И опять становилось жаль, что в квартире нет Риты и не с кем потихоньку посмеяться над Куксом или, сидя рядом, почитать книжки.

А тут еще неожиданно отправилась в Москву Августа Яковлевна. Вдруг она вспомнила, что давным-давно не бывала у своих столичных племянниц и не видела нового чудо-дворца, выстроенного в стенах Кремля.

Уехала Августа Яковлевна незаметно, как всегда уходила из дома. На дверях ее комнаты повис замок, который имел символическое значение, потому что любое из колец, на котором он держался, могло быть вынуто самым незатруднительным способом.

Пока в квартире была Августа Яковлевна, Тоня могла иногда пойти к ней, поразглядывать странные картины или потрогать зеленого старичка на козлиных ногах.

На улице слякоть. Во дворе делать нечего. Тоня вернется из школы, поест, поделает уроки, поговорит с Василисой, посмотрит на Ритину открытку, перевернет на другую сторону и опять посмотрит. Потом выйдет в коридор, походит, поглядит на соблазнительно стоящий в углу полотер, но и не подумает к нему прикасаться.

И вдруг нашлось хорошее занятие. После уроков ходили компанией по квартирам, звонили в звонки и требовали ненужную бумагу. В некоторых квартирах им кричали:

— Никакой бумаги у нас нет. Уже всю взяли.

И тут же захлопывали дверь.

В других вообще не отворяли — звони не звони. Зато бывало и так, что школьникам даже очень радовались. Один старичок в красных лыжных штанах сказал им:

— Немного подождите, старатели.

А потом вытащил столько связанных веревками газетных пачек, что они с трудом унесли.

Ребята постарше собирали металлический лом. Они ездили с тележкой со двора на двор и собирали все, что там валялось, — ржавые листы железа, помятый кусок водосточной трубы, кем-то выброшенную старую детскую коляску.

Тоня шла домой из школы, когда мальчишки с тележкой, на которой лежала исковерканная велосипедная рама, въехали к ним во двор и остановились, потому что провезти тележку через рытвины во дворе было трудно. Тут их и увидела дворничиха Люба.

— Давайте-ка отсюда, ничего у нас нет! — закричала она школьникам.

Но те стали просить:

— Мы найдем чего-нибудь, тетенька. Что так зазря валяется.

— Нету тут ничего, говорят… Еще утащите ленгазовое имущество. Потом отвечай за вас. Езжайте…

— Не утащим, — отвечали мальчишки. — Куда нам эти решетки! Вот если бы у вас медные штуки были!..

Тут Тоня вспомнила про старую кровать, на которую иногда натыкалась Августа Яковлевна и от которой она так хотела избавиться. Тоня решила, что настал момент ей помочь.

— У нас есть медная штука, — сказала она мальчикам. — Только очень тяжелая.

— Где, где? Покажи! — закричали они.

— На четвертом этаже. Целая кровать. Вам не унести.

— Ого! Еще как унесем… Мы вчера железную бочку свезли. Где она?

— В квартире.

— А нам не дадут.

— Дадут. Одна старушка ее выбросить хочет, а ей не поднять. Пошли за мной!

Тоня побежала по двору, перепрыгивая через наполовину засыпанные канавы. Мальчики оставили свою тележку и устремились за ней.

Был час, когда в квартире в одиночестве томилась Василиса. Заснув, она пропустила уход Олега Оскаровича и теперь вынуждена была ожидать первого, кто вернется домой, чтобы отправиться на дневную проверку подвалов. От нечего делать Василиса уже в который раз вынюхивала опустевшую мисочку из-под рыбы, хотя отлично знала, что давным-давно съела все, что там было. Вдруг в коридоре что-то негромко зашебаршило. Василиса подняла голову и кинулась в переднюю.

Как только в дверях показалась Тоня, Василиса приветствовала ее коротким «му-у-рк, мурк» и заспешила на лестницу. За дверьми она увидела еще несколько ног. Тоня была не одна. Впрочем, Василису мало занимали те, кто пришел с девочкой, она благоразумно подалась в сторону и в следующий миг уже бежала вниз по ступенькам, торопясь туда, где ее, наверное, уже заждались.

— Кошка выскочила! — крикнул кто-то из мальчиков.

— Пусть, — сказала Тоня. — Она погулять. Входите!

Мальчики все вместе протиснулись в квартиру и неловко замялись на резиновом коврике. Тоня зажгла свет.

— Вот, — сказала она. — Смотрите!

— Ух, какая здоровенная! — восхитился один из сборщиков, оглядывая прислоненную в углу кровать.

— Меди — законно! — сказал другой.

Тоня оглядела коридор. Тихо. Дома никого. На двери Августы Яковлевны сиротливо висел замок. Из Москвы она не вернулась. Тоня решила, что это даже хорошо. Вот приедет, обрадуется!

— Берите! — скомандовала она мальчикам.

Они какую-то минуту колебались. Потом один сказал:

— Взялись, парни!

— Беремся!

Кровать повалили набок. При этом старые ее пластины издали бронзовый вздох, а ножки проехали по паркету, оставляя двойные царапины. Оно оказалось увесистым, это железное чудовище, столько лет досаждавшее Августе Яковлевне, и мальчики с трудом оторвали его от пола.

Тоня распахнула двери на лестницу. Кровать, как могла, сопротивлялась. Она застряла в первых дверях, потом во вторых. Звенела, призывая кого-нибудь на помощь, скрежетала и вырывалась из рук мальчишек, пытаясь доказать, что с нею нелегко справиться.

На свете, наверное, не было и отцов этих розовощеких упрямцев, а она уже блестела начищенными медными шарами, украшая модным видом петербургскую квартиру. На ней спали и старели люди. Здесь в коридоре она выстояла блокаду и войну. Сколько лет потом дожидалась лучшей участи, и вот все было кончено…

В последний момент кровать еще уцепилась ножкой за коврик при входе, словно хотела, чтобы и он разделил с ней участь изгнанника. Но ковер оставили на своем месте, а она очутилась на лестнице.

Перегнувшись через перила, Тоня с площадки наблюдала, как мальчишки волокли тяжелую добычу.

Когда внизу хлопнули двери, она вернулась в квартиру. Тоня уже не видела, как кровать уложили на тележку и, придерживая, чтобы она не свалилась, повезли прочь со двора. Облезлая и зеленая, она при дневном свете в самом деле выглядела старым изношенным хламом и не привлекла ничьего внимания.

Вероятнее всего в квартире не скоро бы заметили внезапное исчезновение кровати, если бы не Тоня, которой не терпелось похвастаться.

Как только вернулась домой Мария Гавриловна, Тоня бодро сообщила ей:

— А мы чудище на лом сдали!

— Какое чудище?

Мария Гавриловна вынула ключ и стала отворять свою комнату.

— Августы Яковлевны кровать с шариками.

— Так она что же, вернулась уже?

— Как же она вернется? Ее на тележке увезли.

— Кого?! — Мария Гавриловна испуганно обернулась.

— Кровать железную.

— Фу ты! Да я тебя про Августу спрашиваю.

— А, она… Нет, еще не приехала.

— Кто же кровать-то увез?

— Мальчишки. Я им отдала.

Мария Гавриловна не сразу поверила тому, что говорила Тоня. Она зажгла свет и осмотрела опустевший угол:

— Это как же так? Неужели увезли? Кто же тебе велел?

— А никто. Она давно сказала, что это чудище ей надоело. Она хотела, чтобы кто-нибудь помог выбросить. А мы не выбросили, а сдали в утиль. А теперь его переплавят, и будет трактор.

— Господи! — Мария Гавриловна всплеснула руками. — Выходит, ты, Антонина, чужое имущество на свалку отправила?!

— Не на свалку, а в утиль! — поправила ее Тоня.

— И дома никого не было?

— Не было никого. Мы всё сами. Знаете, какая она тяжелая! Взрослым и то бы не снести. Одному мальчику чуть ногу не придавило.

Но Мария Гавриловна уже не слушала Тоню.

— Ой, девчонка, девчонка, что же ты наделала! — причитала она.

Это было только начало новых неприятностей. А потом пошло.

Вернулась с работы Аня.

— Как же ты это могла додуматься, Тоня?! — горько воскликнула она. — Что же теперь мы Августе Яковлевне скажем?

Хотя Тоня и почувствовала, что произошло неладное, она никак не могла понять, в чем теперь виновата: она только хотела помочь Августе Яковлевне.