Она постояла еще немного, вдохнула полной грудью солоноватый утренний бриз, встрепенулась и побежала обратно.

В доме стояла полная тишина. Даже Панкрат перестал храпеть. Одна Ника уже просыпалась, ворочалась на раскладушке.

Девочка широко открыла глаза и увидела над собой склоненное лицо матери. Мама прижимала палец к губам, манила, кивала на дверь. Заинтригованная, Ника подхватилась с постели. Мама помогла ей одеться, затрясла головой в ответ на готовый сорваться вопрос, вывела во двор.

— Что? — спросила Ника, когда они оказались за домом в кипарисовой роще.

— Идем. Молчи и ни о чем не спрашивай.

— Это секрет?

— Секрет.

Ника состроила загадочную рожицу и вприпрыжку побежала за мамой.

Они вошли в рощу. Нике очень понравились мохнатые деревья с шершавыми стволами. Она попыталась просунуть руку в гущу ветвей, но это не удалось, она уколола палец. Тогда она попросила сорвать маленькую голубую шишечку, кипарисовый плод. Наталья Александровна сорвала несколько штук и на ладони протянула Нике. По привычке совать в рот всякую зелень, она тайком надкусила одну. Шишечка оказалась ароматной и сладковатой на вкус.

— Ты это хотела мне показать? Эти кипарисы, да?

— Нет, еще одну вещь, — ответила Наталья Александровна, — идем дальше.

На выходе из рощи Наталья Александровна строго приказала дочери:

— Закрой глаза и не смей подглядывать. Готова?

Ника крепко зажмурилась и прошептала:

— Готова.

Наталья Александровна вывела ее на открытое место и развернула за плечи. Ника крепко жмурилась и улыбалась в предвкушении чего-то неведомого.

На том же месте, где она стояла несколько минут назад, и, как маленькая, радовалась жизни, Наталья Александровна отпустила дочь и тихо сказала:

— Теперь смотри.

Ника открыла глаза.

— Что это? — прошептала она, и тут же ответила, — так это и есть море!

Она долго стояла, завороженная, только голову поворачивала то в одну, то в другую сторону. Наконец, точно так же, как мать, глубоко вздохнула и прошептала:

— Какое синее!

2

Директор винсовхоза «Кастель» Петр Иванович Фролов не обратил никакого внимания на прошлое Улановых и Панкратьевых. Вернее, при оформлении документов внимание он обратил, но автобиографии приезжих, написанные на листочках из школьной тетради, не произвели на него особого впечатления. Ну, жили во Франции, ну, вернулись на родину, и все дела. Ему позарез нужны были маляры.

Он постоянно скандалил с недотепой мастером дядей Леней и его бригадой. Бригада состояла из бабки Ульяны и ее сына Федьки. В поселке Федьку держали за дурачка. Да он и был им, неприспособленный к делу, с вечно растянутым в глупой улыбке мокрым ртом.

Дядя Леня и бабка Ульяна пользовались малейшей возможностью, чтобы отослать Федьку из ремонтируемого ими клуба в магазин за чекушкой. Со строгим наказом не попадаться на глаза директору. Но если Петр Иванович все же перехватывал Федьку, тот останавливался, растопыривал руки и блудливо улыбался. Между ними завязывался примерно такой диалог.

— Ты куда?

— Домой, Петр Иванович. Гы-гы.

— Зачем домой?

— Матка кисть забыла.

— Какую еще кисть?

— Красить.

— Что красить?

— А я почем знаю! Гы-гы.

— Врешь, Федька, тебя в магазин послали. За водкой.

— Ей-бо, не вру, Петр Иванович. У нас и денег нет. А водку вы и сами употребляете.

— Какое тебе дело, паскудник, что я употребляю, а что не употребляю! Ладно, иди. Я посмотрю, куда ты идешь.

Федька уходил, часто оглядывался через плечо. Если директор продолжал смотреть ему вслед, направлялся к дому. Через некоторое время он появлялся на пороге с каким-нибудь свертком. Безмятежный, рыжий, с хитрыми глазами. Прятал в уголках рта подленькую усмешку, топал обратно в клуб. Там ему доставалось от матери и дяди Лени. За нерасторопность.

Сергей Николаевич появился в «Кастеле» как раз вовремя. Нервы директора держались на последней ниточке терпения. Бригаду дяди Лени выставили вон, в сторожа на дальние виноградники, с глаз долой. Новички приступили к работе.

Результаты деятельности Сергея Николаевича и Панкрата превзошли все ожидания.

Ровно, без подтеков выбеленное фойе через три дня засияло снежной белизной. Еще через неделю масляные панели были аккуратно разделаны «под дуб». Когда Петр Иванович робко заикнулся: «Трафаретик бы, Сергей Николаевич, уж больно стены голые», Сергей Николаевич без разговоров отбил по периметру неширокий, но благородного рисунка орнамент.

Директор успокоился. Маляры попались хорошие, главное, не пьющие. Следовало удержать их в совхозе любой ценой. Удержать — способ один — обеспечить фронтом работы. Он стал изо всех сил торопить каменщиков с возведением бани, но здесь происходили постоянные срывы и задержки с доставкой кирпича.

А в строении этом нуждался совхоз позарез.

Начать с того, что имевшаяся в наличии баня располагалась в крохотном помещении с тесным предбанником и одним залом. Мылись партиями. С четырех до пяти — мужское население поселка, с пяти до полседьмого баню оккупировали дамы. Торжество устраивалось один раз в неделю, а именно, в субботу, и редко обходилось без приключений.

Одно из них происходило с регулярностью захода солнца. Краны вдруг переставали исторгать горячую воду. Тогда в гулкой моечной раздавался хор разгневанных голосов. Мужских или женских, — это зависело от везения той или иной очереди. Декламация прекращалась с подачей воды, остановленное действо возобновлялось с новой яростью.

Однажды прорвало трубу с холодной водой. Тяжелой сверкающей синусоидой ледяная струя обрушилась прямо в гущу розовых распаренных тел.

Но самый замечательный случай произошел с Алешей-электриком, деликатнейшим и застенчивым человеком. И хотя этот случай имел лишь косвенное отношение к техническим неполадкам, он запомнился.

Как всегда, в тот день Алеша степенно, никуда не торопясь, помылся; разомлевший, размякший долго стоял под душем, оделся, причесался перед единственным зеркалом, терпеливо дождавшись очереди увидеть свое отражение в этом мире. Стал собирать авоську, и вдруг обнаружил отсутствие мочалки. Прекрасной новенькой мочалки, купленной накануне женой Верочкой по случаю в Алуште.

Алеша шепотом поругал себя за разгильдяйство и вернулся в зал, прихватив все свое имущество. На скамье, на его месте, стояла пустая шайка, но мочалки не было. Не смог он ее обнаружить и под скамьей. После нескольких минут бесплодных поисков Алеша увидел пропажу в дальнем конце, под трубами возле стока. Ее смыло туда последним, мощным всплеском воды.

Алеша подобрал мочалку, помыл ее под краном, хорошенько отжал и сунул в авоську с грязным бельем. Твердым строевым шагом он направился к выходу и приоткрыл дверь. И тут же захлопнул ее. Весь предбанник был до отказа забит шумными и уже наполовину раздетыми женщинами.

Алеша затравленно огляделся и прикусил губу. Но взор его не погас, а, напротив, радостно вспыхнул. В другом конце зала была еще одна дверь с накинутым на петельку крючком. Она, как он подумал, должна была выходить непосредственно на улицу. Окрыленный надеждой, в три прыжка Алеша достиг заветной двери, откинул крючок, рванул ручку на себя, и вместо солнечной площади увидел глухой, без окон чулан. Успел заметить в углу несколько сложенных одна в одну оцинкованных шаек, веник, ведро, швабру.

В ту же минуту в зал ворвались первые купальщицы. Алеша втиснулся в чулан и захлопнул за собой дверь. Он слышал, как в бане шел захват самых выгодных мест возле кранов и душевых кабинок. Алеша решил набраться терпения и ждать.

За дверью гулко звучали голоса, взвизгивали дети, шумела вода. Бабы поддавали пару. Вскоре в чуланчике появилась прекрасная возможность задохнуться. Он бы вытерпел. Но откуда-то сверху стала вдруг попадать на него тоненькая, струйка горячей воды. Почти кипятка. Алеша сдвинулся в одну сторону, в другую. Подлая струйка все равно настигала, била то в ухо, то прямо в лицо.