кирихара по очереди оглядел всех и посмотрел на бачок с супом.

— Ну, пока. — И уже у выхода добавил: — Теперь берегись, дружок…

Кадзи прислушался к его удалявшимся шагам. Ему казалось, что Кирихара уходит как-то медленно, степенно, будто начальник какой. Снова их столкнула судьба, и Кадзи подумал: «Пока этого мерзавца не разоблачат, мне сдаваться нельзя!»

31

Через несколько дней наступили холода. Замерзшая земля поскрипывала под ногами. В полдень снова потеплело, но настоящая стужа была уже не за горами.

Как-то в обеденный перерыв Ногэ вызвал к себе Кадзи. Вместе с несколькими офицерами он грелся на штабелях леса.

— Вот что я хочу вам сказать: говорят, что вы сами хорошо работаете, но покрываете саботажников.

— Не саботажников. Я оставляю в ангаре больных, я вынужден это делать.

— Это все равно, советские офицеры возмущены вашим поведением. Конечно, с наступлением холодов больных стало больше, но это мало кого беспокоит. Они злятся, что пленные работают спустя рукава, а демонтаж надо кончить до зимы. Я уже получил выговор. Какой-то безусый молокосос — он мне в сыновья годится — накричал на меня. Да еще пугает, говорит, что если здесь мы не справимся, то не в Сибирь, а на Крайний Север всех сошлют, а оттуда вряд ли кто вернется… Там советские лагеря для заключенных. Но черт с ним, с молокососом, но надо же подумать о всех вас.

Кадзи слушал с каменным лицом.

— Что вы скажете? — спросил Ногэ.

— Что мне говорить? Я человек маленький, — спокойно ответил Кадзи. — Я не занимаюсь распределением пленных и не руковожу работами. Не знаю, почему вы именно меня вызвали.

— Потому что ты потворствуешь саботажникам.

— А этого нельзя делать, чтобы избежать Крайнего Севера, так, что ли? — Кадзи невесело рассмеялся.

— Вам, кажется, приятно всем противоречить. Это вы ведь нагрубили лейтенанту Нагануме, когда он вам предлагал не брать мешки?

— Вы ошибаетесь. К этому меня вынуждает необходимость. Я, например, никак не могу считать наш паек достаточным, но мирюсь с этим. Утешаю себя тем, что иным паек просто не может быть. Вот вы наше непосредственное начальство, поскольку сейчас советское командование сохранило здесь деление на чины и ранги. Скажите, вы можете гарантировать нам человеческие условия?

— Вы забываете, что я тоже пленный… — Ногэ нахмурился. Из-за таких вот молодчиков будешь вечно нарываться на неприятности. А придраться к ним трудно, они работают на совесть. Если бы Кадзи делал что-нибудь преступное, Ногэ, без сомнения, нашел бы на него управу. Но он явно симпатизирует русским, и фашисту Ногэ не взять этого типа в шоры.

— Вы подаете дурной пример. Теперь и в других группах появляются саботажники. Русские это уже заметили и стали требовать дисциплину с нас.

— Требовать, говорите? — Кадзи усмехнулся. — Но вам-то чего беспокоиться? Ведь вы на офицерском довольствии. А мы своим горбом кормимся…

— Значит, несмотря на мое предупреждение, саботаж не прекратите?

— Нет. Знаю, что этого делать нельзя, но другого выхода у нас нет.

— Но я вам не позволю своевольничать! — внезапно заорал Ногэ. Это был уже властный голос майора, привыкшего командовать сотнями людей. — Не понимаете по-хорошему — русские с вами по-другому поговорят.

У Казди потемнело в глазах. Нет, не от страха, просто ему стало все противно. Вот такие Ногэ, конечно, прежде всего, трясутся за свою шкуру. Наплевать им на своих соотечественников! Наплевать им и на строительство социализма!