— Вообще-то я работаю…

— А потом поработаешь. Со мной. Лично. Идёт?

Фокус удался! Раньше его проделывали со мной — кажется, в первый раз я провернул сам, предложив в качестве «награды» желательный для меня вариант развития событий. Йохана подкупала возможность побыть журналистом — такого случая он упустить не мог.

— Скажешь Саласару, что будешь ему ассистировать, — добавил я, предвосхищая возражения. — Ну?

— Да, конечно, — он подошёл к коллегам, сидящим за операторским пультом, негромко описал ситуацию — со своей точки зрения.

Я услышал то, что ожидал: о нашем знакомстве, о совместной работе в одной группе, о подготовке к интервью… Давняя ссора, которой у нас всё закончилось, осталась за кадром. Что он мне сказал тогда? Назвал «андроидом, который не знает, что такое любовь»? Как это смешно теперь!..

Я чувствовал его смущение — в скрещенных предплечьях, в дистанции, которую он держал. Похоже, Йохан опасался, что я держу на него обиду за то, что между нами было. Он ведь пытался через меня вызнать подробности о Нане Фицджеральд, которая ему нравилась… И нравится до сих пор.

— Ты помнишь семнадцатое марта? — начал я, едва мы зашли в его кабинет.

Поняв, что меня интересуют дела недавние, он успокоился, опустился в кресло — и наконец-то перестал напоминать паникующего палочника: расплёл конечности, расправил плечи.

— Понедельник? — уточнил он.

Я кивнул.

— Я был у Дозорных Восточного сектора — весь день.

— Зачем?

На его лица проявилось сначала удивление, а потом он явно начал что-то подозревать: прищурился, сдвинул смешные детские брови.

— Для того чтобы узнать, зачем я там был, не обязательно встречаться со мной лично…

Я сел напротив, положил ногу на ногу.

— А чтобы узнать, зачем ты там был так долго? Весь день просидел…

Он продолжал ломать комедию:

— Сбор рабочего материала иногда занимает очень много времени!

— Какой именно рабочий материал понадобился тебе в дозорном отделе другого сектора?

— Я сейчас занимаюсь ремонтажом учебных программ…

— Для нового выпуска, — перебил я. — Это, ты прав, можно узнать и без личных встреч. Вот только расскажи мне, как одно связано с другим?

Поняв, что его разоблачили, он снова замкнулся — и начал елозить в кресле.

— А что нельзя?

Я вздохнул. Что ж, тут никаких неожиданностей — даже в том, что Йохан далеко не сразу признается в том, чем занимался на самом деле! Он был до того предсказуем, что показался мне марионеткой, что делало меня кукольником, а вот это уже неприятно.

— Считай это дружеским советом. СПМ не занимается тобой только из-за того, что случилось. И спамеры будут ещё долго с теми, кто пострадал… Но потом ресурсы появятся, и тогда за тебя возьмутся всерьёз. Понимаешь, завязывать отношения со знакомой камрада Фицджеральд — самое последнее дело. Неужели ты думал, что никто не догадается, зачем это всё? Если ты не можешь это прекратить, если не можешь оставить её в покое, это прекратят другие. Ради неё и ради тебя…

Он отвернулся.

— Ты это пришёл мне сказать?

— И это тоже.

— Я не мешал ей! — тихо сказал он и внезапно побледнел. — Я мог?!

— Нет, конечно, нет! Ты что! — рассмеялся я, стараясь, чтоб мой голос звучал беспечно. — При чём здесь это?

— А я мог? — продолжал упорствовать он, неправильно истолковав моё появление и всё остальное.

— Нет. К тому, что случилось, ты не имеешь ни малейшего отношения! — торопливо разъяснил я, покрываясь холодным потом.

«Может, хоть это его встряхнёт», — промелькнула у меня мысль, и тут же сменилась страхом — а что если Йохан возьмёт на себя ответственность? И будет всё так, как описывал Ниул! Контроль-аддикту не сложно принять вину за катастрофу — он ведь мог, значит, так всё и было…

Похоже, обошлось: опасная идея оставила его.

— Я понял, — сказал Йохан, снова расслабляясь, но по прежнему избегая смотреть мне в глаза. — Туда я больше не приду туда, и вообще… Я понял.

Показная небрежность сменилась задумчивостью: увидев с новой точки зрения произошедшее в понедельник, он уже не мог отмахиваться от того, что его мания безобидна. «Надо же: для этого понадобился целый астероид!»

— Вот и хорошо! — бодро заключил я, поднимаясь. — А теперь — интервью. У тебя это в первый раз?

— Нет, — смущённо улыбнулся он, вставая вслед за мной. — Но с такой знаменитостью — впервые.

— Тогда поздравляю с новыми ощущениями! — и я покровительственно похлопал его по плечу.

Сара говорила похожее перед тем, как запустили станцию.

Сара, оказавшаяся проницательнее, чем я мог предположить.

Она ведь тоже не пострадала — всерьёз. У неё никто не погиб из родных и близких друзей. Как у Йохана. И у Ирмы. Нехороший паттерн!

Прекращение

— Вы были в группе спамеров?

— Нет, я для этого недостаточно…

— Опытен?

— Недостаточно силён. Мои близкие пострадали. Я еле с этим справился…

— Понимаю… Ой, простите!

— Ничего. В общем, для спамеров я недостаточно крут. Но, надеюсь, был полезным!

— Кто это? — поинтересовался семейный партнёр Ирмы, отвлекаясь от кормления одного из отпрысков.

— Знакомый, — пояснил я.

— Я раньше его не видел, — признался он и наклонился над коляской, стоящей с другой стороны.

Спящий младенец продолжал посапывать.

— Может, это рождение новой звезды! — пошутил я: даже детям было понятно, что Йохан выглядит нелепо, стесняется камеры и не знает, куда девать ноги.

Он запинался и даже заикался иногда. Да уж, ему и впрямь лучше оставаться невидимкой и сидеть за операторским пультом!

— Дядя смешной! — заявила малышка, сидящая за соседним столиком. — Рэй — красивый! Очень-очень!

Я её вспомнил: зелёные глазищи, чёрные кудряшки… Поклонница, которая «подождёт». Помахав ей, я обменялся понимающими взглядами с её мамой, и вдруг ощутил радость. Не сразу я осознал, от чего это. Я ведь не знал их фамилии, не мог проверить… Только так и смог убедиться, что они в порядке!

— Меня тоже поставили принимающим, — признался родитель. — Но только на три часа разрешили. Разве этих мартышек надолго оставишь! — и он с нежностью взглянул на жующего сына.

Другого кормила Ирма — непривычно молчаливая. Даже гриву свою она увязала, и потому казалась ниже и как будто незаметнее… «Синдром профессиональной гиперответствености», — значилось в той части её профиля, который был доступен специалистам. Но я понимал, что дело в другом.

Она жалела о своей вражде с Главой. Особенно с таким — ещё утром вездесущий Саласар предъявил тильдийцам тот факт, что Ниул Ярхо был на «Эльвире», когда там произошла катастрофа, и участвовал в ликвидации. По понятным причинам ни он сам, ни журналисты не вытаскивать эту подробность во время избирательной компании. Тогда это было лишним и даже неприличным, теперь же обстоятельства изменились. Все предшествующие поступки Главы начали трактоваться соответствующим образом, а само устранение последствий перестало казаться «феноменальным». «Перестраховщиком» его уже никто бы осмелился называть. Это с одной стороны, а с другой — критика его политики тут же обрела оттенок ребячества, и это ещё мягко! «Он знал, он понимал, а мы…»

— Кстати, сегодня двадцать второе марта, — заметил мой собеседник, прочитав пришедшее сообщение.

— И что? — нахмурился я, не понимая его намёка.

— Ровно год с прошлой СубПортации, — пояснил он, но я был слишком занят размышлениями о подоплёке того и этого, чтобы уловить, к чему он клонит.

— Мне тут написали, что сегодня — день твоего рождения, — сказал он, сдавшись. — Пошутили?

— А. Да. То есть, нет, не пошутили, — я вынырнул из своих тяжких дум и вспомнил про тот разговор с Юки, в котором мы выбирали «правильную» дату. — Получается, что так… А что?

— Ни-че-го, — продекларировал он, быстро набирая ответ.