— Время не приспело, воевода. Еще немного...—и махнул рукой в сторону битвы. Микулинский вскочил на коня, хлестнул его плеткой и скрылся за кустами. К царю подошел Сильвестр, их окружили воины из царской охраны, некоторые тысяцкие из запасных полков. Акпарс и Мамлей стояли сбоку. Все неотрывно глядели на свечу. Она оплыла, и фитиль, согнувшись, горел, широко пуская темную струю дыма по легкому ветерку. До конца оставалось полвершка, не более.
И снова около царя осадил коня посланный воеводы Курбского.
— Великий государь! Князь Курбский просит помощи! Татары вышибли нас из города! Ратники бегут. Брат князя, Семен Михайлович, тяжко ранен. Что воеводе передать повелишь?
Иван глянул на посланного, потом перевел взгляд на свечу.
— Мгновение дорого, великий государь!
— Замолкни, воин! Скачи, скажи воеводе, что царь с полками запасными немедля будет там. Скачи!
Умчался воин, расплылась свеча, и фитиль горел теперь на днище бочки, плавая в сале. Царь вскочил на пригорок и устремил взгляд в сторону крепости. Все в напряжении ждут взрыва. Но взрыва нет. Проходит минута, другая, третья... Вот прошло около десяти минут. Но нет взрыва!
Царь бледнеет, поворачивается к Акпарсу—и все видят бешенство в его глазах.
— Почему нет взрыва?!—истошным голосом кричит царь и подбегает к Акпарсу.—Изменник!
— Позволь сказать...
— Ты погубил меня, ирод! Без взрыва башни полки спускать нет смысла! Все замыслы мои прахом пошли! Уж воины мои, наверное, рассеяны и гибнут. И меня трусом чтут!
— Великий царь;—Мамлей шагнул к Ивану,—свеча под землей горит...
— Свеча! Свеча! Ты тоже татарчук, и вместе вы измену готовили. Вы двое погубили меня. Эй, кто там?
К царю подскочили трое с саблями наголо.
— Берите этих двух, и головы долой! Там, за шатром!
Воины подскочили к Акпарсу и Мамлею и обезоружили их.
— Ведите поскорей. Пусть все знают, что измену я терпеть не буду. Как я обманут! — Царь подошел к Акпарсу и с ненавистью оглядел его.— Другом преданным прикинулся, чтобы в решительный час подлую измену сделать? О, как я наказан богом, что язычников пригрел около сердца! Ведите!
— Прощай, мой брат,—спокойно произнес Акпарс,— я смерти
не боюсь, она ходит здесь кругом. Не ты, а я обманутым оказался. Я в ум твой верил, в сердце, а ты...
— Ну, что вы рты разинули? Ведите!
Акпарс оттолкнул охранников, обнял Мамлея за плечи и шагнул навстречу смерти.
— Алешенька, что делать?—Царь поглядел на Адашева, растерянно развел руками.— Неужто отступить, Казань врагу оставить?
— Такого не дай бог,— ответил Адашев.
— Мужайся, государь! — воскликнул Сильвестр.— Полк царский подними, сам воинству покажись, влей в души ратников отвагу. Да будет один пастырь...
И в этот момент над Аталыковой башней взвился столб черного дыма, страшным грохотом разнесся взрыв, которого перестали ждать
— Вернуть! — закричал царь, как только утих грохот взрыва. — Вернуть немедля! Быть может, еще не поздно! — И все поняли, кого надо вернуть. Первым бросился за шатер Алексей Адашев.
А к царю подскочил воин и крикнул:
— Твой полк готов, великий государь!
— Коня мне! —Иван оправил пояс с саблей, боевой дух снова вернулся к нему.— Теперь посмотрим, басурманы, кто кого!..
Акпарса и Мамлея шестеро стражников вывели к берегу ручья. Один из них знал Акпарса и первый заговорил:
— Ты, верно, недосмотрел чего-нибудь? В измену я не верю. Я знаю, ты не такой.
— Спасибо, друг.
— Ежели ты в измену нашу не веришь,—сказал Мамлей,— так спаси нас!
— Ослушаться царя? Да ты в своем уме? За это и своя голова с плеч слетит. Вы сами сделали бы то, что царь повелел.
— Царь молод и горяч,— промолвил другой стражник.
— Да мы не просим, чтобы вы нас отпустили,— настаивал Мамлей.— Богу помолиться перед смертью дайте.
— Богу — это можно. Умереть без молитвы — грех.
— Я и раньше никогда и никого не обманывал,—сказал Акпарс,— а теперь перед смертью зачем мне обман? Нам молитвы не надобно, нам время переждать надо. Свечка под землей совсем тихо горит, я верю, что взрыв будет. Прошу тебя, дождись взрыва, а потом выполняй приказ царя.
— А ведь он дело говорит, — сказал кто-то из стражников. — Мы спешить не будем.
— Охо-хо. А ежели государь узнает?
Взрыв раздался, эхом прогремел над землей.
Стражники сунули сабли в ножны.
— Теперь можете царское повеление исполнять. Мы готовы,— в голосе Акпарса звучала обида.
С пригорка бежал Адашев и размахивал руками.
Стражники начали развязывать Акпарсу руки...
Могучим ударом свежих сил противник был смят, и Казань пала.
Мурзу Чапкуна разорвали сами казанцы, хана Эддин-Гирея отдали в плен, а крымцев выгнали вон. Даже тех немногих, которым удалось убежать, ратники Андрея Курбского перебили за Казанью.
Шигонька о взятии Казани написал:
«Божиею помощью православные одолели басурманов, и бысть сеча велика в граде Казани. Христиан-пленных множество тысяч душ освобождено, а побитых в граде столь множество лежаще, аки негде ступить, чтобы не попасть на убиенных, а за ханским двором костры мертвых лежали со стенами городскими наравне. Вот сколь зла сеча была.
И приехал ко Государю хан Шигалей и поздравил его от души, и повелел Государь одну улицу очистить от мертвых, и по ней Государь въехал в град, и тут у наряду стояло множество народу христианского освобождашеся от плена. Все они пали со слезами на колени, глаголя: «Избавитель наш, Государь, из ада ты нас вывел, для нас, сирых, своей головы не пощадил». Государь повелел их в стан свой отвести и напитати и отсылати по домам их тысячи по три и по пять.
Приказал Государь воеводам огни гасить, а сам поехал во двор за город, где прежде стоял.
Потом Государь послал по всем казанским улусам жалованные грамоты и ясачные, чтобы люди шли ко Государю, не бояся ничего. Кто лихо нам чинил, тому бог отомстил, а Государь их пожалует.
Тогда прислали арские люди бить челом, а с Луговой стороны также черемиса приехали бити челом, и Государь их пожаловал».
С самого утра на Царском лугу идет пир. Иван Васильевич на радостях все винные запасы повелел выкатить на луг и угощать ратников.
Сам царь с ближними воеводами пирует в шатре, а те воины, что помельче, примостились, где придется.
Акпарсов полк пирует несколько поодаль от всех — на берегу реки Казанки. Князь Акпарс, хан Шигалей и Топейка сидят около наскоро сколоченного стола.
— Ты чего не ешь, не пьешь? — спрашивает Шигалей Акпарса.— Забудь обиду.
— Кусок в горло не лезет. Где Янгин пропал? Об этом все время думаю. Сначала казалось—в плену. Теперь весь татарский плен перещупали, нигде не нашли.
— Может, как и Пакман, к луговым подался? — замечает То- пейка.
— Язык тебе вырву! Как ты про Янгина можешь такое думать?
— А помнишь, Аказ,— говорит Шигалей, наливая вино в ковш,— как ты ко мне в плен попал?
— Забудешь разве!
— Клятву, данную тогда, сдержал ли? Кучаку-мурзе отомстил, я думаю?
— Наверно, в Крым удрал, кривоногий верблюд! Но придет пора — поймаю, однако.
— Зачем ловить? Я его давно поймал. На моей сеунчевой цепи сидит вместе с другими.
Акпарс поставил кружку на стол, поднялся:
— Покажи!
— Пойдем.
И еше раз испытал страх мурза Кучак, когда увидел Акпарса. И снова бледностью покрылось его лицо, задрожали губы. Акпарс молча отомкнул мурзу от цепи, сел на первого стоявшего у коновязи жеребца, пустил Кучака впереди себя.
Там, где речонка Ичка делает крутой поворот, Акпарс остановился, привязал коня к дереву, подошел к мурзе.
— Ну, вот мы и встретились, мурза Кучак. Третий раз скрестились наши дороги, и теперь я выполню клятву.
— Убить пленного не велика отвага,— угрюмо ответил мурза.— Давай, кончай