— Ты, — спросил солдат, — приехал один?

— Да, — ответил мальчик.

— А откуда?

Мальчик назвал место.

— Сколько тебе?

— Девять… Скоро будет десять…

— Дружок, — сказал солдат, взъерошив ему волосы, — Пользуйся моей добротой. — Он вновь снял телефонную трубку. — Ну, что там с Фиалой? — Послушав, что ему ответили, он рывком повесил трубку. — Глупо получилось. Придется ждать. До трех…

— Я подожду, — сказал мальчик.

— Когда он освободится, можешь быть с ним хоть до самого вечера, понял?

— Да, — ответил мальчик.

— Давай вон там посиди пока. Не бойся, я это дело улажу. Постараюсь передать ему, что его ждут. Сразу, как он вернется. Хорошо?

— Да, да, — ответил мальчик. — Спасибо…

Он перешел через улицу, вошел в парк, раскинувшийся по ту сторону дороги, и сел на траву. Трава благоухала и приятно холодила кожу точно так же, как и у них дома. Только опустившись на траву, мальчик почувствовал, как устал. К тому же его мучил голод. Завтрак, который мама дала ему на экскурсию, он съел еще в поезде.

Деньги на обед вместе с деньгами за марки он использовал на покупку обратного билета. После всего этого осталось две кроны. Он хотел купить на них рогаликов, но теперь боялся отойти, чтобы не пропустить брата. Он лег на траву и старался представить себе, как произойдет его встреча с братом. И брат вдруг оказался рядом. Он приехал на танке без орудийной башни и сказал: «Это тягач, старый, разбитый учебный тягач». А потом посадил его к себе, и где-то внизу под ними начали громыхать гусеницы в такт набиравшему скорость поезду…

Мальчик проснулся от холода. Солнце уже садилось за тучи. Стебли трав прочесывал ветер. Мальчик сел. Какой-то момент он сидел, озираясь и пытаясь понять, где находится. Потом вскочил и побежал через дорогу к воротам казармы. У полосатой будки прохаживался новый, совершенно незнакомый солдат. У забора в ожидании стояли старая дама с картонной коробкой, перевязанной веревочкой, двое мужчин в белых рубашках и красивая молодая девушка в цветастом платье. Он подошел к ним и прижался лицом к забору.

Со стороны казармы показались двое солдат. Они торопливо прошли по дорожке, посыпанной желтым песком, обогнули шлагбаум и подбежали к людям, стоявшим у забора. Первый направился к старой даме с коробкой. Второй тряс руки мужчинам в белых рубашках. Потом из казармы вышел еще один солдат. Мальчик узнал его издали по походке. Это был он!

Мальчик хотел крикнуть, позвать его, но от волнения у него перехватило дыхание. Да звать уже и не требовалось. Братишка его уже увидел, уже улыбнулся, уже спешил к нему. Чтобы не заплакать, мальчик закрыл глаза.

— Вот это сюрприз! Какая радость для меня!.. — услышал он голос брата. Мальчик стоял с закрытыми глазами посреди тротуара, ожидая, что сейчас руки брата обнимут его, оторвут от земли и брат закружит его в воздухе, как это он всегда делал.

Мальчик открыл глаза. И тут же увидел своего брата. Он стоял впереди, в трех шагах от него, обнимая и целуя ту красивую девушку.

— Какая радость для меня! — сказал он снова, перестав на миг целовать ее.

Над городом висело совсем другое, чем над их домом, небо…

Иван Черный

На третьей горит машина

Тревога застала их врасплох. Станда с Романом были заняты эндшпилем, склонившись над шахматной доской. Йирка писал Андуле. Борживой лечил ноги после воскресной танцульки, опустив их в ведро с ледяной водой. Оба водителя судачили про дела в автопарке. Услышав пронзительный вой сирены, парни бросились к тумбочкам и уже на бегу в коридоре затягивали ремни и застегивали гимнастерки. Никто не мешкал. Дежурный мог бы и не подгонять их словами: «Давайте, ребята! Давайте…»

— А… в чем, собственно говоря, дело? — заикаясь, спрашивал Михал.

У лестниц было шумно: шли отделение за отделением. К тревожным завываниям сирены присоединилось мигание красных огней. Их предостерегающий пурпур подстегивал:

— Быстрее! Быстрее! Быстрее!

Борживой еще в казарме проследил, чтобы никто из его солдат не отстал. За дверями казармы их встретил душный летний вечер. Все сразу стали ловить воздух открытым ртом. Йирка, загоревшее лицо которого свидетельствовало о том, что до армии большую часть своей жизни он провел под открытым небом, потянув носом воздух, заметил:

— Грозой пахнет…

— Ваши, видно, уже свечки зажигают, — пошутил кто-то, намекая на его крестьянское происхождение.

— Похоже, будет град… — сказал Йирка, махнув рукой в сторону неба. Он умел по облакам угадывать погоду.

Завитки грозовых туч стояли не шелохнувшись. Духоту, казалось, можно было резать ножом. Долго разглядывать небо не пришлось: рядом с ними затормозила красная «татра». Командир отделения занял место рядом с водителем, остальные прыгнули в кузов. Машина сорвалась с места. Синий сигнальный фонарь предупреждал о том, что машина имеет преимущественное право проезда. Борживой настроил рацию на прием и повторил сообщение диспетчера:

— Взлетно-посадочная полоса A3… Горит самолет…

— А, черт… — прокомментировал водитель, стискивая зубы. На лице у него заходили желваки.

Подавшись к приборной доске, он переключил скорость, дал газ. Машина вздрогнула, проскользнула между ангарами, миновала мастерские, пронеслась по стояночной площадке и влетела на взлетно-посадочную полосу. Позади остались тень навигационной башни и аппаратная, на которой светились буквы фирмы: «ТЕСЛА». Пневматические шины понеслись мимо опознавательных огней. Водитель указал взглядом на черный столб, подпиравший горизонт:

— Вот это фейерверк!

Борживой, не спуская глаз с черного дыма, прошептал:

— Факт! В третьей зоне горит машина…

Он с горечью вздохнул, облизал губы, посмотрел в зеркальце заднего обозрения. За ними спешили водометы, спецмашины, санитарная машина. Над головой трещал вертолет. Водитель поехал прямо на огонь.

— Вот как мы лихо! Первыми прибыли…

Мотор продолжал работать на высоких оборотах. Они уже ясно различали горящий самолет. Борживой привстал с сиденья и громко сказал:

— Похоже на «дакоту».

— В таком огне трудно разобрать, — заметил водитель.

Самолет был окутан пеленой черного дыма. Сквозь тяжелый маслянистый заслон изредка пробивались языки пламени. Водитель остановил машину метрах в десяти от места аварии. Вслед за ними затормозила машина начальника пожарной службы аэродрома. Майор, руководивший операцией по тушению, поторапливал солдат, выскочивших из «татры».

— Комбинезоны! Сержант… Отделению слушать мою команду!

Прибывали все новые подкрепления. Приехала даже передвижная операционная. Все службы военного аэродрома были поставлены на ноги. Со стороны горевшего самолета послышалась серия взрывов. Майор следил за «асбестниками», настойчиво повторяя:

— Главная задача — спасти экипаж! И… в темпе, в темпе!

Борживой быстро занял свое место у пенной пушки. Он бил в самый центр огня. Струи пены прокладывали путь спасателям в асбестовых комбинезонах. Один за другим они ныряли в двери «дакоты», которая раскалилась, как сковородка на плите. Солдаты работали, не обращая внимания на жар. Едкий дым слепил и душил. Около санитарной машины медики уже оказывали помощь пожарнику, который надышался дымом. Сквозь треск огня едва доносились команды майора:

— В кабину экипажа!

Солдаты в комбинезонах из асбестовой ткани пробивались к экипажу, попавшему в плен к огню. Гектолитры гасящей пены убирали с их пути пламя. Наконец им удалось выбить дверь кабины пилотов, которую заклинило. Пожарные отыскивали и одного за другим выносили пилотов в безопасное место. Тут же была проведена блиц-акция: вертолеты со знаком Красного Креста немедленно взмыли в воздух, взяв курс на больницу. Майор обратил внимание на Борживого: тот показался ему слишком уставшим. Майор отдал приказ:

— Смениться, товарищ младший сержант!

— Разрешите, товарищ майор, присоединиться к спасательному взводу.