Теа зашагала в лагерь впереди Саважа. Она попыталась направиться к Хобби, но ее захватчик выступил вперед. Указав на соломенную постель, он подождал, пока она улеглась, потом занял свое место рядом. Она лежала между ним и огнем. Он придвинул свои одеяла ближе к ней. Они почти соприкасались.

— Нет необходимости так приближаться ко мне, — сказала она.

— Нет, в этом как раз есть необходимость. Каждый раз, когда мне кажется, что ты сдалась, ты становишься на дыбы и начинаешь брыкаться.

Взяв ее за руки, он проверил ремни, немного ослабил их и прикрепил к ним кожаный ремень, который он держал все это время. Другой конец он привязал к своему запястью. Она сидела, вытаращив глаза, пока он готовил свою постель. Когда он откинулся на спину и закрыл глаза, она повалилась прямо ему на грудь. Он заворчал и схватил ее за плечи.

— В чем дело, госпожа Хант, я полагал, вы пугаетесь каждого моего касания.

— Негодяй! Вы привязали ваш ремень не к той руке.

Теа оттолкнулась от него.

Он ухмыльнулся и переместил ремень на запястье другой руки. Они переглянулись, и он задержал свой взгляд. Она напряглась. Он смотрел на нее, заметил, что она вся сжалась, и вздохнул.

— Закрой свое платье.

Она глянула вниз и обнаружила, что ее разорванное платье снова распахнулось. Груди рвались навстречу ему. Она взялась за завязки корсажа и потянула их. Они порвались. Как последнее средство она натянула на себя одеяло до самой шеи и улеглась на спину. Стараясь быть осторожной, чтобы не натянуть ремень, который привязывал ее к Саважу, она закрыла глаза.

Люди Саважа все еще бодрствовали. Одни стояли на страже, другие выпивали и болтали около костров. Они оставили своего хозяина и его жертву наедине. Она не могла разглядеть Хобби/Что эти люди сделали с ней? Пообещав себе обязательно разыскать служанку утром, Теа попыталась успокоиться и заснуть. Ей необходим отдых, если она вознамерилась сбежать от этого опасного злодея.

Из-под ресниц она украдкой взглянула на него. Он успокоился, когда она прекратила шевелиться. Мышцы его лица были расслаблены, как будто он уже заснул. Еще раз она поразилась контрасту между его ангельской внешностью и характером.

Своими чарами и своей жестокостью он постоянно держал ее в состоянии страха, даже если просто находился рядом. Он глубоко вздохнул, когда она посмотрела на него, и повернулся. Это было лицо распутника, но распутника не низкого происхождения. Этот мужчина не был бедняком, хотя и разговаривал на языке лондонских бродяг.

Возможно, он был лишенным наследства сыном мелкого или крупного землевладельца. Многие подобные ему шлялись по захламленным улицам юга Лондона и частенько посещали городские публичные дома и забегаловки. Каково бы ни было его происхождение, он швырнул его в грязь, став шпионом и вором. Для выбранного им занятия он обладал ужасающим талантом-жестокостью, ужасающим потому, что эта жестокость была привычной и расчетливой, а не грубой наивностью дурно воспитанного человека.

Он передвинулся снова, на этот раз положив свою свободную руку себе на грудь. Эти длинные нежные пальцы, казалось, созданы, чтобы перебирать струны лютни, а не сжимать шпагу. Рука была чистая и почти не страшная, когда лежала вот так, мягко и мирно во сне. Обманчивое зрелище.

Теа отвернулась в сторону и зарылась лицом в свой тюфяк. Ее страхи прорывались в ее мысли. Она никогда не заснет, если впустит их. Перенесясь в своем воображении за много миль домой, она отправилась на прогулку по поляне около дома. Она пересчитывала деревца, слушала пенье луговых пташек. Когда она забылась во сне, она держала в руках цветок с лепестками темно-темно-голубого цвета.

5

В городе Лондоне пруд пруди таверн и забегаловок на южном берегу, которые ждут, распахнув пасти и пуская слюни, тех бродяг и случайных прохожих, которые частенько забредают туда. В этих местах воздух такой же отвратительный, как и пиво, завсегдатаи грязны, в этих местах процветают самые ужасные и изощренные пороки. Постоялый двор «Белый олень» не обладал ни одним из этих качеств. «Белый олень» удовлетворит даже самым строгим требованиям членов ордена госпитальеров.

Этой ночью «Белый олень» принимал одного из своих наиболее частых, но довольно скромных посетителей. Вышеупомянутый посетитель щедро платил за услуги, хотя не мог похвастаться громким титулом и его одежда выдавала в нем скорее купца, нежели городского франта.

Этот человек занимал одну из самых роскошных комнат. Он никогда не оставался надолго, никогда не позволял себе фамильярности, редко разговаривал со слугами. Ночной житель, он никогда не появлялся до захода солнца, когда постоялый двор погружался в глубокие тени и общие комнаты освещались одними лишь свечами.

Этой ночью у человека был посетитель. Тимоти Айр пробрался на постоялый двор, оглядываясь через каждые несколько шагов, взбежал по ступеням на восточную галерею, быстро прошел по ней к третьей двери, дважды постучал, подождал и постучал еще три раза. Дверь открылась, и он скользнул внутрь, незаметно для мальчиков-конюхов внизу, во дворе, не дав им повода посудачить на свой счет.

Помещение, куда он ввалился, освещалось одной-единственной свечой, стоящей на столе. На столе красовалась пара башмаков, и это была единственная принадлежность обитателя комнаты, которую вошедший смог разглядеть, ибо тот откинулся на спинку стула и находился в тени.

Тимоти судорожно пританцовывал перед столом.

— Она умерла. Вы слышали? Она мертва. Что она сказала Сесилу? Мы разоблачены, я знаю.

Голос, прозвучавший из темноты, был настолько же спокойный, насколько Тимоти был взволнован.

— Успокойся, дурень. Я знаю, что она умерла.

Тимоти Айр кончил свой танец. Он был одним из тех людей, у которых попытки объяснить что-нибудь сопровождаются игрой лицевых мускулов и движением бровей. Чем серьезнее был разговор, тем мучительней становились спазмы.

— Вы убили ее! — пронзительно крикнул Тимоти.

— Спокойно, дурень. Не думаешь ли ты, что я доверил бы эту миссию тебе? Ты такой нервный, словно кобыла в загоне с тремя племенными жеребцами.

— Но Сесил!

— Ничего не знает. И теперь мы будем действовать, как я и планировал, Dei gratia, мой дорогой Айр, Dei gratia .

Дерри проснулся и почувствовал, что его лицо закрыто в длинных черных локонах. Он абсолютно не отдохнул, словно и не ложился спать. Он убрал пряди прекрасных волос Теи со своего лица. Его тело обвило ее во сне, как ракушка улитку. Развязав ремни, которые соединяли их запястья, он освободился от ее теплого тела, не потревожив сна. Сам же он был очень встревожен.

Запустив пятерню в волосы, он встал над Теей, созерцая ее бледное лицо. Она солгала ему. Он не знал точно, каким образом, но чувствовал, когда женщина говорит не правду. Намотав кожаный ремень на руку, он размышлял над тем, в чем она созналась прошлой ночью.

Она защищала кого-то; кого-то, кто пытался разрушить Англию. Это мог быть кто-то из ее семьи или даже возлюбленный. Пуговичные шифровки Лесли Ричмонда были обнаружены много недель назад. Они были схожи с теми, что лежали в шкатулке у Теи. В верху шифровок, найденных у Ричмонда, были рисунки, мифические существа, используемые в геральдических девизах.

Человек Сесила, который занимался расшифровкой, сказал, что послания были адресованы людям, которых олицетворяли мифические существа. Шифровки Теи содержали те же самые символы — единорог, грифон, зверь, похожий на леопарда, называемый ирбисом, тритон, и двуногий крылатый дракон, называемый уайверном. В шифровке Теи уайверн был изображен в низу каждого клочка бумаги. И каждая бумага упоминала один из других символов. По мнению Дерри, Уайверн был главарем английских заговорщиков.