Никогда еще зодчий не вкладывал в свою работу столько энтузиазма, чем удивлял даже своих близких. Он заражал всех своей энергией, и люди чувствовали, что участвуют в нужном и благородном деле.

Нередко Бадия, приготовив еду, бежала на стройку, чтобы накормить отца, свекра и мужа. Появление молоденькой красивой и стройной женщины среди такого многолюдного мужского общества кое-кому казалось верхом неприличия — ведь в Бухаре царили иные нравы.

В Герате женщина пользовалась большей свободой, и, когда там Бадия заходила на стройку, никто не обращал на это особого внимания. Зульфикар старался втолковать матери и сестрам, что гератские женщины привыкли не таясь ходить по улицам, что они не прячут лица и что со временем все образуется: Бадия привыкнет к бухарским обычаям. А пока что она ходила к медресе открыто, не прячась, при всех задавала отцу множество вопросов, радовалась, что на главных арках будут сиять звезды из майоликовых плит и что по желанию Улугбека в медресе будут учиться не только юноши, но и девушки.

Слава, вновь окружившая ее отца, возвращала Бадие ее прежние привычки. Она не слишком-то прислушивалась к советам свекрови и сестер Зульфикара, а на их удивленные возгласы отвечала, что во время нападения монголов на Самарканд среди воинов, защищавших город, было много женщин, бившихся с врагом бок о бок с мужчинами, что Сараймулькханым и Гаухаршод-бегим управляли государством — так отчего же она не может отнести еду родному отцу, хоть чем-то ему помочь? Ведь бывала же она и прежде на всех его стройках. Родные Зульфикара молчали, но жили в постоянной тревоге и молили бога, чтобы Бадия поскорее поняла разницу между Бухарой и Гератом и сделалась, как и полагается женщине, настоящей домоседкой.

А тем временем в махалле Деггарон в самом сердце города, неподалеку от Минораи Калан, все выше поднималось здание нового медресе неповторимой красоты. Зодчий словно бы уже видел украшенные порталы, майоликовую облицовку и лазуритовые украшения.

В самый разгар работ состоялась помолвка Заврака с Каракыз — тут уж постарались и зодчий и уста Нусрат, и в самое ближайшее время должны были, не откладывая, сыграть свадьбу. Больше всех радовалась Бадия — наконец-то Заврак, которого она любила, как родного брата, найдет свое счастье,

Глава XLII

Месть змеи

Недаром говорится, что змея мстит человеку за убийство своего сородича.

Как-то в четверг к полдню Бадия напекла тонких лепешек с маслом и заторопилась на стройку. Когда она свернула на одну из узких улочек, ее остановил какой-то придурковатый с виду мальчишка и сказал, что Зульфикар ждет ее вон в том дворе, и указал на ближайшую калитку. Бадия удивленно поглядела на мальчика, но, услыхав имя Зульфикара, все же подошла к калитке. И тут чьи-то сильные руки зажали ей рот и втащили во двор. Блюдо полетело на землю, лепешки рассыпались в темном проходе. Охваченная ужасом Бадия успела разглядеть какого-то незнакомого человека и его страшное уродливое лицо. Человек втащил Бадию в дом, закрыл на замок дверь комнаты и выхватил из-за голенища нож. Бадия невольно попятилась к двери. Мелькнула мысль, что дверь, очевидно, выходит во двор. Но она тут же сообразила, что вокруг нее глухие стены и лишь узенькое отверстие заменяет окно.

— Попалась? — прохрипел незнакомец, поигрывая ножом и подпирая спиной дверь. — Не узнала? А я ох как давно охочусь за тобой. Сколько денег просадил, чтобы добраться сюда. Еще там, в Герате, у горы Кухисиёх, я хотел было увезти тебя, да мой дружок все дело испортил. Ты его убила. Второй раз я собирался похитить тебя в песках, да тут мне помешали охотники. Теперь я здесь, в Бухаре. Жаль, твой отец поторопился выдать тебя замуж. Я люблю тебя давно, тебе еще и тринадцати не было, когда ты мне приглянулась. Пленила меня своей красотой, голосом, озорством. А у меня, бедняка, ни богатства, ни денег, я ведь сын гератского банщика. Да что уж теперь! Попалась, так будешь моей, хоть на день, да моей. Поутешишь меня. Сколько раз я из-за тебя был на волосок от смерти. А ну, иди-ка сюда!

— Не подходи! — крикнула Бадия и, словно дикая кошка, приготовилась к прыжку.

— Ты что, не в своем, что ли, уме? Или ничего не поняла?

Бадия молчала, широко открытыми глазами глядя на своего палача.

— Тебя здесь все равно никто не услышит, кричи не кричи.

— Подлец!.

— Мели, мели языком сколько угодно.

— Можешь убить меня!..

— Лучше соглашайся по-хорошему. Все равно я по лучу все, что мне надо, а имя твое будет опозорено, ты не сможешь жить на свете. А отец твой умрет от такого удара. Будет покончено и с дурацким медресе, которое затеял строить этот безбожник Улугбек. Люди разбегутся, хумданы для кирпичей остынут… Лучше добром соглашайся.

— Сгинь, мерзавец!

— Советую подумать хорошенько.

Незнакомец вышел, собрал валявшиеся под ногами лепешки на поднос и кинул к ногам Бадии. Затем запер дверь и ушел.

«Что произошло? — в отчаянии думала Бадия. — Мне поставили капкан, и я, как несмышленая, попалась в него. В тот раз, в крепости мне помог кинжал. У горы Кухисиёх тоже меня выручил верный кинжал. А теперь его нет. Если этот негодяй убьет меня, что будет с Зульфикаром? С отцом? Неужели этого гада послал Ахмад Чалаби? Он ведь и об Улугбеке сказал, безбожник? Значит, это наш враг. Они что-то затевают. А ведь мне, глупой, советовали не ходить одной, твердили, здесь, мол, не Герат. Что же я натворила?»

Бадия оглядела комнату, кирпичные толстые стены. Через маленькое отверстие в стене выглянула во двор. Ии души. А дверь крепкая, прочно сбита из широких досок.

Подергав замок, Бадия снова обошла комнату, ища хоть что-нибудь, что могло бы послужить ей защитой. Но, кроме циновки и войлока, в комнате не было ровно ничего. Она провела ладонью по стенам — точно гранитные. Нет у нее и кинжала, который она носила за подкладкой безрукавки. Ни ее мальчишеских нарядов, ни кинжала, с которым она прежде не расставалась, Зульфикар не одобрял. А ей не хотелось огорчать мужа… Охваченная ужасом Бадия еще раз обошла свою сырую темницу, с силой надавливая на каждый кирпич. Потом наскребла под войлоком горсть земли и сложила в угол. Снова подошла к отверстию в стене и ощупала его вокруг. Стерев в кровь кончики пальцев, обломав все ногти, она с неестественной силой выломала кусок кирпича рядом с оконцем. Она ждала, что вот-вот появится ее палач с ножом… Она неожиданно ударит его в висок.

Дверь скрипнула, и незнакомец, держа нож, снова вошел в комнату. Бадия отвела руку с кирпичом за спину.

— Ну, надумала? Решайся, и через часок я тебя выпущу.

Бадия молчала.

— Ну, хватит, поди сюда. Ничего с тобой не случится, не маленькая. Смирись с судьбой. Ведь и я пришел в этот мир не без надежд на счастье. Сколько я гонялся за тобой, сколько мук принял, должна же быть и награда. Сделай меня на миг владыкой мира, Бадия!

— Не подходи!

— Ах, так? Ну и подыхай здесь! — Он снова запер дверь и вышел.

Зульфикар клал кирпичи и то и дело поглядывал на улицу. Он знал, что Бадия вот-вот должна принести лепёшки, она еще с утра обещала их испечь. Он предупредил об этом отца, зодчего, Заврака и Гавваса — пообедаем, дескать, вместе и на славу. Время перевалило за полдень, а Бадия все не шла. Проголодавшийся Заврак издали делал Зульфикару знаки, показывая на живот — подвело, мол, кишки, когда же обед прибудет?

— Потерпи, сейчас Бадия придет, — крикнул Зульфикар, а сам не отрывал взгляда от улицы. Но ни Бадия, ни сестры не появлялись.

Зульфикар удивленно поглядывал на отца.

— Ну что ты так беспокоишься, взял бы да сбегал домой, — посоветовал уста Нусрат.

Сам он тоже клал кирпичи и делал это так проворно и ловко, что ученики, подававшие ему кирпичи, не поспевали за ним.

Зульфикар бросился домой. Дома Бадии не оказалось.

— Куда же она могла деться? — встревожилась мать. — Завернула целый поднос лепешек и ушла. Уже давно.

— Может, к Масуме-бека заглянула по дороге? Сейчас побегу туда, — сказал Зульфикар, стараясь скрыть от матери свою тревогу. Но и у Масумы-бека Бадии тоже не было.