Вот только поведение у него было другим — более уверенным. И акцент слабее. И, кажется, простуда.

— Имя-отчество своё назовите, пожалуйста.

— Родион Чарльзович Хофнеров, — повторил я.

— Родион… — задумчиво пробормотал полицейский.

«Ну, вот, сейчас опять начнётся», — обречённо подумал я.

— А почему не Романович? — прищурился полицейский.

— Потому что вы не Порфирий Петрович, — нервно отозвался я, и осознал, что шутка впервые пришласьвпору: передо мной был, действительно, полицейский и может быть даже следователь.

Хёгенминов на мгновение задумался, как будто обиделся, а потом хрипло рассмеялся. На мгновение я испугался: а вдруг его, правда, так зовут? Но табличка на столе свидетельствовала: «Хёгенминов Хаким Ноэлинович. Старший лейтенант».

— Хорошо сказал… Так что у вас стряслось?

— Паспорт у меня украли.

— Беда-то какая! — сочувственно воскликнул полицейский, покачав головой.

— И все документы, — добавил я.

— Прямо все? — он внимательно посмотрел на меня.

— Военбилет, свидетельство о рождении, — принялся перечислять я. — Карточку из банка, куда мне зарплату начисляли… Я уже заблокировал.

— Молодец, — кивнул он.

— Что-то ещё было… Визитки всякие, скидочные карты…

— Пропуск, — подсказал он.

— Нет. Пропуск у меня магнитный, я его в кармане ношу. В заднем.

— А права?

— У меня нет машины.

— Понятно, понятно… Ну, и что, будете восстанавливать?

— Конечно! — воскликнул я. — Что, разве можно без паспорта?

— Нет, без паспорта нельзя… — согласно кивнул полицейский и протянул мне чистый лист бумаги. — Пишите заявление.

— А кому? Как?

— В свободной форме. Где, когда, как украли… Когда, кстати, украли?

— В понедельник. Утром, — быстро ответил я.

— А почему только сейчас обратились?

— Думал, что забыл… Потерял в своих вещах…

— Понятно… Пишите-пишите!

Описание моего несчастья не заняло много времени. По размышлении, происшествие было признано кражей, а тот момент, когда меня толкнули по дороге в метро — точным временем преступления. Я добавил, что по привычке носил всё в одной кожаной папке, а свидетельство собирался вытащить, но всё время забывал.

— Вот, — я протянул листок — и тут же полез в сумку. — Я совсем забыл! У меня же есть ксерокопия паспорта! С работы!

— Ну, это совсем хорошо, — прищурился Хёгенминов, принимая бумаги. — Надо же, какая фотография смазанная! Лица совсем не различить!

Я подумал о том, что в оригинале человек на снимке вообще не похож на меня-нынешнего. Как будто из другой жизни… Только это точно была лишняя информация!

— А военный билет? — уточнил он.

— Я комиссован по состоянию здоровья. Порок сердца.

— Это плохо, — отозвался полицейский, продолжая изучать ксерокопию паспорта, сделанную заботливой Эммой Устиновной, и было не понять, в чём «плохо»: в освобождении от несения службы или в заболевании. — А прописан ты, значит… Это далеко! — он сочувственно посмотрел на меня. — Сколько на поезде? Пять дней?

— Четыре… Но это смотря какой поезд. Можно и шесть кататься!

— Ну, это да… — он положил распечатки на стол и пригладил их.

Рука у него оказалась неожиданно маленькая, почти женская, если не считать густой поросли чёрных волос на тыльной стороне ладони.

— Если бы у вас только паспорт украли, то можно было бы и здесь восстановить. Долго, особенно сейчас, под новогодние, но всё равно… А так придётся ехать, — и он ткнул пальцем в запись о прописке.

Я закрыл лицо рукой — пока со стороны это не услышал, не смог до конца поверить.

— Да не горюйте вы так! — в его простуженном голосе зазвучала забота. — Это же не здоровье потерять! Я сейчас выпишу талон, что вы к нам обращались. И копии тоже возьмите — предъявите в поезде. Поездом же поедете?

— Ну, да, — подтвердил я. — Самолётом дороже выйдет, тем более не заранее покупать буду…

— Ну, как сами решите… Но мой совет: возьмите билеты так, чтобы приехать после десятого.

— Почему? — удивился я. — Сегодня девятнадцатое, и я успею…

— Что вы успеете? — усмехнулся Хёгенминов. — Даже если самолётом… Там половина в отпусках, половина пьют. Раньше десятого никакое дело начинать смысла нет! Что сейчас в ЖЭКе творится или в паспортном столе… Новый Год, понимаете, Новый Год, — со значением произнёс он. — У нас тоже скоро начнётся. Отпуска себе повыписывали на последнюю неделю, и с двадцать четвёртого, с понедельника, начнётся… карнавал. Так что посидите тихо. Дома. Я ж вижу, что не маньяк какой-нибудь!

Мы вместе рассмеялись, и я ощутил что-то вроде облегчения. Пока он выписывал обещанную справку, я оглядывался у него в кабинете. Не слишком просторное помещение было рассчитано на трёх человек, но два других стола пустовали. Я особо отметил шкаф, набитый «указами» и «кодексами». На средней полке на видном месте красовался корешок с золотыми буквами: подарочное издание «Преступления и наказания».

На подоконнике скучал цветущий запыленный кактус — брат «приговорённой» пальмы из приёмной. Над каждым столом висела карта города и портрет: президент над одним, министр МВД над другим, а вот Хёгенминова охраняла икона с Георгием Победоносцем, который пронзал тонким серебряным копьём печального крылатого змея цвета старой зелёнки.

— Распишитесь здесь, — полицейский пододвинул ко мне толстую тетрадь.

Я оставил свою подпись под лаконичным описанием своих бед. Мельком перечитал — всё верно, да и что там сочинять?

— А вот это не потеряйте, — Хёгенминов протянул мне бумажку с печатями. — И запишите мой телефончик.

— Давайте я сразу в телефон, — я достал свой потрёпанный смартфон. — А мой вам нужен?

— Обязательно.

Мы обменялись номерами.

— Спасибо! — поблагодарил я на прощание. — Я не ожидал, что вот так будет…

— А как ожидали? — уточнил полицейский.

— Ну, я не знаю, — я пожал плечами. — Грубее, что ли…

— А повод есть? Я могу и грубее, если хочется.

— Нет, спасибо… С наступающим! — я повернулся в сторону двери.

— Ага, с наступающим, — Хёгенминов почему-то посмотрел на свою икону. — Родион Романович!

Я вздохнул, но промолчал. Имя у меня было провоцирующее, и я его не любил. Но кто бы захотел звать меня «Рэем»?..

Клуб

Старший лейтенант Хёгенминов рекомендовал мне «поменьше светиться на улице», потому сразу после вокзала я поехал к друзьям забирать долг, рассчитывая в один день завершить два важных дела.

Покупка билета оказалась едва ли не подвигом — я и забыл, каково покупать «вживую»! Раньше как-то обходился, благо интернет вкупе с кредитной картой позволял почти всё. Однако, процент, прибавляемый посредниками и, в общем-то, вполне справедливый, теперь выглядел неоправданно высоким. Многое теперь выглядело иначе — за чертой обыденности. Как будто я провалился в какой-нибудь сумрак или параллельный мир, и начал видеть привычные вещи под новым углом.

Мне пришлось прийти самому — и увидеть это: душный кассовый зал, забитый людьми, сумками и шумом. Каждый второй разговаривал по мобильному телефону, каждый первый — с каждым третьим. И почти все они орали: от переизбытка чувств или просто, чтобы быть услышанными, так что над головами у них висели клубы пара.

Накануне Нового Года очереди в кассы выглядели бесконечными. Я не сразу нашёл «крайнего» в этих человеческих уроборосах! Некоторые «покупатели», кажется, не понимали русского языка. А может так устали, что разучились что-либо понимать.

Я не очень хорошо умел определять национальность, но Средняя Азия преобладала. Грязные усталые люди восточной внешности были либо слишком шумными, либо подавленными настолько, что даже продвижения своей очереди не сразу замечали. Славяне тоже попадались — вообще, это был тот ещё Вавилон, правда без чёрнокожих и китайцев. И легко можно было отличить сезонных рабочих от просто иногородних: последние выглядели бодрее и оптимистичнее, а намечаемая поездка явно приходилась на праздничные дни, оплачиваемые по КЗОТу и вообще «законные».