Дэвид в основном повторил Роберта. Только что он видел капитана Кирсанова. По словам капитана, полковник Арсланбеков прибыл в Бухару вчера утром. Вместе с ним приехали генерал Боярский и полковник Кирюхин. Кирсанов сообщил, что они остановились в доме служащего русского государственного банка Яхневича. Он интересовался, где остановился я, но Дэвид ответил неопределенно: мол, точно еще неизвестно.
За обедом и чаем мы обменялись мнениями о предстоящей встрече с Арсланбековым и его спутниками. Этой встрече я придавал большое значение. Уточнив, какими военными силами располагаем, мы должны были наметить план решительного наступления на большевиков в Туркестане. Составить такой план было нелегко. Противники большевизма преследовали самые различные цели, подчас прямо противоположные. Надо было всех их подчинить одной дирижерской палочке.
Мы проработали до самых сумерек, совещаясь, набрасывая варианты. Кое-что перенесли на бумагу. Когда мы уже заканчивали и собирались ужинать, пришел Арсланбеков. Лицо у него было веселое, темные глаза искрились улыбкой. На нем был тонкий полосатый халат, белая чалма, на ногах — меси[63]. Он поздоровался со мной радостно, как со старым приятелем:
— Приехав в Ташкент, я тоже заболел. Целую неделю провалялся. Думал, уж не тиф ли? Слава богу, обошлось. Оказалось — простуда, но очень сильная. Ну, чтобы больше не болеть и вам и мне! — закончил он, еще раз крепко пожимая мне руку.
Мы поужинали вчетвером. Полковник сообщил о положении в Ташкенте. С беспокойством говорил о том, что убийство Шаумяна и его товарищей вызвало сильное волнение в городе и что большевики теперь, возможно, тоже ответят террором. Я пытался объяснить ему, что его тревога напрасна, что убийство комиссаров — вещь вполне возможная при нынешних обстоятельствах. Но Арсланбеков не согласился со мной, сказал, что это событие может принести вред нашей политике в Туркестане. Я изобразил на лице удивление:
— Какое отношение мы имеем к этому делу? Убивали люди Закаспийского правительства. Надо полагать, они предварительно взвесили всесторонне возможные последствия. И потом, давайте подойдем к вопросу реалистически. Большая группа опытных, закаленных в борьбе большевиков вдруг оказалась у вас в тылу. А вы, допустим, человек, отвечающий за судьбы страны. Командующий войсками… Как бы вы поступили?
Полковник промолчал. Я продолжал:
— Речь идет не о простых сошках, а об известных большевиках, прошедших, как говорится, огонь и воду. Кто такой Шаумян? Правая рука Ленина на Востоке. И товарищи его — тоже известные большевики. Появление их в Красноводске, в пашем тылу… По-моему, это не менее опасно, чем целый большой десант.
— Все равно нельзя было убивать разом всю группу, — возразил Арсланбеков. — Вы сами знаете, я — сторонник решительной борьбы с большевиками. Но и в этом деле следовало соблюсти осторожность. Зачем расстреливать сразу двадцать шесть человек? Неужели нельзя было посадить их в тюрьму и уничтожать по одному?
— Это другой вопрос…
Тут я был согласен с полковником. В самом деле, зачем расстреливать сразу двадцать шесть человек? Такая грубая работа неизбежно должна вызвать недовольство среди населения. Допустим, революция победила в Индии, и власть захватили большевики. И вот они уничтожают целую группу наших видных деятелей, начиная с вице-короля… Разве не поднимет это на ноги всю Великобританию? Конечно, поднимет.
Я попробовал поймать полковника на его же словах:
— Если бы наши знали, то не допустили бы такой неосторожности. По-видимому, не знали.
— Нет, они все знали. Фунтиков лично- говорил с капитаном Тиг-Джонсом. А тот советовался с Мешхедом. Ваши участвовали и при расстреле комиссаров.
— От кого вы это слышали?
— Рассказывал наш человек, прибывший из Асхабада. А ему рассказал Дохов.
В разговор вступил капитан Дейли:
— Может быть, и покушение на Ленина тоже считают нашим делом?
Арсланбеков, сильно дымя папиросой, ответил:
— Этого я не знаю… Скажу, однако, что и это было несвоевременно. Ленин, конечно, первый среди большевиков, организатор революции. Но все равно убийством одного человека нельзя преградить путь революции, напротив, большевики тогда еще больше усилят пропаганду. Ленина надо убить… Но знаете когда? — Полковник снова задымил папиросой и пристально посмотрел на капитана. Видя, что тот не отвечает, продолжил: — Когда начнется решительный штурм твердыни большевизма. Вот тогда, если удастся, нужно прежде всего взять на мушку Ленина и его близкое окружение. А нынешняя попытка… Она только усилит бдительность большевиков, заставит их предпринять контрмеры.
Я отпустил Роберта и Дэвида и остался наедине с полковником. В первую очередь спросил у него, зачем он послал ко мне Кирсанова. Арсланбеков рассмеялся:
— Он вам не понравился?
Я ответил вопросом на вопрос:
— А вам-то он нравится?
— Конечно… Неужели я отправил бы его к вам, если бы он мне не нравился? Это очень интересный человек. Вы не придавайте значения его манере говорить.
— Дело не в манерах.
— А в чем же? Он сказал что-нибудь неуместное?
— С первых же слов начал говорить о деньгах. «Я, мол, работаю за деньги».
— Ха-ха-ха! — Полковник весело рассмеялся. — Надо было сказать: «Не валяй дурака».
— Это уж лучше вы сами ему скажите. Повторяю: я не желаю больше его видеть!
Полковник сбросил пепел на поднос и медленно заговорил:
— Помните, мы намечали создать террористическую группу? Для такой группы лучшего руководителя, чем Кирсанов, вы не найдете. На язык крепок, свое дело знает. Если вы рано или поздно встретитесь с майором Бейли, он вам многое расскажет о Кирсанове.
Я перевел разговор на другое:
— Читал гостинец, который вы привезли бухарцам. Это вы хорошее дело сделали! Эмира нельзя оставлять в покое. Нужно систематически взвинчивать ему нервы. Пусть почувствует, что судьба его висит на волоске!
— Мы приготовили ему еще один подарок.
— Какой?
— Среди большевиков в Новой Бухаре есть наши люди. С их помощью мы намерены провести демонстрацию против эмира. Отличный повод: сегодняшние беспорядки… Завтрашнее зрелище. Может быть, удастся устроить что-нибудь в Керки и в Термезе. Вслед за этим мы думаем бросить пару бомбочек во дворец эмира. Что вы на это скажете?
С эмиром в самом деле следовало быть решительнее. Он и его люди все еще не расшевелились. Кругом бушует пламя, идет жестокая борьба, а он ездит на охоту, справляет пир за пиром. Чем, если не страхом, можно привести в чувство такого человека? Все же я не дал полковнику определенного ответа, сказал:
— Я еще не встречался с эмиром. Может быть, он сам поймет, что судьба его зависит от пас?
— Не думаю. Наши снова посылали к нему человека. А он твердит старую песенку: «Пока большевики не будут оттеснены за Самарканд, я не могу вынуть саблю из пожен».
— Вот как?
— Да… О вашей политической линии в Туркестане он тоже отозвался не очень лестно. Сказал: «Ждут, чтобы нас крепко побили, а уже потом придут на помощь». — Я недоверчиво посмотрел па полковника. Он быстро добавил — Я поддерживаю контакт с одним лицом, которому эмир доверяет свои самые заветные мысли. Если сомневаетесь, я могу подарить его вам!
Мне хотелось поговорить с полковником начистоту. Он все больше нравился мне. Умный, очень умный человек! Может проникать в самые непредвиденные места — сильный разведчик… С таким можно сделать многое. Перед отправлением из Мазари-Шерифа я получил из Мешхеда подробные данные об Арсланбекове. Им пытался завладеть в Ташкенте и сэр Макартнэй. Но ему не удалось… Может быть, удастся мне? Как бы там ни было, стоило еще раз забросить крючок. Момент был исключительно подходящий. Полковник сам открыл мне путь. Я небрежно улыбнулся:
— Если при каждой встрече будете дарить мне одного за другим своих людей, смотрите, как бы вы сами…
— За меня не беспокойтесь, господин полковник. В тот день, когда все успокоится, я сменю специальность. Пойду преподавателем в какой-нибудь институт.
63
Меси — мягкие сапоги, которые носят обычно люди духовного звания.