Изменить стиль страницы

«Может, ничего еще и не произойдет? — продолжал рассуждать Вахтомин, кланяясь ветру. — Может быть, поговорят-поговорят, да и забудут? Где они возьмут еще такого опытного мастера? Примут какого-нибудь инженеришку-мальчишку, вроде Рожкова, который понимает в деревообделке столько же, сколько свинья в апе…»

ХЛОП! ХЛОП!

Клавдий Сергеевич почувствовал, что ноги у него стали куда-то проваливаться, и только потом услышал звук лопающегося льда. Вахтомин взмахнул руками и начал опрокидываться на спину. Он упал затылком в снег, когда ноги скользнули в воду. Вахтомин успел раскинуть руки, хотел зацепиться за края проруби, но пальцы скользнули по снегу, а снег скользнул по пальцам. И вдруг все тело очутилось в воде! Вахтомин не почувствовал холода — животный страх был сильнее любого другого чувства. Он сделал последнюю попытку удержаться, рванул тело вверх; но немыслимая сила тянула его вниз, в ужас, в пустоту…

Книга вторая

Сын

Хорошие люди _003.jpg

Глава первая

Станислав Вахтомин

Наверное, Станислав Вахтомин никогда, до конца своих дней не избавится от ощущения вины перед отцом, Клавдием Сергеевичем Вахтоминым, который, выйдя пуржистой ночью из ворот деревообделочного комбината, нигде больше не появился — ни дома, ни у знакомых, ни в цехе, где работал. Отец пропал без вести. Бабушка Варвара высказала как-то предположение, что ее сын мог заблудиться в такую непогоду и темень, сбиться с дороги, выйти на реку и провалиться в прорубь. И если в первые дни и недели мало кто соглашался с бабушкой Варварой, то впоследствии почти все — и Тамара Акимовна — женщина, на которой отец чуть было не женился и которую Станислав и Юрка — его младший брат — успели полюбить, и буфетчица Марина Семеновна Фабрициева, ставшая в конце концов женой отца, и Вадим Кирьянович Рожков, мастер заготовительного цеха, коллега отца, наставник и непосредственный начальник Станислава, и друг Станислава Вениамин Барабанов, и сестра Вени — Оля, — впоследствии все близкие и знакомые поверили в смерть отца.

Станислав же винил себя — и с каждым днем все больше — что так и не сумел найти с отцом общего языка и пути для примирения. С тех самых пор, как Станислав все чаще и чаще на собственной шкуре начал познавать тяжелый и вздорный отцовский характер, когда он качал все чаще и чаще видеть слезы на глазах у матери, с которой отец никогда и ни в чем не считался, — с тех пор для Станислава наступили трудные дни. Конфликты в семье стали еще более частыми, когда отец бросил пить; он еще сильнее начал терроризировать своих близких. Все ему не нравилось, все его раздражало: и плохая погода, и хорошая, и веселые лица домашних, и лица скучные, и скрипящие половицы, и горячий борщ, и… Мать слегла и больше уже не встала. Клавдий Сергеевич познакомился вскоре с продавщицей книжного магазина Тамарой Акимовной — умной и обаятельной женщиной, готовился к свадьбе; однако Тамара Акимовна не долго заблуждалась в отношении своего жениха, и последний случай, когда Клавдий Сергеевич ударил Станислава по лицу, отрезвил женщину окончательно.

И тогда Клавдий Сергеевич женился на Марине Семеновне. Фабрициевой — на женщине, с которой он был связан когда-то, когда пил… И Станислав, и Юрка, и бабушка холодно приняли ее в своем доме, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не внезапное исчезновение отца.

Когда Станислав Вахтомин учился в пятом или шестом классе — сейчас он не мог вспомнить, в каком именно, — он пришел к мысли о том, что в жизни не так уж много проблем, которые нельзя было бы решить. Станислав поделился своими соображениями с любимой учительницей Елизаветой Ивановной, и она вздохнула: «Ты всегда задаешь очень трудные вопросы, Вахтомин. Я не уверена, что ты прав. Как раз очень трудных проблем немало…» — «Их немало, но их можно все решить, если захотеть..» — «Все — невозможно» — «Какие невозможно, Елизавета Ивановна?» — «Какие? Ну, например…» — Учительница задумалась, долго морщила лоб. Потом улыбнулась и сказала: «А ведь ты прав! Не могу найти проблему, которую нельзя было бы решить вообще…»

С детства Станиславу все давалось легко. Он легко учился, а если и получал иногда двойки по какому-либо предмету, то лишь потому, что не всегда раскрывал дома учебники…

Начав самостоятельно трудиться станочником в деревообработке, Станислав быстро освоил все станки, он мог бы сделать это еще быстрее, если бы не мастер Вадим Кирьянович Рожков, который всегда советовал: «Не спеши, не спеши!» Наблюдая за действиями рабочих других специальностей, Станислав удивлялся почему они делают свое дело так, а не этак; Станислав думал: если они станут трудиться иначе, они могут добиться лучших результатов. Станислав играючи делал свое дело и, получал зарплату, испытывал нечто вроде угрызений совести: за что ему заплатили? Вот если бы ему увеличили объем работы в три раза, тогда — да. Тогда он с чистой совестью пойдет в кассу…

Люди не работали на комбинате, думал он, а играли, как играют дети, подражая взрослым. И Станислав включился в эту игру. Он был уверен в том, что, если понадобится, он хоть завтра встанет за самый сложный станок.

Говоря иными словами, долгое время все, что окружало Станислава, казалось ему не настоящим и малопривлекательным, не требующим от него больших усилий для понимания и решения проблемы. Услышав однажды фразу: «Люди сами создают для себя сложности», Станислав поразился ее откровению. Конечно, люди сами выдумывают их себе, чтобы было чем заняться, чтобы суетиться тогда, когда можно оставаться спокойным. Просто люди не любят покой…

Все в жизни просто и понятно. Единственное, может быть, что требуется от человека, это — держать себя в узде и не сжигать по пустякам свою энергию и свои эмоции.

Таким было мнение Станислава Вахтомина, пока он не влюбился в Олю Барабанову — сестру своего друга Вениамина Барабанова, который уже год служил в армии. А когда это произошло, он понял, что есть проблемы, которые никогда не решить, если тебе не придут на помощь. Проблема отныне заключалась в том, что он желал видеть Олю Барабанову круглые сутки, не меньше. Он желал любоваться Олей Барабановой всегда — ее глазами, ее улыбкой, ее косой, упавшей на грудь, наслаждаться Олиным голосом, прикасаться к ней — пусть слегка, будто бы случайно! — и вздыхать, и грустить оттого, что она совсем не твоя и никогда твоей не будет.

В ноябре Станислав отметил свой день рождения. Скромно отметил. Были кое-кто из одноклассников, была Оля. Посидели. Выпили, Послушали музыку. Потанцевали. И вскоре разошлись.

— Ты помнишь, — сказала Оля шагая рядом (он пошел провожать ее в село), — мы отмечали твое пятнадцатилетие?

— Да.

— Ты мне тогда совсем не понравился.

— Да? — Станислав насторожился. — Почему?

— Не знаю… Какой-то ты гладенький был. И хмурый. Не гостеприимный.

— Я не помню.

— Ну конечно…

— Хотя нет, кое-что и я помню. Тебя я помню. Смотрю, идет с Венькой какая-то козявка. А это, оказывается, ты! Я тебя давно знаю, еще по школе, просто мы учились в разных классах…

Она поскользнулась, ухватилась за рукав Станислава. Дальше они шли под руку, и Станислав боялся вздохнуть, чтобы не спугнуть это счастье.

Но вскоре все кончилось.

— Мы пришли!

Станислав, радостный и грустный, один возвращался в деревню. Вот и кончилось детство. Станиславу восемнадцать лет. Когда-то он мечтал об этом дне. А теперь? Что будет теперь? Теперь Станислава Вахтомина призовут в армию. А Оля останется здесь одна.

А пока Станислав каждое воскресенье начал бывать в доме Барабановых. И длилось это до одного определенного дня. Однажды мать Оли Софья Николаевна, которая всегда была любезна со Станиславом, которая любила расспрашивать его о работе и семейных делах, — вдруг заявила:

— Стасик, ты хороший мальчик и ты меня поймешь, правда? — Она теребила бусы на шее. — Ты ведь друг нашего Вени, правда? А Веня сейчас в армии, понимаешь? — Софья Николаевна не смотрела в глаза Станиславу. Слегка изменившимся голосом закончила: — Не надо больше сюда приходить, Стасик. Оля должна готовиться в вуз, а ты ее отвлекаешь… Только не обижайся, не обижайся!