Завком профсоюза тщательно проанализировал недостатки в руководстве и организации соцсоревнования и обязал начальников цехов, мастеров, профгрупоргов обеспечить гласность результатов соревнования, изучать и распространять опыт новаторов производства, для чего использовать стенную печать, заводскую газету, „молнии“, плакаты…»

Женя не стала дочитывать статью. Ну конечно же, завком в «руководстве творческим делом масс» был неуязвим: «анализ недостатков» был тщательным, а все рекомендуемое завкомом — правильным. В статье были и критика и самокритика, а это значит, что и газета поддерживала критику и самокритику.

И все-таки это все было ненастоящее, просто размноженное в типографии делопроизводство завкомовской канцелярии.

Злясь на себя, пристыженная безжалостным свидетельством своей работы Женя машинально перевернула несколько страниц.

Вот это тоже частичка ее деятельности. В заметке «Почему не используется опыт передовых предприятий?» говорилось об уборке стружки от станков на Куйбышевском подшипниковом заводе при помощи специальных скребков — листов с загнутыми краями — и тележек. «А у нас?» — опрашивал рабкор и описывал, как в цехах стружку уносят от станков на вилах, растрясая по полу, словно солому. «Действительно, пропаганда передового опыта! — подумала Женя. — Этак в передовики надо зачислять людей, которые умываются по утрам».

И за эту заметку ей пришлось пойти на неприятный разговор с редактором! Рабкор, по мнению редактора, слишком уж чернил свой завод.

II

Невеселые размышления Жени прервал приход Вики.

— Сидишь? — Вика шумно придвинула стул к столу. — Мы апрельский план вытаскиваем, а ты чего корпишь? Печатным словом помогаешь?

— Только-только праздничный номер собрала, — ответила Женя.

— И что же праздничного в этом номере?

— Читай сама, — Женя подсунула Вике передовицу. — Во всей стране, во всем городе праздник, а на нашей улице… Почитай.

— Я к тебе с делом, — не глядя на статью, сказала Вика. — Бросай-ка все, да пойдем в сад к нашим. Дорогой поговорим. Подсобим в работе, старика повидаем.

— Идея! — согласилась Женя. — Я уже вечность не видела Александра Николаевича. Только через Марину о его здоровье узнавала. Но надо еще редактору кое-что показать. Подождешь? — Женя подвинула к себе телефон.

Пока она разговаривала с Бутурлиным, Вика пробежала передовицу.

— Ну и что? — спросила она, когда Женя повесила трубку.

— Сейчас сюда сам зайдет.

— Ладно, подожду. — Вика положила статью перед Женей.

— Уж очень у нас это въелось: принимаем обязательства, пошумим. А как срок пройдет — самокритикуемся.

— Но ведь это же наше зло!

— Все, что делается формально, — зло, — спокойно согласилась Вика.

— Как раз перед твоим приходом я об этом и думала… А ведь я, Вика, в газете работаю.

— И тоже формально. И даже иной раз очень формально.

— Например?

— Пишете, а сами не знаете, как и что пишете. Почитай-ка отчет о недавнем собрании по итогам Двадцатого съезда. Начальник кузнечного цеха критикует раскатчика Максютина, дескать, тот не изучает решения съезда. А Максютин в этом же номере пишет, что автоконтролер лежит в ящике посреди цеха даже не распакованный и виновато в этом цеховое начальство. Это что же, выходит, рабочий, не зная решений съезда, критикует начальство за невыполнение этих решений?

— Ты с этим пришла? — рассердилась Женя. — Ты мне на сердце хочешь добавить тоски зеленой?

Не отвечая, Вика продолжала:

— А вот еще, тоже недавно, напечатали сокращенный доклад главного инженера. Кричите вместе с ним: «Убрать все помехи с пути внедрения новой техники и передовой технологии!» Заклинает, критикует, а у него ведь не только право критиковать, у него и власть есть, государством данная власть. Властью пользоваться — это тоже работа, и трудная работа…

— Властью пользоваться — работа?! — удивленно спросил вошедший Бутурлин. Он торопливо подошел к столу. — Ну-с, что же у нас собралось в конечном итоге?

Женя положила перед редактором макет и пачку подготовленных к набору материалов; он стал их просматривать стоя, словно даже посидеть ему было недосуг.

— Да, от лени не хотят начальники пользоваться властью, а газета наша это одобряет, — повышая голос, продолжала Вика. — Дай последний номер. Напечатали с месяц назад заметку: «Нужны масленки», а теперь вот даете «По следам наших выступлений». Отдел снабжения, дескать, неспособен снабдить цех масленками, сделать их на заводе тоже нельзя: нет жести. Скажите, какая причина! На любой помойке жестяных консервных банок сколько хочешь. — Вика хлопнула ладонью по газете. — И вот призываете заводскую общественность помочь цехам добиться обеспеченности масленками. Это выходит, рабочие должны вам опять в газету про масленки писать? Вот и получается: всех, кому дана власть управлять производством, надо с завода уволить, одну общественность оставить.

Бутурлин оторвался от чтения и пристально посмотрел на Вику.

— Я вот с каким делом к вам пришла, — в свою очередь меряя взглядом Бутурлина, продолжала Вика. — Сколько людей у нас контролерами работает? Сколько сотен с кладовщиками вместе? Надо эту армию сокращать?

— А именно как? — поинтересовался Бутурлин. — Спешно изобретать и изготовлять контрольные автоматы?

— Песня старая и долгая. — Вика состроила презрительную гримасу.

— Об автоматизации вы больше в газете пишете, чем наши инженеры заботятся. Надо самим рабочим доверять контроль своих изделий.

Бутурлин улыбнулся и покачал головой.

— Подождите смеяться. Возьмите автоматно-токарный цех. Вы помните, там об этом думали, да отказались. А почему? Клеймо на кольце вытравят кислотой, а при шлифовке от него и следа не остается. Подумаешь, причина! А если сделать так: каждому рабочему под кольца отдельные ящики и специальный документ на каждый ящик, на котором рабочий и наладчик расписываются за качество продукции? Понимаете? — Вика достала из нагрудного кармана рабочей блузы сложенные листки бумаги. — Вот написала, что думаю.

Бутурлин взял у Вики корреспонденцию и, не прочитав, отдал Жене.

— Посмотрите и ответьте автору, — сказал он Жене. — Если человека осеняют внезапные идеи… мы должны быть внимательны к нему.

Женя нахмурилась. Бутурлин был из рабочих, с тридцатого года член партии, москвич, когда-то работал на заводе точной механики, когда-то начинал учебу с фабзавуча и рабфака, но, со старомодным пенсне на шнурке, в аккуратном костюме, с русой бородкой и лысинкой, прикрытой начесом жидких волос, он выглядел в глазах Жени как чистопородный потомственный интеллигент.

— К нам пришел не кто-нибудь, а уважаемая работница завода, кстати, с техническим образованием. Таких людей идеи внезапно не осеняют, их идеи — их труд. Конечно, я внимательно прочитаю и… дам ход статье, — с вызовом в голосе ответила редактору Женя.

Глаза Бутурлина загорелись живинкой, но он погасил ее, и это еще больше подзадорило Женю.

— А вообще, Леонид Петрович, я хочу с вами говорить серьезно. В нашей газете с виду все правильно: самый разнообразнейший материал так и расползается под самые разнообразные рубрики. А нашей линии, нашей мысли в газете нету. Мы просто печатаем то, что нам пишут, или констатируем факты… Как в этой вот передовице, сообщаем об очевидном прорыве на заводе. — Женя схватила и снова бросила листки бумаги на стол так, словно они были чем-то тяжелым, способным издавать стук, даже ломать что-то при падении.

— Нет, вы мне скажите, — Вика поднялась со стула и, наступая на Бутурлина, потребовала: — Вы поддержите меня? Это не масленочная проблема, в этом деле надо заводскую общественность по-настоящему будоражить.

— Ну вот и еще номерок мы с вами, Женечка, сколотили, — спокойно сказал Бутурлин, пятясь от Вики. — Так все и сдавайте в набор. — Он отступил от стола и выставил между собой и Викой ладонь щитом. — Поддержать вас, товарищ Поройкова, это, по-вашему, напечатать статью? А если это будет холостой выстрел? Не опасаетесь?