— Не сопьемся, — выхватил ее у меня из рук Марк, — сегодня даже ты можешь напиться до состояния риз!

— До положения риз, — поправила я.

— Не важно!

Он отхлебнул вино, сказал «уф» и пристал ко мне:

— В какой церкви ты венчалась?

— Я? Ни в какой, — растерянно посмотрела я на Сережу.

— Да не с ним, не с ним! С ним ты живешь во грехе и во блуде, за что гореть вам обоим в геенне огненной. Но! Поскольку я пекусь о ваших бессмертных душах, я пришел вас спасти. Итак, в какой церкви ты венчалась с… ну, с тем?

Я назвала улицу.

— Так-так-так, — тарахтел Марк, — прекрасно, изумительно, превосходно. А к какой епархии принадлежит та церковь?

— Н-не знаю.

— А я знаю. Вас венчал поп, подчиненный митрополиту Евлогию. А с колокольни патриархии московской на нем нет благодати. Кого венчает — не венчанные. Ты и в первом браке была не венчанной, блудница!

Сережа стал очень серьезным.

— Ты… точно? Да погоди, не валяй дурака!

— Честное младоросское! Тот брак недействителен. Он действительно недействителен!

Марк обожал каламбуры.

Сережа вспомнил, что в местечке Ванв под Парижем, в маленькой церкви, подчиненной Московской патриархии, служит знакомый священник. Прежде он был у Сережи в гимназии, в Тшебове, наставником и директором, позднее принял сан. Не согласится ли он обвенчать нас без регистрации в мэрии? Это было бы нарушением закона. Во Франции положено сначала регистрировать брак, а уже потом венчаться, неважно в какой — в католической или в православной церкви.

На другой день мы съездили в Ванв и уговорили отца Стефана обвенчать нас. Он сначала отказывался, смотрел виноватыми глазами, потом махнул рукой и назначил день.

— Сережа, Сережа, — качал он головой, — ты, как был, так и остался легкомысленным.

Я сшила светло-серого цвета шелковый костюм и из той же материи гладкую шапочку с вуалькой. Шаферами у нас были Марк и Володя Красинский, а в числе приглашенных Олег Павлов, Денис Давыдов, Маша и Настя. Игумен Стефан Светозаров, настоятель церкви во имя Пресвятой Троицы, что в местечке Ванв под Парижем, совершил долгожданное таинство. О, великая эмигрантская распря, будь же ты благословенна хоть один раз!

А окончательный развод я получила через два года. Борис Валерьянович принял французское подданство, собрался жениться на француженке, совсем молоденькой, смотревшей на него большими и преданными глазами. Он позвонил, мы буднично, по-деловому встретились, обо всем договорились, оформили необходимые документы, прошли через суд, мирно расстались и от души пожелали друг другу удачи и счастья.

Кончился медовый месяц, и мама сказала:

— Вы пожили с Сережей вдвоем, а теперь хватит отелей, переезжайте к нам, у нас пустует большая комната. Будем жить вместе.

Мы переехали к маме и Саше и стали жить вместе.

14

Семья, друзья и всякая всячина

Наши отношения с Сережей не всегда были гладкими и безоблачными. Случалось и ссориться, и сердиться друг на друга, да и характер у него был не из легких. Иной раз взбунтуется черкесская кровь — держись! Но нам никогда не было скучно вдвоем. У нас с самого начала возникло то, что мама назвала признаком удачного брака — единое кровообращение. Его кровь стала моей кровью, моя — его. А еще, намекала мама, мужа и жену связывают дети.

Детей не было. Все мои секреты Сережа знал, врачи не говорили ничего определенного. И мы решили об этом пока не думать, не затевать разговора даже.

У нас было много друзей, половина спортгруппы. Самыми близкими оставались Марк, Настя и Маша. Дома была мама, и мама была счастлива. В лице Сережи она получила сына. О сыне она мечтала всю жизнь.

А вот Петя и Татка с Сережей не сошлись. У Пети были свои заботы — предстоящая свадьба. Татка по молодости ни во что не ставила мужчин, влюбленных не в нее, а в других женщин. Впрочем, внешне все оставалось в рамках благопристойности. А тетю Лялю и бабушку пленили Сережин врожденный такт, Сережина врожденная корректность.

— Очень, очень благородный человек, говаривала бабушка, внимательный, тактичный, и возраст хороший, зрелый. Наконец-то Наташа нашла себе достойную пару.

Ничего-то она не понимала, бабушка! Несмотря на зрелый возраст, мой Сережа оставался мальчишкой-сорванцом.

Однажды в воскресный день, после проливного дождя расцвела над Парижем семицветная радуга, и мы отправились гулять. Я, Сережа и Марк. Без цели брели наугад, вдыхали волшебный воздух. Мимо шли люди с блаженными, расслабленными лицами. Потом прошествовала дородная дама с важным сенбернаром на поводке. На первом перекрестке попалась еще собачница, худощавая, с бойким пуделем. Марка это почему-то заинтересовало, он принялся считать всех встречаемых собак. После трех болонок, четырех фокстерьеров и одного бульдога рассердился:

— Да что они, сговорились сегодня таскаться со своими собаками!

— А тебе завидно, — поддела я.

— Ясное дело, завидно. Я тоже хочу водить кого-нибудь на веревочке.

Мы как раз проходили мимо рыбной лавки. Остановились, залюбовались. Хозяин лохань за лоханью выставлял на улицу все новые и новые порции товара. Чего там только не было! Угри, скумбрия, мидии, устрицы. Все блестело и терпко пахло морем. Наконец на сцене появился гвоздь программы — корзина с громадными, шевелящимися лангустами. Марк заявил:

— Решено и подписано. Покупаем лангусту.

— Что ты с ней будешь делать? — спросила я, не ожидая подвоха.

— Привяжу за веревочку и поведу по Большим Бульварам.

Сережа тут же проявил к этой затее необузданный интерес, открылось совещание с хозяином лавки. Пойдет или не пойдет на поводке лангуста? Хозяин, пожилой, солидный, с красными, словно распаренными, руками, надел через голову кожаный фартук, засомневался.

— Мсье, я ничего не могу сказать плохого про свой товар, но лангусты проделали большое путешествие и несколько утомлены. Я не уверен в успехе вашей затеи.

И все трое склонились над корзиной и стали искать самую подвижную лангусту. Я прыгала возле них и вякала:

— Перестаньте, что за выдумка! Вас арестует первый встречный ажан!

— Мадам, — поднял голову хозяин, держа в каждой руке по безвольно обвисшей лангусте, — для чего ажану арестовывать этих веселых молодых людей? Каждый вправе водить на поводке кого хочет. Не так ли, мсье?

Оба «мсье» дружно с ним согласились. Они нашли шуструю, хотя и не самую крупную лангусту. Марк с трудом удерживал ее поперек спинки. Лангуста сгибала и разгибала хвост, вид у нее был весьма недовольный. Хозяин вынес из лавки полтора метра тонкого шпагата, сложил пополам, сделал мертвую петлю и помог Марку накинуть ее поперек брюшка гигантской креветки. Со стороны эта сцена выглядела совершенно фантастической. Трое взрослых мужиков с серьезным видом опустили на тротуар лангусту и стали ждать от нее решительных действий. Несчастная тварь завалилась набок, шевеля вразнобой членистыми ногами. Хозяин с молодым помощником вполголоса совещались, сдвинется с места их товар или не сдвинется. Кажется, они заключили между собой пари. Собралась небольшая кучка прохожих. Все с хохотом стали принимать в этой затее живейшее участие, особенно после серьезных пояснений Марка и Сережи. Мне было не до смеха. Сережа пытался заплатить хозяину за лангусту, тот великодушно отказывался.

— Нет, нет, мсье, вы сделали мне рекламу и доставили огромное удовольствие своей выдумкой. Лангусту я вам дарю!

В этот момент лангуста, распластавшись, сделала несколько судорожных движений в сторону Больших Бульваров.

— Счастливого пути! — махал рукой хозяин и весело хохотал.

Перед ним шевелился и переливался в лучах заката разноцветный, подаренный щедрым морем товар.

Я вынуждена была идти за своими великовозрастными хулиганами. Отступила на пару шагов и сделала вид, будто вся эта камарилья не имеет ко мне никакого отношения. Встречные французы издали начинали всматриваться, что эти ненормальные волокут за собой на веревочке, потом начинали хохотать. Псы рвались с поводков обнюхать незнакомый предмет, хозяева с трудом их удерживали. Безобразие! Срам!