Но Марина своей настороженной душой не могла не почувствовать стариковскую ревность и сопротивление Александра Николаевича; было стыдно перед свекром, которого она любила, как родного отца, стыдно было представить себе, как это она будет уходить из семьи Поройковых, как оставит стариков одних. Еще труднее было предугадать, как сложится ее новая семья. В этом она правдиво и призналась Варваре Константиновне.

XVI

День второго мая выдался такой же погожий и теплый, как и первого. После полудня к Поройковым пришли нарядные Вика с Женей и утащили Марину гулять.

— Страсть, как люблю футбол, — сказала Вика. — Поехали, бабоньки-бобылки, на стадион, там ползавода сейчас болеет.

Стадион находился за кварталом новых жилых домов и карагачевой рощицей. Женщины проехали пять остановок на трамвае, прошли пешком старым заводским поселком из фибролитовых домов и вошли в рощицу.

Как всегда в этих местах Нижнего Поволжья, обильно нападавший за зиму снег быстро сошел в овраги, а земля сразу же за снегом обсохла и затвердела. Карагачи стояли сухими, как оголодалые, от корней и до прошлогодних побегов на ветвях, просто не верилось, что они закудрявятся листвой. Из комковатой сырой земли робко повыставились бледные перышки посеянного здесь прошлой осенью житняка.

Над стадионом — неогороженным футбольным полем — висела легкая пелена мглы цвета печной золы: заводские футболисты за последние погожие дни апреля успели во время тренировок изрядно истоптать свое ристалище и сейчас, на товарищеских соревнованиях, гоняя мяч по полю, вздымали тучи пыли. Зрители густо заполнили ряды вкопанных в землю лавок, толпились на не подновленной после зимы гаревой дорожке. Они мусорили бумажками от мороженого, грызли семечки, при каждом удачном и неудачном ударе по мячу орали и свистели.

— Лошадиная игра, — топыря полные губы, сказала Вика, останавливая подруг у края поля. — Очень напоминает мне полевые работы в Артемовом совхозе.

Мяч, как дымящаяся бомба, шипя, шмыгнул вдоль бровки по сухой земле. Орава игроков настигла мяч и скучилась над ним. Облако пыли надвинулось на женщин. Вика подхватила Женю и Марину под руки и простонала:

— Идемте скорей на свет божий! — Она повела их туда, где в конце поля, за воротами чуть заметно зеленела трава.

Тут разминались городошники. Очень пожилой, лет шестидесяти, рабочий с моржовыми сивыми усами посылал биту за битой в кон. Старик был не высокий, но очень сильный, сквозь надетую на нем сетку просвечивало его сильное бугристое тело. И длинные, с налитыми бицепсами руки были нежно-белыми, только казалось, что старик надел грязные перчатки. Тяжелые биты, посылаемые им в город, с гудением разрывали воздух; казалось, поставь на пути их полета кирпичную стену — прошибут. Вышибал старик рюхи из города довольно удачно, но нередко и плошал.

— Эх, черт тебя в тряпочку, куда повело, — ворчливо приговаривал он, промазывая. — Уж лучше бы и не цепляла дура-дубина. Только развалила…

Остальные городошники, человек пятнадцать, расстелив газеты на поросшем бурьяном бугорке, следили за ударами сивоусого старика, не выказывая ни одобрения, ни досады. Среди них был и Сергей Соколов. Одетый в серый, не первой новизны, но отутюженный костюм, с небесно-голубым галстуком, он был тоже подчеркнуто праздничным и невозмутимым, как вся компания охотников до рюх. Заметив подошедших женщин, он сдержанно улыбнулся им и кивнул головой.

Сивоусый завалил последнюю фигуру и лишь тремя ударами вычистил город.

— Устал, что ли… — проворчал он сердито, надувая щеки. — С непривычки за зиму.

— Не печалься, дед. К осени опять в чемпионы города выйдешь, — задорно сказал Соколов, поднимаясь и снимая пиджак.

— Это очень интересно, — сказала Женя. — Они соревнуются, кто меньше израсходует бит на равное число фигур… У нас папа тоже большой любитель. Как в Ольгино на дачу, бывало, переедем, так каждый вечер такие турниры.

— Артем тоже ловок был, — грустно вспомнила Вика.

Сергей Соколов положил на газету пиджак, снял галстук и воротничок и стал закатывать правый рукав шелковой рубахи песочного цвета; при этом, как бы похваляясь своей сильной рукой, он несколько раз сжал и разжал кулак.

«Сам, небось, стирал и гладил», — мысленно похвалила Сергея Марина.

Соколов вышел на кон. Сивоусый отошел в сторонку, видимо приготовившись быть судьей. Наторелые мальчишки подтащили Сергею охапки бит и поставили в городе первую фигуру.

Соколов выставил носком вплотную к коновой черте правую ногу и, примериваясь, поднял перед собой увесистую палицу. Не спуская глаз с «бабушки в окошке», он, широко замахиваясь, шагнул назад, снова резко подступил к черте и, расправляя, как пружину, все тело, метнул биту. Мгновение он оставался невидимым, весь подавшись вперед и вытянув руку, как бы подправляя молниеподобный полет тяжелой дубовой палицы.

Бита ударила в фигуру звонко, и рюхи брызнули из асфальтового квадрата. Сивоусый фыркнул и дернул себя за ус.

— В честь открытия спортивного сезона пятьдесят шестого года, — как бы оправдываясь перед стариком, проговорил Соколов, выпрямляясь.

«Колодец», «паровоз», «пушку» и подобные им компактные фигуры Соколов вышибал с одного удара. Мальчишки гонялись за разлетавшимися чушками, ставили фигуры, подтаскивали молодецкому городошнику биты, а он с неубывающей силой бил и бил в город.

С застенчивой улыбкой, но всем своим видом говоривший, что он отвел душу, Соколов ушел с кона и стал надевать воротничок и галстук.

— Молод, сукин кот, а силен, — значительно оглядывая бесстрастных городошников и раздувая щеки, профырчал сивоусый. — Скажу тебе, Сережка, подлец ты: по твоей вине заводская команда на третий год без надежды на всесоюзное первенство остается. Такой мастер, а в бабьи заботы погрузился… Когда женишься, чертяка?

— Скоро, дед, — задорно ответил Соколов, расправляя на груди свой небесно-лазурный галстук. — Главное дело, невесту я уже нашел.

Марина в эту минуту как раз засмотрелась на Сергея.

— Пойдемте уж, — сказала она, вспыхнув. — Битый час любовались.

Вика придержала ее за локоть.

— Постой, вон новый вышел. Да это Жора-футболист! Гляди, как раздулся.

На кон в безрукавной майке, открывавшей его волосатую грудь и плечи, вышел Егор Федорович Кустов; он долго целился, щуря глаз, но пущенная им бита ткнулась в землю за метр до города, подскочила и, потеряв силу, докатилась до фигуры и развалила ее. По правилам теперь надо было вычищать из города биту и рюхи.

— Пусть осваивает игру по возрасту, — снисходительно усмехнулась Вика и громко, чтобы слышал Соколов, сказала: — Расхвастался женишок. — Она грузно повернулась на каблуках и, привлекая к себе Марину, прошептала, озорно блестя глазами:

— А мы его за нос поводим. Пошли. Пусть погоняется.

Сергей поторопился за ними.

— Эй, соседки, обождите, — услыхали они его голос, выходя из рощи.

Подруги остановились, а когда Соколов приблизился, Вика, словно продолжая разговор, сказала медово:

— Так ты, Маринушка, уж если не хочешь с нами, приглянь и за моей Татьяной. А мы на Волгу съездим… Может, в ресторан на плавучке зайдем. На ту сторону охота прогуляться…

Марина все поняла. Конечно, Вика и Женя сговорились и подстроили все, и гулять ее утащили именно на стадион, зная, что Соколов будет там, и теперь покидали ее.

— Ну и ведьмы!.. — вскрикнула Марина и осеклась.

А Вика уже на ходу порылась в своей большой сумке.

— Тридцатка есть. Не маловато нам?

— У меня тоже найдется, — успокоила Вику Женя.

И обе они, взявшись под руки, пошли.

— Ну вот, гляди, сколько у меня союзников, — посмеиваясь, сказал Соколов и догадался, что встреча его с Мариной подстроена.

— А ну их, — только и смогла сказать Марина.

— Ты чего вчера на демонстрацию не ходила? — спросил Соколов.

— Да ведь сам знаешь, семья у меня, сколько с ней в праздник дел.