Изменить стиль страницы

— Надо что-то делать, Клавдий…

— А что делать? Завтра сяду на поезд и махну в Дементьево, к приятельнице твоей. Поймаю Стаську за ухо и приведу обратно.

— Не дерись только, за христа ради.

— Не буду, матушка, — благородно ответил Вахтомин, — успокойся. Я тот раз погорячился. Нельзя, конечно, потакать ему, но я теперь иначе сделаю. Не поймет — пусть на себя пеняет… Ты уверена, матушка, что он поехал к твоей подружке?

— Куда же ему деться…

— Юрий дома?

— Ушел футбол слушать…

— A-а… Футбол… Ну, ладно. Пусть слушает, пока каникулы.

— Купил бы ты приемник, Клавдий. Скучища в доме — хоть плачь. Иной раз и хочется концерт какой послушать, а радио нет…

«У Тамары есть приемник», — хотел сказать Вахтомин, уже и рот раскрыл, но вовремя спохватился. Спохватился, вспомнив о том, что случилось; Клавдий Сергеевич вспомнил холодные Тамарины слова и чужие ее глаза; хорошее настроение стало уходить — будто его и не было!

— Купим, — ответил он старушке и отправился в сени, хоть и не знал, что ему понадобилось там. Увидев умывальник, погремел им, побрызгал водой в лицо, вернулся в горницу, спросил: — Пожевать есть что-нибудь, матушка?

— Как же нет.

— Бывает, что и нет…

Варвара Петровна улыбнулась, лицо ее осветилось сотней мелких и глубоких морщинок.

Клавдий Сергеевич молча сел к столу, задумчиво уставился в угол. «Тамара Акимовна, как же так? — обратился он мысленно к стенке. — Что за фортель выбросили вы так неожиданно?»

— Случилось что? — мать поставила на стол вазу с хлебом.

— Ерунда, ничего такого не произошло, матушка, — ответил Клавдий Сергеевич. — Просто я раздумал жениться. Вот и вся история.

— Жениться передумал? На Тамаре-то Акимовне?

— Именно на ней. Да и наш домик нам с тобой не продать. Поэтому будем жить без изменений.

Варвара Петровна продолжала пытливо смотреть на него:

— Что произошло, Клавдий?

— Тебе чего волноваться? Повздорили — и всего дела…

Варвара Петровна всплеснула руками:

— Клавдий, ты потеряешь свой последний шанс, опомнись. Такую женщину, как Тамара Акимовна, днем с огнем не сыскать. Умная, красивая, приветливая… Не говори, что поругались. А и поругались — не вешай носа. Помиритесь!

— Не помиримся, не маленькие. И хватит об этом, матушка. Все. Баста. Пусть она себе ищет человека поинтеллигентнее, образованного… Чтоб книжки читал… Гусь свинье не товарищ… Все, матушка. Мечи щи из печи. Что там у тебя?

Утром следующего дня Клавдий Сергеевич поехал в Дементьево. Он еще издали увидел во дворе знакомого дома Павла Павловича — мужа Любови Матвеевны, заядлого садовода-любителя — и, подойдя к калитке, окликнул его. Павел Павлович обернулся, долго, не узнавая, смотрел на гостя, потом воскликнул:

— Неужели Клавдий Сергеевич?

— Он самый.

— Заходи, заходи, будь гостем.

Хозяин завел гостя в дом, усадил на табурет.

— Кури, если хочешь.

— Не балуюсь. Курить — здоровью вредить…

— Само собой. Я ведь тоже… — Павел Павлович помялся. — Сейчас позову жену.

— А где она?

— У соседей с утра сидит, где ж ей быть? У такой же старухи и сидит, как сама.

— Какая же Любовь Матвеевна старуха, — любезно сказал Вахтомин. — Шестьдесят лет…

— Шестьдесят три.

— Неважно.

— Да нет, важно.

Павел Павлович пошел было к двери, но вернулся и тоже сел на табурет. С любопытством посмотрел Вахтомину в глаза:

— Если не секрет, что у вас там стряслось, в Вахтомино?

— А в чем дело? — спросил в свою очередь Клавдий Сергеевич. — Что ты имеешь в виду?

— То и имею, что вчера к нам милиция заявлялась. Участковый наш. Интересовался, где мы спрятали твоего старшего сына.

— Значит, — размышляя, спросил Клавдий Сергеевич, — Станислав у вас не появлялся?

— Зачем ему появляться здесь? Он что, действительно, сбежал из дома?

— Сбежал, подлец. Думали, что к вам подался. Тем более, что матушка моя, — тоже головы нет на плечах у человека! — помогла ему в этом. «Езжай, говорит, внучек, поживи у Любови Матвеевны в Дементьево».

— Нет, к нам он не приезжал, — повторил Павел Павлович. — Если бы он был у нас, вы бы еще вчера узнали об этом… От милиции. У них связь — будь здоров.

— Я думаю, — согласился Вахтомин.

— Сейчас Любу позову.

Вахтомин хотел уехать назад. Только теперь, узнав о том, что Станислава в Дементьево не было и нет, Вахтомин встревожился не на шутку. Если сын не поехал в Дементьево, куда же он делся? Куда мог побежать без документов и без теплой одежды? Кому он нужен? Не махнул ли с дурости в Тамбов? Самые тревожные предположения лезли Вахтомину в голову, и Клавдий Сергеевич решил первым же поездом вернуться назад. Павел Павлович и Любовь Матвеевна убеждали его остаться хотя бы до утра, погостить («Сын уже дома, небось!» или «Он вообще никуда не уезжал, у товарища переночует пару ночей да и вернется… Товарищей всех поспрашивали?..»). Последнее предположение, которое сделала Любовь Матвеевна, показалось Вахтомину не лишенным смысла. А что, — решил Клавдий Сергеевич, — вполне возможный вариант. Никуда Станислав не поехал, а сидит у какого-нибудь дружка и слушает по радио футбол.

— Что ж, Любовь Матвеевна, может, вы говорите вполне справедливые слова. Поеду утром. Когда утренний проходит здесь?

— В семь.

— Вот утренним и вернусь… — Вахтомин тыльной стороной ладони хлопнул по другой. — Какой же негодяй!

— Дети… — сказал Павел Павлович. — Успокойся, Клавдий Сергеевич. Сейчас я тебе покажу коллекцию моих открыток об освоении Северного полюса…

Клавдий Сергеевич рассматривал открытки и пил чай. В этот самый час Станислав в пригородном поезде возвращался из Тамбова домой…

В деревне же Вахтомино ничего не изменилось, если не считать того, что после девяти часов утра Варвара Петровна накинула на голову платок и отправилась в село, чтобы поговорить по душам с Тамарой Акимовной.

Выйдя из-за прилавка и поздоровавшись, Тамара Акимовна спросила:

— Что случилось, Варвара Петровна?

— Ничего не случилось.

— Станислав вернулся?

— Я думаю, что он погостит там немного.

— Значит, вы знали?

— Выходит, так. Только я, Тамара Акимовна, пришла не из-за Станислава вовсе.

— Разве? Неужели есть что-то важнее?

— Выйдемте на улицу, Тамара. Тут у вас больно людно…

На улице старушка подвела Тамару Акимовну к ближайшей скамейке.

— Посидим, милочка…

— Посидим, Варвара Петровна.

Тамаре Акимовне не понравилось слово «милочка», которое произнесла Варвара Петровна; но у Тамары Акимовны и в мыслях не было обвинить старушку в неумении подбирать слова.

— Я что хочу у тебя спросить, Тамарочка, — начала Варвара Петровна ласковым голосом. — Я пришла узнать, почему это вдруг мой Клавдий Сергеевич раздумал на тебе жениться?

— Ах, вот в чем дело. Ну, если он вам сказал об этом сам, мне нечего добавить, Варвара Петровна.

Старушка скользнула взглядом по ее лицу.

— Не хитри, Тамарочка. Что-то произошло меж вами. Говори, что. Небось, поправить еще не поздно.

— Поздно, Варвара Петровна.

— Да ведь он любит тебя! Он всегда говорил, какая ты замечательная женщина, карточку в кармане носит в блестящей бумаге…

— Изменить ничего нельзя уже, Варвара Петровна.

Тамара Акимовна могла бы признаться, какая тяжесть легла на ее сердце, когда она узнала, что Клавдий Сергеевич, который казался ей всегда самостоятельным человеком и любящим отцом, который, как ей думалось, сумеет защитить ее от возможных жизненных бурь, — этот человек избил своего родного сына! Надо ли говорить о том, какое разочарование испытала Тамара Акимовна? Она в новом свете увидела многие поступки Вахтомина — те поступки, которые в свое время казались ей странными, но вполне объяснимыми. В ту ночь Тамара Акимовна осознала, что ее вдовья жизнь остается без изменений; Тамара Акимовна решительно и бесповоротно вычеркнула из своего сердца Клавдия Сергеевича Вахтомина.