Все мы прошлись. Девять секунд! Если бы я затормозил, если бы задумался, то не только на мне — на ребятах, на Проф-Хоффе, на лаборатории и всём матричном клонировании лежало бы несмываемое пятно. «Подозрение в убийстве». Это перечеркнуло бы десятилетия работы. Это стало бы концом целого направления.

— А вот это и будет твоим следующим заданием, — ответила Леди Кетаки. — Я хочу, чтобы ты это выяснил. Все «почему» об этом человеке и его поступках. Всю правду.

Дело № 2

Оранжевый, фиолетовый и жёлтый

— Добрый вечер!

— Лучше просто поздороваться.

— Почему? А, ну, да… Гм… Здравствуйте!

— И тебе не болеть! Рэй, давай ты сразу признаешься, какие выпуски успел посмотреть!

— …

— То есть, ты вообще ничего о себе не смотрел? «Шесть процентов правды»?

— А, это… Я смотрел, конечно. Их же везде ставят! Видел что-то…

— И полные версии?

— Полные версии?

— По каналу идёт анонс. А в моём блоге лежат все интервью, без купюр, полные версии.

— Да?.. Буду иметь в виду. Нет, я не смотрел полные версии. Только в ньюсах, и то чуть-чуть.

— И что успел увидеть?

— Так сразу не вспомню… Лейтенанта Нортонсона. И ещё ту девушку… Ну, ту, которая погибла.

— Джил Коста.

— Да, Джил… Джил Коста.

— Такая трагедия! У меня в голове не укладывается. Абсурд! Выучиться на астрогеолога, вернуться домой — и умереть из-за человека, у которого шарики за ролики заехали. Он ведь сошёл с ума, верно?

— Я слышал, что он её принял за погибшую… за женщину, которая погибла и которую он знал… и… В общем, он…

— Сорвался.

— Да, сорвался.

— А потом напал на моего коллегу и на тебя.

— Вы лучше меня всё знаете!

— Мы договорились, что будем на «ты».

— Да? Не помню…

— Когда мы с тобой познакомились, Рэй. Я попросил тебя не «выкать» со мной.

— Извините… Извини. Вылетело из головы. Столько всего произошло!

— А тебя это не слишком смущает?

— Что именно?

— Что ты обращаешься к людям здесь на «вы»? А они к тебе — на «ты». В русском языке это большая разница! Тебя это всё не огорчает? В английском-то, например, такого нет!

— А в немецком и французском есть.

— А разве в немецком это не отменили? Последняя реформа…

— Ну, её только-только утвердили.

— А в китайском не утвердили, и всё равно почти не пользуются… Так всё-таки — это мешает?

— Нет. Я даже рад, что на «Тильде» русский, и что в русском это есть: «вы» и «ты».

— Рад? Тебе нравится унижаться?

— Это не унижение! Это…

— А что тогда унижение? Одежда такого цвета, что глаза могут лопнуть? Кнопка? Что каждый может тебя убить?

— Отключить.

— Ты это так называешь. А я не могу назвать это иначе как убийством!

— Ну, не надо так!

— А как надо? Ты же умрёшь, если я ткну в эту кнопку! Перестанешь чувствовать, думать, дышать… Правильно?

— Да. Перестану.

— Значит, это убийство!

— Хорошо, это убийство. Ты прав. Я уязвим, и это очень неприятно. По сравнению с кнопкой, «вы» вообще не задевает. Хочу сказать, правильно, что есть это самое «вы». Потому что разница существует, и делать вид, что её нет, это…

— Это удобно для всех, кроме тебя.

— Да, наверное.

— Я тебя очень хорошо понимаю, Рэй! Делать вид, что всё нормально, это ничего не решает. Проблема остаётся. Но ты сам, ты веришь, что однажды тебе вернут все права?

— Что это изменит? Всё равно я не человек!

— То есть как? Ты выглядишь как человек, чувствуешь то же, что и другие люди, тебе не нужна сеть или техосмотр. Если ты заболеешь, то пойдёшь к врачам, а не программистам или, скажем, ремонтникам ОБ!

— Это не делает меня человеком.

— А что делает?

— Слушай, Ирвин, ну это же очевидно!

— Расскажи.

— А ты не знаешь?

— Рэй, нам интересно услышать твою версию. Из первых рук, так сказать.

— У меня не первые руки, а вторые. Меня собрали, а не растили, если уж сравнивать. У меня не было ни детства, ни отрочества — только базовая личность, как прим-эго у камиллов. Я три года думал, что попал в аварию, что у меня амнезия. Я вообще всему учился с нуля! Этого недостаточно?

— Недостаточно для чего? Есть люди, которые попадают в аварии и теряют память, им заменяют части тела и учат заново. Значит, они перестают быть людьми?

— Ну, почему сразу так! Изначально же они были людьми!

— То есть дело только в этом? В происхождении? А чего ты сам достиг — не важно? Знаешь, чем это попахивает?

— Я не говорю, что это не важно. Всё важно! Но… Пойми, меня очень старались сделать похожим на человека. Я точная копия. Стопроцентная копия. Но всё равно не человек!

— Из-за кнопки? А если бы её не было? Давай, представим, что её нет. Ты живёшь здесь без этой дурацкой кнопки. На равных со всеми. Ты бы смог почувствовать себя человеком?

— …

— Хорошо, сформулирую вопрос иначе. Если бы не было «Кальвиса». Если бы всё пошло по-другому — ты бы смог стать человеком?

— Откуда я знаю?

— Ты же…

— Я — это сумма опыта, включая то, что произошло со мной после «Кальвиса». Если бы ничего не было, я был бы другим… И наверное, знал бы ответ. А сейчас я знаю, что я не человек! Мне бы хотелось избавиться от кнопки. Потому что напрягает, когда тебя могут отключить. Но это не сделает меня человеком. Я всё равно буду помнить, кто я, — даже без кнопки. Я знаю, кто я, и не хочу притворяться!

— Можно пожать тебе руку? Я до нашего сегодняшнего разговора немного сомневался. А вот теперь понимаю, почему камрад Кетаки выбрала тебя.

— Спасибо…

— Да не за что! И уж коли мы заговорили об андроидах Б-класса, скажи, а что ты думаешь о «зловещей долине»?

— Я вообще о ней не думаю.

— Совсем? Когда ты видел Б-класс, тебе ничего такого в голову не приходило?

— Я их видел всего несколько раз. В лаборатории, где мы жили, были только камиллы. И несколько автоматов — уборщики в основном.

— Так специально сделали?

— Откуда я знаю!

— То есть ты никогда не задумывался об этом?

— Я знал про Б-класс. Я же говорю, нам пришлось учиться всему!

— А потом был «Кальвис». Как ты это воспринял?

— Я испугался. Мы все испугались!

— «Что теперь с нами будет» — вы об этом думали?

— Да, конечно. Мы ждали, что проект закроют…

— А вас «отключат».

— В конце концов, нам приделали кнопку.

— Ты скучаешь по своим братьям? Ты ведь не один там был? Нормально, что я называю их твоими братьями?

— Да мы сами так друг друга называли! Мы всему учились вместе. Вообще всё делали вместе. Так что братья, да.

— А сёстры?

— Что — «сёстры»?

— У вас были сёстры? Я когда только-только узнал про А-класс профессора Хофнера, сразу подумал про искусственных женщин. Ведь можно было…

— Вот поэтому их нет.

— Потому что «люди для людей»?

— Правило «Люди заботятся о людях» — это следствие другого правила. Которое само является следствием запрета на искусственное воспроизведение.

— Но ведь ты со своими братьями — новый человек, полученный искусственным путём!

— Я не человек, во-первых. Потому что меня произвели. Сделали. Спроектировали всего — от носа до черт характера.

— Но потом ты развивался.

— Это не важно.

— Ну, знаешь ли… А во-вторых?

— А во-вторых, если говорить начистоту, я бесплоден.

— Как и я. Как и все те, кто слишком долго работал снаружи. И что?